Требуются родители. История попаданки

Итог, утром моё тело было разбито на миллионы осколков, голова болела и гудела и, меня постоянно клонило в сон, но как ни странно, заснуть я так, и не смогла.

Когда варила себе кофе, раздался звонок в дверь.

Я не ждала гостей, но возможно, это Ольга приехала навестить меня и проверить, не покончила ли я с собой.

Глупая, я такого с собой ни за что не сделаю, хотя не так давно мои мысли занимали идеи о суициде. О своей боли и намерениях я рассказала батюшке в церкви, который и вправил мне мозги на место. Убей я себя, то никогда больше не встретилась бы со своим сыночком. Батюшка много говорил про опыт, испытания, исцеление, перерождение и благодарность… Говорил и то, что мысли о суициде, внушает враг моего спасения. Говорил про великое томление испытуемого духа. Выдержит душа, значит, пригодна для настоящей вечной жизни. Главное, я выделила для себя из его наставлений — это то, что самоубийство не выход и мне нужно жить, как бы больно не было. Иначе моя душа никогда не увидит моего сына.

В те минуты, когда прозвучали его последние слова, мне захотелось накричать на священнослужителя, потому что как он может говорить о таких вещах, когда не знает, что какого это! Какая это боль, и какие страдания она порождает! Какое исцеление и какая жизнь без моего сердца и моей души?!

Но мне пришлось заткнуться и проглотить свой крик, когда он произнёс то, что заставило меня зауважать этого человека и искренне ему сочувствовать. В автокатастрофе батюшка потерял свою беременную жену и сына, а сам остался жив и невредим, как и виновник аварии.

И где спрашивается справедливость? Где она? Куда смотрит Бог, если он есть, зачем забирает невинные души? И зачем оставляет в живых тогда нас, тех, кто потерял любимых? Зачем..? Почему..? Что за больная фантазия у мироздания..?

— Знаю, Аврора, как тебе трудно. Горя — через край. И я потерю пережил…

— Как у вас получилось жить дальше? — спросила я у него.

— Никак, — был его тихий ответ. — Я живу с этим уже семь лет и молюсь за души своих родных каждый день и верю, придёт тот день, когда мы увидимся снова. Пока я чувствую душевную боль — я живу и помню о них. И ты должна жить, Аврора.

Он положил руку на свою грудь в области сердца.

— Они здесь всегда, они рядом. И твой сын тоже. И как бы трудно тебе ни было, помни две вещи: первое, что Сам Отец твой Небесный определяет меру страдания; второе, что Он знает твою меру. Когда бы ни пришла к тебе мысль о самоубийстве, гони её, ибо это шёпот сатаны… Как бы ни было здесь тяжело, хотя бы мы жили на земле тысячи лет в тяжких страданиях — всё же им будет конец. А в аду нет конца мукам.

Не скажу, что его слова утешили меня и придали сил. Тогда мне стало наоборот, ещё хуже. Но его слова заставили меня навсегда отказаться от мыслей о суициде.

Мне никуда не спрятаться от боли и острого переживания абсурдности бытия, а любые слова сочувствия причиняют ещё большее страдание.

Я дала себе обещание, что буду жить. И я живу, но на самом деле, я умерла вместе со своим сыном.

Вынырнув из воспоминаний, я открыла входную дверь и тут же хотела захлопнуть её обратно.

Я считала, что промоутеры, которые ходят по квартирам с предложением о покупке никому ненужной ерунды, давно сменили дислокацию, и предлагают свою фигню либо сотрудникам офисов, либо стоят возле торговых центров, и раздают листовки. Но, очевидно, остались и те, кто работает по старинке.

Я не смогла захлопнуть дверь — мужчина ловко просунул свой ботинок в дверной проём.

— Мне ничего не нужно и уберите ногу, — устало попросила я.

В ответ раздался смех и, отсмеявшись, мужчина покачал головой и произнёс:

— Нет и нет. У меня как раз имеется то, что тебе нужно, Аврора.

Я напряглась.

— Откуда вы знаете моё имя?

— Оттуда, — показал он пальцем в небо. — Впусти меня и всё узнаешь…

— Ещё чего, — разозлилась я. — Уходите или я вызову полицию.

Мужчина поднял руку перед собой, в которой держал, перевязанную подарочной лентой, картонную коробку из-под торта. Возможно, в коробке и находился торт, но мне было это неважно. Главное, чтобы он убрал свою ногу и оставил меня в покое!

— А я принёс торт. Твой любимый, между прочим, «Киевский», — широко улыбнулся мужчина, а в его глазах плескалось настоящее безумие. Не бывает таких глаз у нормального человека — словно они не могут сосредоточиться на чём-то одном; зрачки расширены и практически закрывают всю радужку.

У меня сразу в голове родилась безумная мысль, что стоящий за моей дверью мужчина, настоящий сумасшедший, он знает моё имя, знает, какой торт я люблю… Значит, он за мной следил?

— Уходите… — попросила я снова, сильнее надавливая на дверь и носком своего тапочка, старалась вытолкнуть его ногу из проёма. — Мне ничего не нужно, неужели вам не понятно?

— Нужно-нужно, — закивал он головой, как китайский болванчик и рассмеялся. — Если не впустишь, то всем плохо будет, Аврора… И кофе у тебя убежал…

— Уходите! — зашипела я и смогла, наконец-то, вытолкнуть этого странного типа. Быстро захлопнула и закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной и подумала, что каких только чудиков не бывает. И ещё, очень надеюсь, что он за мной не следит. Имя человека и его пристрастия, на сегодняшний день, легко выяснить.

Снова стали звонить в дверь.

Чёрт, у меня не было дверного глазка и я громко спросила:

— Кто?!

— Впусти меня Аврора! — сквозь смех раздался голос странного незнакомца.

И мне стало страшно. Что этому сумасшедшему нужно от меня?!

— Уходи…

Но я не успела договорить.

— Твой сын так ждёт тебя, Аврора. Так ждёт… Зовёт свою маму… Ты же помнишь как твой мальчик пришёл в этот мир, вдохнул воздуха, начал жить, и вдруг — его нет. А ведь он был — улыбался, щурился на свет, держал тебя за палец, имел свой особенный цвет глаз, был на тебя похож, впервые пошёл, назвал тебя мама… Тебе сейчас кажется, что ты оказалась в вакууме, в чёрной дыре, в предельном одиночестве, и вокруг ни души.

– Что… — кажется, я забыла, как дышать. Моё сердце готово было вырваться из груди. Я не заметила, как меня начало трясти.

Руки не слушались и только со второй попытки, я открыла дверь.

— Что вы сказали? — спросила я его упавшим голосом. — Как вы смеете мне такое говорить…

— Смею говорить, так как уполномочен. И хватит сырость разводить. Зачем душу себе рвёшь, Аврора? Впусти меня давай уже, чаю с тортом попьём. Да про сына своего послушаешь.

Что происходит?

— Я ничего не понимаю… Кто вы? И что хотите рассказать? Пока внятно не скажете, что вам нужно и что вы знаете о моём сыне, я вас не впущу!