Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Траян. Золотой рассвет
Шрифт:

* * *

В первые дни после ухода в отставку Ларций чувствовал себя отвратительно. Летом, осенью, даже зимой пятого года, когда войска шли к Сармизегетузе, осаждали Сармизегетузу, он несколько раз порывался написать императору. Хотел обратиться с просьбой вернуть его в армию, но всякий раз его что-то удерживало. В душе боролись воспитанное с детства желание отличиться в войне, поучаствовать в разделе добычи, и память об оскорблении, которое мимоходом нанес ему император. За кого же Ульпий Траян держит его, если счел возможным с такой легкостью приказать подчиненному забыть о чести? Правомочен ли даже такой император как божественный Марк с пренебрежением относиться к слову, которое дал его офицер пусть даже

и варварскому царю? Ощущение прилипшей к рукам грязи донимало Ларция всякий раз, когда он испытывал неодолимую охоту к перемене мирного житья–бытья на военные невзгоды. В такие дни Ларций не мог места себе найти. В голове не укладывалось, почему древний полководец Марк Аттилий Регул счел постыдным нарушить данное карфагенянам слово, в чем его поддержали сенат и римский народ, а ему, Ларцию Корнелию Лонгу, волей императора отказано в честном поступке? Что за новомодные веяния поселились в Риме? С какой стати даже такой великий человек, как Траян, возомнил о себе более, чем об обыкновенном смертном?

Перед тем, как попроситься в отставку Ларций посоветовался с Эвтермом. Спросил – в силах ли пусть даже и божественный, но рожденный смертным цезарь, освободить его, исконного римлянина, от клятвы? Нет, ответил Эвтерм, не в силах. Вот и я так думаю, признался Ларций. К тому же устал. Надоело попусту махать мечом, тридцать пять лет уже машу, а толку? Молокосос Адриан уже преторские повязки получил, а я так и хожу в префектах.

Эвтерм одобрил решение хозяина. Объяснил, что чистая совесть – лучшая награда в старости. Тит поддержал Эвтерма. Раб не врет, сказал отец. Много ли нам, Лонгам, надо? Имущества хватает, в сенаторы не рвемся. Я горжусь тобой, сынок.

Лупа, время от времени посещавший Лонгов, отнесся к решению прежнего хозяина с вполне варварской практичностью.

— Верно мыслишь, Ларций, ты свое отмахал. Прояви выдержку. Разве это последняя война Траяна? Уверен, тебя скоро позовут.

Ларций усмехнулся. Слова «малого» приободрили его. Он поинтересовался.

— Что слышно о Сацердате?

— Соглядатай, посланный Порфирием, потерял его в Азии. В любом случае в Риме его нет.

— Откуда ты можешь знать?

— Знаю, – многозначительно ответил Лупа.

Ларций и Эвтерм переглянулись.

За несколько лет Лупа вполне освоился в Риме. Искусно наложенный на лоб пластырь почти скрывал нанесенное клеймо. Крылья носа были искусно подправлены опытным хирургом, нехватку уха прикрывал парик, так что Лупа обрел привлекательные черты. Держался величаво, одевался богато, многочисленные перстни с драгоценными камнями украшали пальцы – на одном из них была вырезана собственная печать, которую бывший раб, а теперь вольноотпущенник, невозмутимо прикладывал к документам.

Эти перстни, величина камней, вконец сразили Зию, мечтавшую взглянуть на Лупу. В первый же состоявшийся при ней визит земляка, в нарушение всяких приличий, рабыня сама напросилась на знакомство. Встала столбом при входе в таблиний, где беседовали Ларций, Эвтерм и Лупа. Так и торчала, пока хозяин не обратил на нее внимание.

— Что тебе? – спросил Ларций.

Мужчины повернулись в ее сторону. Ларций пояснил.

— Это Зия. Я привез ее из Дакии.

Лупа с любопытством глянул на рабыню, спросил по–дакски.

— Ты из какого рода?

— Мы из Сурдуков, – смешалась Зия и убежала.

Мужчины засмеялись.

С того дня всякий раз, когда Лупа заглядывал к Лонгам, она обязательно пробегала мимо гостя. Если удавалось, держалась поблизости, жадно прислушивалась к новостям, которые доставлял земляк.

Лупа много знал.

За это время он успел коротко сойтись с Адрианом и некоторыми сверстниками, входившими в его кружок. Это было мудрое решение, в Риме все чаще поговаривали, что Ульпий Траян, до сих пор пророчивший в наследники Нератия Приска,

неожиданно сменил решение и конфиденциальным образом решил выяснить у влиятельных сенаторов, как они отнесутся к списку предполагаемых наследников, если он представит его в сенат. Пусть отцы выберут по уму и по сердцу того, кто сможет укрепить государство.

Идея, по мнению Ларция, бредовая.

При той полноте власти, какой обладал цезарь, ему не требовалось ничье одобрение. Однако эта идея обретала смысл в том случае, когда необходимо продвинуть вперед темную лошадку. В списке был представлен десяток кандидатур, даже такие, кто был заведомо неприемлем Траяну, например Кальпурний Красс или Лаберий Максим, который на глазах наполнялся спесью и угрюмым настроением. Примечательно, что, по сведениям Лупы, в списке фигурировало и имя Адриана. Вот тут и почешешь голову – что случится, если, не дайте боги, этот молокосос встанет у руля государства? Те же страхи и сомнения испытывало и большинство сенаторов, ведь Публий Элий Адриан обладал незаурядными способностями наживать себе врагов.

Так что к сказанному бывшим рабом «знаю» следовало отнестись очень серьезно.

Лонг некоторое время пристально вглядывался в лицо молодого человека.

— Я смотрю, ты полностью освоился в Риме? – усмехнулся Лонг. – Посещаешь Колизей, любуешься на гладиаторов. А ведь они твои соплеменники. Не скорбишь?

— Нет, префект, – спокойно ответил молодой человек. – Не забывай, я по матери римлянин. Протестовать против воли богов глупо. Тем, кому следует, я помог.

— Кому же?

— Сестрам. Правда, отыскал только одну. Поселил ее в Анконе. Помог сослуживцам по Децебаловой сотне, выкупил их у ланисты. Теперь все они охраняют покой Регула. Хорошо, между прочим, охраняют. Я выбрал тех, кто ни слова по–латински не понимает, так что их ни подкупить, ни обмануть не удастся. Даже Сацердате. Тебе тоже советую обзавестись охраной из даков. Они верные люди.

* * *

Лупа как в воду смотрел. В конце 107 года префекта Лонга вызвали во дворец, где император предложил ему принять участие в усмирении сарматов–языгов, которые, так и не получив обещанные им Римом земли, взбунтовались и, переправившись на правый берег Данувия, совершили набег на римские поселения.

— Я назначил Адриана, – он указал на присутствовавшего при разговоре племянника, – наместником Нижней Паннонии. Он попросил тебя в заместители. Тебе уже приходилось иметь дело с варварами. Помнится, ты усмирил их одним видом своей железной лапы. Что скажешь, Ларций?

Предложение, мало сказать, неожиданное, но и приятное, однако во время разговора с цезарем, который вел себя с Ларцием как со старым приятелем, префект не мог избавиться от ощущения, что в этой просьбе таится какой-то скрытый подвох. Исходить он мог только со стороны Адриана. Император вряд ли начал бы хитрить.

Ларций попросил время подумать. Траян согласился, после чего Адриан, допрыгнувший до чина наместника провинции, удалился.

Когда они остались одни, заметно постаревший, поскучневший император признался Ларцию, что гражданские дела – строительство форума, новых терм и рынка, которые должны были украсить город, имеют тот недостаток, что их невозможно закончить. В них увязаешь и порой буквально тонешь в различных согласованиях, раздорах, слухах, сплетнях.

— Мелочевка заедает. Вот, например, Плиний! Ведь не дурак, а спрашивает совета, можно ли привлечь солдат к охране заключенных в городской тюрьме или следует ограничиться исключительно городскими рабами? Сам же утверждает, что городские рабы – стража не очень верная, солдаты будут понадежнее, но опасается, как бы это не стало причиной небрежности, ведь каждая сторона будет уверена, что можно свалить общую вину на другую.

Император вздохнул, потом, как бы ожидая сочувствия, обратился к Ларцию.

Поделиться с друзьями: