Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы
Шрифт:
Следующим утром нас разбудил крик: «Aufstehen [286] ». Мы быстро поднялись и вышли во двор. Вокруг раздавались крики украинцев. Шарфюреры избивали нас нагайками и прикладами. Затем приказали построиться в шеренги. Вдоль рядов стояли мучители и избивали нас немилосердно. Мы продолжали стоять, не получая никаких приказаний. Начался рассвет. Я думал, что сама природа встанет на нашу защиту и поразит ударами грома наших мучителей. Но солнце, согласно законам природы, засияло ярким светом лучей, осветив ими наши измученные, окровавленные тела и израненные души. Неожиданно я вышел из оцепенения, когда с дрожью услышал: «Achtung [287] ». Перед нами появилась целая группа шарфюреров и украинцев во главе с унтерштурмфюрером [288] Францем со своей собакой Бари. Франц сказал коллегам, что сейчас он отдаст приказ. По его команде нас начали бить. Наносили удары как попало, били до потери сознания. Наши тела и лица были все в крови, но мы должны были стоять прямо, ибо за малейший наклон любого расстреливали как неспособного к работам. Утолив кровавую жажду, наши мучители начали нас, избитых до крайности, делить на группы и выстраивать в шеренги. Я был зачислен в команду, работающую с трупами. Это была тяжелая работа, потому что вдвоем нам приходилось таскать трупы на расстояние 300 метров. Иногда мы связывали их и тащили в могилы. Издалека я заметил голую живую женщину, молодую и красивую, но с безумным взглядом. Она что-то нам говорила, но мы ее не понимали – да и не могли помочь.
286
«Встать» (нем.).
287
«Внимание» (нем.).
288
Этот чин он получил только 21 июня 1943 г.
Я рассматривал могилы вокруг себя. Размер каждой был 50x25x10 [289] . Я стал над одной из них и хотел сбросить в могилу труп, как вдруг сзади подошел немец, который решил меня расстрелять. Я обернулся и спросил, в чем моя вина. Он ответил, что мне нельзя подходить к могиле. Я разъяснил, что только собирался сбросить труп. Почти возле каждого из нас стоял немец с нагайкой или украинец с карабином. Во время работы нас били по головам. Недалеко экскаватор рыл могилы [290] . Переносить трупы мы должны были бегом, ибо за малейший проступок нас избивали. Трупы лежали довольно долго и начинали разлагаться. Этот запах распространялся в воздухе, черви разъедали несчастных. Часто случалось так, что руки или ноги, которые мы обвязывали, чтобы волочить труп, отваливались от туловища. Так до заката солнца, без еды и воды, мы работали над тем, что должно было стать и нашими собственными могилами. День был жаркий, и все страдали от жажды.
289
Выделенное курсивом предложение отсутствует в англоязычном варианте.
290
Выделенные курсивом предложения в англоязычном варианте перенесены в конец абзаца.
Вечером, вернувшись в бараки, каждый из нас искал знакомых, с которыми сталкивался еще вчера, но их, к сожалению, не было, они были мертвы. В большинстве погибали те, кто работал на сортировке вещей. Голодные иногда вынимали кое-что из узлов. Такого преступника вели к могиле, а там пуля в затылок завершала его жалкое существование. Площадь была усеяна узлами, чемоданами, одеждой, сумками – всем, что жертвы сбрасывали с себя перед ужасной смертью. Во время работы я заметил, что некоторые из работников имели на брюках желтые и красные заплатки. Я не имел понятия, что это значит. Они заняли часть нашего обнесенного проволокой барака. Их было 50 мужчин и одна женщина. Работал я в таких ужасных условиях четыре дня [291] .
291
Далее в англоязычном варианте начинается 4-я глава.
В пятницу, кажется, 28 августа, мы возвратились с работы, все как обычно – «Achtung», «Muetzen auf und ab» [292] и речь Франца. Он выбрал из нас старосту и несколько капо [293] (групповых), которые должны были гнать нас на работу: Франц приказал нам честно работать, за что получим все, что нам необходимо, иначе он расправится с нами радикальным способом. Искусством немцев, говорит он, является то, что они в состоянии владеть собой в любой ситуации. Потому немцы так руководят выселением, что евреи сами набиваются в вагоны, не представляя, что их ожидает. При этом он добавил ряд эпитетов.
292
«Снять и надеть шапки» (нем.).
293
В тексте перевода 1944 г. здесь и далее это слово написано латиницей – «capo».
29 августа сигнал подъем, как всегда, но на польском языке. Мы немедленно встали и вышли на площадку. Одеваться не нужно, мы спали одетыми, поэтому быстро выполнили приказ. Мы построились в шеренги. Отдается команда на польском языке. Вообще относятся к нам прилично. Говорил опять Франц. Он сообщил, что с сегодняшнего дня каждый будет работать по специальности. Начинали выбирать специальности. Первыми были строительные работники. Я тоже представился как строительный мастер. Нас, 15 человек, отделили от остальных и передали трем украинцам. Один старший рядовой Костенко своим видом не был грозен, второй, Андреев, обычный вахман, среднего роста, толстый, с круглым красным лицом. Он был человеком добрым и спокойным. Третий, Микола – низкий, худой, злой, с бандитскими глазами и садистскими наклонностями. Для охраны добавили еще двух украинцев с карабинами. Нас повели в лес, приказав разобрать ограждения с колючей проволокой и вырубить деревья. Костенко и Андреев были вполне снисходительными, смотрели сквозь пальцы на нашу работу, а Микола подгонял кнутом на работу и покрикивал. Среди нас фактически не было ни одного специалиста, но ввиду того, что никто не хотел работать с трупами, все объявили себя плотниками. Таких высмеивали и не жалели кнутов. В 12 часов мы вернулись с работы в бараки на обед, состоявший из супа, каши и заплесневевшего хлеба. Этот обед в нормальных условиях был бы непригоден для еды, но мы, голодные и усталые, все съели. В 1 час пополудни к нам пришли вахманы-украинцы, и так мы работали до вечера. Вечером, как обычно, домой, общий сбор и так далее. В этот день снова вокруг нас, примерно 700 человек, полно немцев, среди них находился и Франц со своей собакой. Вдруг он спросил с улыбкой: «Кто знает немецкий язык?». Вышли человек 50. Он приказал выйти из шеренги и построиться отдельно. Франц сделал это с улыбкой и так, чтобы его нельзя было ни в чем заподозрить. Их увели, и больше они к нам не вернулись. В списках живых они не значились. В каких мучениях и пытках [294] они погибли – этого ни одно перо не опишет.
294
В тексте перевода это слово написано как «тортур».
Прошло еще несколько дней. Мы занимались той же работой и жили в тех же условиях. С одним товарищем я работал все время вместе, и судьба нам удивительно благоволила. Вероятно, потому, что мы оба являлись специалистами, а может быть, потому, что нам предназначалось жить и видеть мучения и трупы наших братьев. Дали они мне и моему товарищу ящики для извести, а охранял нас Андреев. Мой товарищ был хорошим мастером и придерживался моих советов [295] . Работа наша нравилась вахману. Он проявлял к нам снисходительность и даже принес по куску хлеба. Это было для нас значимо, поскольку буквально умирали от голода. Люди, стремясь спастись от смерти, которую я опишу ниже, пухли от голода, желтели и гибли. Наша рабочая группа увеличилась. Прибыли новые рабочие. Начали рыть фундамент под дом. Что это за ужасное здание должно было быть – никто не знал. На территории стоял один деревянный дом, огороженный высоким забором. Для всех было тайной, для чего он предназначался [296] .
295
Выделенные предложения отсутствуют в англоязычной версии.
296
Выделенные
предложения отсутствуют в англоязычном варианте.Через несколько дней прибыл немецкий мастер со своим заместителем, и под его руководством начались строительные работы. Не хватало строителей. Очень многие объявили себя работниками, чтобы не работать с трупами, но почти все были убиты. Однажды при побелке дома я заметил знакомого из Варшавы – Розановича [297] . Он стоял с подбитым глазом. Я понял, что вечером его расстреляют. Один варшавский инженер, Эберт, со своим сыном тоже работал, но рука палача вскоре прервала и их жизнь. Судьба меня не щадила.
297
Розанович – еврей из Варшавы. Участвовал в строительстве газовых камер, был убит в «лазарете».
Через несколько дней я узнал, для чего предназначалось здание с высоким забором. От ужаса меня охватила дрожь. Я и мой товарищ обтесывали дерево, делали окантовку. В этих условиях нам тяжело было работать. Я уже 25 лет не занимался такой работой, а мой товарищ не был плотником, и ему все давалось с трудом. Он был по профессии столяром и топором владел плохо, однако при моей помощи он справлялся. Я по профессии плотник. В течение ряда лет я был членом экзаменационной комиссии Варшавской ремесленной палаты. Прошло восемь дней тяжелого существования, которое нельзя описать. В течение этого времени транспорты не прибывали. На восьмой день появился новый эшелон из Варшавы [298] .
298
Выделенные курсивом предложения отсутствуют в англоязычной версии. Далее начинается 5-я глава.
Треблинский лагерь был разделен на две части. В лагере № 1 были специальный железнодорожный тупик и платформа для выгрузки людей. Кроме того, была большая площадка, где складывалось имущество прибывающих. Больше всего привозили с собой иностранные евреи. Там тоже находился «лазарет» длиной 30x6x2 метра, где работали двое мужчин. Они, в белых фартуках и с красными крестами на рукавах, считались врачами. Их задача заключалась в том, чтобы отбирать из эшелона стариков и больных, сажать их на длинные скамьи лицом к могиле. Сзади становились немцы и украинцы и убивали жертв выстрелом в затылок. Трупы падали прямо в яму. Когда собиралось много трупов, их собирали вместе и поджигали. Горели они живым пламенем.
Бараки, где жили немцы и украинцы, находились на некотором расстоянии, рядом располагались канцелярия, бараки для работающих евреев, разные мастерские, конюшни, хлев, продуктовый магазин и склады боеприпасов. Во дворе стояли автомашины. На первый взгляд этот лагерь не представлял ничего страшного. Создавалось впечатление, что это действительно рабочий лагерь.
Лагерь № 2 сильно отличался: барак для рабочих размером 30x10 метров, прачечная, малая лаборатория, помещение для 17 женщин, караулка и колодец, кроме того, 13 камер для отравления газом, которые я детально опишу [299] . Эти здания были окружены оградой из колючей проволоки, за ней находился ров 3x3. За рвом была еще ограда из колючей проволоки. Оба ограждения были высотой до трех метров. Между этими ограждениями были ограды из стальной проволоки. Лагерь по периметру охраняли украинцы. Весь лагерь был огражден четырехметровым забором из колючей проволоки. Забор еще был замаскирован елками. На площадке были четыре сторожевые четырехэтажные вышки и шесть одноэтажных. За последним забором, в 50 метрах, находились противотанковые ежи.
299
В англоязычном переводе опущено количество газовых камер.
Когда я прибыл в лагерь, в нем уже имелись три газовые камеры. За время моего пребывания их появилось еще десять [300] . Площадь камеры 5x5 метров, всего 25 кв. метров, высота – 1,90 м. На крыше находилось герметично закрывающееся отверстие с люком, а также отверстия труб, кафельный пол с наклоном к платформе. Кирпичное здание было отделено от лагеря № 1 деревянной стеной. Обе эти стены, деревянная и кирпичная, создавали вместе коридор, приподнятый от поверхности всего здания на 80 сантиметров. Камеры соединялись коридором. Каждая камера имела герметично закрывающиеся двери. Камеры со стороны лагеря № 2 были соединены площадкой шириной в четыре метра, проходящей вдоль всех камер. Высота площадки от поверхности – около 80 сантиметров. С этой же стороны находились деревянные герметично закрывающиеся двери. Двери каждой камеры со стороны лагеря № 2 (2,5x1,80) открывались только наружу, снизу вверх, при помощи железных подпорок, а закрывались железными крюками, которые находились на рамах, и при помощи деревянных засовов. Через двери коридора впускали жертв. Через двери со стороны лагеря № 2 вытаскивали задохнувшихся. Параллельно камере стояла электростанция почти такой же величины, как и камера, только выше на разницу площадки. Она подавала электричество в 1-й и 2-й лагеря. На электростанции находился мотор от советского танка, использующийся для подачи газа в камеры. Этот газ пускали, соединяя мотор с выходными трубами камер. В зависимости от количества впускаемого выхлопного газа зависела скорость наступления смерти жертв. При машинах работало два украинца. Иван [301] высокий, с милым и мягким взглядом, но – садист. Мучения жертв доставляли ему удовольствие. Иногда он подбегал к одному из нас, когда мы работали, и гвоздем прибивал ухо к стене или же приказывал лечь на пол и избивал нагайкой. На его лице вырисовывалось садистское удовольствие, он смеялся и шутил. Жертв он мучил и убивал в зависимости от настроения. Второго звали Миколой Нижшы [302] . У него было бледное лицо и такой же характер, как у Ивана. День, когда я в первый раз увидел, как в здание смерти ввели детей, женщин и мужчин, привел меня почти в умопомрачение. Я рвал на себе волосы и плакал от отчаяния. Больше всего я страдал, глядя на детей рядом с матерями или стоящих одиноко, которые не знали о том, что жизнь их через несколько минут закончится в ужасных мучениях. В их глазах был страх и удивление. На устах ребенка как бы застыл вопрос: «А что это? Для чего? Почему?». Однако, увидев каменные лица старших, они также становились такими. Они вставали без движения, жались друг к другу или к родителям, в напряжении ожидая ужасного конца. В этот момент открывались двери со стороны входа. Иван держал в руке толстую газовую трубу, длиной около 1 м [303] , а Миколай – саблю. По сигналу впускались жертвы, при этом их избивали беспощадно. Крик женщин и плач детей звучат в моих ушах по сей день. Крик отчаяния и боли. Крик мольбы о помиловании. Крик, молящий Бога об отмщении. Крики и плач не дают мне забыть о страданиях, которым я был свидетелем.
300
В англоязычном переводе говорится о двух действующих газовых камерах и еще двух, которые потом появились.
301
Имеется в виду Марченко Иван Иванович (1911 – после 1943) – выходец из Украины. Был призван в РККА в июне 1941 г., вскоре попал в плен, содержался в шталаге 319, в октябре 1941 г. перешел на службу к немцам. После окончания учебной подготовки в специальной школе в м. Травники был направлен служить в Треблинку, где находился примерно 1 год. Отличался жестокостью, за что получил прозвище «Иван Грозный». Имел дружеские отношения с Куртом Францем и унтершарфюрером Ф. Шмидтом. Когда Треблинка прекратила свое существование в качестве лагеря смерти, был переведен в Триест. Дальнейшие следы теряются.
302
В англоязычном варианте опущена фамилия. В действительности вместе с И. И. Марченко мотористом газовых камер был Николай Шалаев – также бывший советский военнопленный. См. подробнее статью А. И. Шнеера в настоящем издании.
303
Выделенная курсивом фраза отсутствует в англоязычном переводе.