Травля

Джек терпеливо сносил свое заключение, приняв твердое решение заняться самоконтролем, обуздать свой гнев и злость, которые все чаще брали над ним верх. Он оказался здесь по такой глупой причине — не справился со своей яростью. Эта была слабость, которая в нем росла, и которой он не придавал должного значения. И вот к чему это привело. Ведь он мог и так расправиться с Джошем Муром, по-тихому, не компрометируя себя, как делал всегда. И разобраться с отцом.

Всего лишь мгновение слабости — и это могло стоить ему всего. Кэрол, сына, карьеры, свободы, жизни. Всего лишь несколько секунд, которые разрушили все. Словно он выстрелил и в себя тоже.

Снова роковая ошибка, после которой ему надо все исправлять. Что-то он стал допускать много таких ошибок. В последнее время он только тем и занимается, что пытается исправить последствия и все наладить. Джек дал себе слово, что больше никаких опрометчивых поступков. Только взвешенные, тщательно продуманные на холодную голову решения. И держать себя в руках. При любых обстоятельствах. Но легко сказать…

Пока в тюрьме относились к нему благосклонно, даже с почтением, и начальник тюрьмы, и надзиратели. Заключенные его тоже не трогали. Во-первых, он всегда защищал и дрался за таких, как они, все об этом знали, и это поддерживало мнение, что он на их стороне, а не на стороне закона. Многие считали за честь подойти и пожать ему руку, выражая свое уважение и признательность. Во-вторых, его и без этого бы никто не тронул, потому что он был под защитой самых влиятельных криминальных авторитетов. Его связь с криминальным миром на самом деле не была мифом, выдуманным с целью омрачить его репутацию, как считали многие. Он тщательно скрывал эту связь, как и его отец, который его этому и научил.

У него была двухместная камера с миролюбивым соседом-интеллигентом, куда его великодушно поместил начальник, а также ряд привилегий, недоступных ни для кого из заключенных. И не только связи и авторитет ему в этом помогли — деньги играли не последнюю роль, особенно когда дело касалось надзирателей.

Начальник каждый день приглашал его в кабинет для игры в шахматы и бесед. Ему немедленно передавали сообщения из Чаучилла, где содержалась его жена. Его адвокат Зак Райли мог звонить ему в любое время, кроме времени после отбоя.

Но все это могло закончиться, если его признают виновным и осудят. Тогда все изменится.

Если его осудят, ему грозит пожизненное, смертная казнь или многие годы за решеткой. Пока есть шанс, что он выйдет, никто не желает с ним ссориться. Ни сотрудники тюрьмы, ни его друзья-бандиты. Последние — потому что он и его адвокаты, его юридическая фирма, им нужны, тюремщики — зная о его злопамятности и мстительности. Если Джек Рэндэл выйдет на свободу — а в этом многие не сомневались — то лучше при этом стать его другом, чем врагом. Поэтому начальник тюрьмы и был к нему так добр, подстраховывался, предпочтя воспользоваться случаем и подружиться со знаменитым Рэндэлом. Это может принести пользу, благодарность Рэндэла — это лучше, чем его неприязнь. Ну, а в случае, если Рэндэл все-таки не выкрутится — начальник тоже ничего не потеряет.

Джек все это прекрасно понимал. Как и то, что если его все-таки закроют, и очень надолго, все изменится. Его переведут в тюрьму первого уровня, где содержатся опасные преступники. Криминальные друзья, может, и не бросят его, обеспечив защиту, так как его фирма и адвокаты все еще могут быть им полезны, даже если он сам будет за решеткой. А может, он станет им не нужен, и они найдут других. Ведь его адвокаты — это не он сам. И неизвестно, что станет с его фирмой без него.

Все его связи и власть держались на его силе, возможностях, «нужности» важным и сильным мира сего, а отнюдь не на любви к нему. Если он упадет и не сможет встать снова на ноги так же крепко, как стоял, если перестанет быть полезным и нужным, потеряет свои силы и возможности — все эти связи и могущественные друзья и партнеры исчезнут. Таким людям слабаки не нужны. Если он позволит запереть себя за этими решетками на десятилетия, он безвозвратно утратит свой авторитет. Он перестанет быть сенатором, непобедимым адвокатом… Перестанет быть Джеком Рэндэлом, каким его все знали. Он будет всего лишь заключенным, которому, скорее всего, не суждено будет выйти когда-нибудь на свободу. А даже если и выйдет через десятки лет — о нем, к тому времени, уже и не вспомнят. А если и вспомнят, то так — «О, этот старик и есть тот, кто когда-то был знаменитым Джеком Рэндэлом, кумиром мира юриспруденции, которого самого упекли за решетку. Который защищал успешно всех, а себя не смог, потерпев свое единственное поражение». О да, такой крах не забудут. Его поражение будет громче, чем все его победы.

Лучше уж быть застреленным Спенсером, как предрекала Кэрол, чем такой позорный и бесславный конец.

Но пока он еще был самим собой, Джеком Рэндэлом, с которым все считались, он еще был силен и дрался за свою жизнь. Все, и друзья, и враги, наблюдали за этим. Если он выиграет эту битву, он станет еще сильнее. Если нет — он останется один издыхать медленной смертью под кустами, как поверженный и смертельно раненный лев. Если его не добьют, растерзав. Но «издыхать под кустом» или позволить себя растерзать он не собирался.

Как всегда, он держался уверенно, как будто и не сомневался в своей победе. И эта уверенность оставляла все меньше сомнений и у окружающих.

Все с самого утра поздравляли его с рождением дочери.

Вчера вечером Зак сообщил ему, что Кэрол пришлось прооперировать, она потеряла много крови, организм истощен и очень ослаблен, но серьезных опасений врачи не высказали. С ребенком тоже вроде все было хорошо, если не считать, что родился на месяц раньше положенного.

Джек успокоился, потому что сообщение Торес о том, что начались роды и с Кэрол что-то явно не так, напугало его. Не долго думая, он отправил туда бригаду врачей со всем необходимым, не рассчитывая на помощь тюремной больницы.

А потом Зак порадовал его, сказав, что Кэрол передала для него целую тетрадь со своими записями, и что она захотела, чтобы он сам назвал дочь. Но с этим Джек решил повременить, пока не получит подтверждение, что это действительно его дочь. Утром у него тайно взяли соответствующий анализ, и результаты не заставили себя ждать. Уже после обеда ему позвонили и сообщили результат — новорожденная была его дочерью.

Джек сам не ожидал, что это его настолько сильно обрадует. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть малышку. Дочку. Почему-то ему думалось, что она должна быть похожей на Кэрол, именно так он себе ее представлял. Белокурую, с вьющимися волосиками, с огромными прозрачно-голубыми прекрасными глазами. Когда Зак вернется, он должен был привезти ее фотографию, Джек велел ему съездить в больницу и сфотографировать малышку. Келли. Келли Рэндэл.

Ее должны будут выписать через месяц. К тому времени Джек рассчитывал выйти на свободу. Он сам заберет ее домой. Надо уже сейчас заняться поисками няни. Он ни за что не останется с таким младенцем один на один. Поиски подходящей няни он поручит Саре, своей секретарше. Она, женщина и мать двоих сыновей, лучше в этом разбирается. Он в нянях ничего не смыслит, для Патрика они няню не нанимали, Кэрол сама им занималась.

А потом он вернет своим детям их маму. А себе — любимую жену.

И они начнут все сначала, как договорились, забыв обо всем, что стояло между ними.

Джек сам не замечал, что улыбается, размечтавшись о будущем, которое сам себе нарисовал, сидя во дворе под моросящим дождем в сторонке ото всех. Невидящим взглядом он наблюдал за играющими в баскетбол заключенными, украдкой курил, пряча сигарету в ладони. Надзиратель делал вид, что не замечает этого. Заключенные занимались своими делами, не обращая на него никакого внимания. Рядом с ним сидел его сосед по камере, Энтони Хоуп, тихо и молча. Он старался быть ненавязчивым, чтобы не мешать и не надоедать Джеку, и пока тот сам не выявит желание пообщаться, не лез к нему. Джек знал, что он боится заключенных, и не возражал, что он ходит за ним по пятам, ища защиты. Это был ничем не приметный на вид мужчина лет сорока, в круглых очках, с лысеющей шевелюрой и заметным брюшком. Но Джек с первого дня знакомства понял, что он обладал колоссальным интеллектом, и проникся к нему симпатией. К тому же, он был просто идеальным соседом, тонко чувствующим его настроение, знающий, когда надо помолчать, а когда поговорить.

Сегодня было воскресенье, у начальника тюрьмы был выходной, а это значило, что партии в шахматы не будет. Джек любил шахматы, а вот сам начальник его раздражал. Он понимал, что тот рассчитывает на его благодарность после того, как он будет освобожден. Джек видел насквозь его лицемерие. Как и его людей. И надзиратели, и начальник в его глазах выглядели стервятниками, которые с опаской кружили над ним, гадая, падет ли он. Конечно, если бы это и случилось, им его потерзать все равно бы не удалось, потому что его бросят в другую клетку, в другую тюрьму, уже поверженного и побежденного. Но этому не бывать.