Трем девушкам кануть
Шрифт:
– Все! – ответил Юрай. – С нами все в порядке! Нина Павловна! Еще чуть-чуть – и я все пойму. Пойму и скажу. А пока я собака – я только чую…
Вырезав очко и присобачив его на соответствующее ему место, Юрай сходил к соседу и попросил помочь положить на уборную крышу. Сосед, позагибав пальцы, которые соответствовали у него утру, дню и вечеру, сказал, глядя на средний:
– Послезавтра вечером.
– Ладно, – согласился Юрай, – тогда я поеду за билетом.
Касса предварительной продажи находилась в Константинове, что очень устраивало Юрая. Мама
Иван Иваныч чинил у ведра дужку, а Зина Карповна вешала мокрое белье. Ему обрадовались. Эта чисто провинциальная привычка помнить, что ты знаком, а значит, почти свой и родной, всегда Юрая и умиляла, и злила. Ну кто он им, кто? А Зина Карповна вся аж зацвела, а Иваныч хоть и смутился по первому взгляду, по второму уже улыбался и протягивал руку.
Юрай сказал, что приезжал помочь маме со смешным делом, на что Иваныч сразу предложил кусок толя, который ему ни к селу, ни к городу, а Карповна, смущаясь, стала навязывать деревянное сиденье, которое еще вполне и не холодит тело.
Юрай спросил, не взяли ли они себе жильцов, на что хозяйка махнула рукой.
– Нет! – сказала она. – Погодим! Вот разве что Лодика…
– Какого Лодика? – почти закричал Юрай.
– Машиного, – ответила Зина Карповна. – Он приезжал к нам, обросший, уставший, так тут плакал, так плакал…
– Просто, как женщина, – добавил Иваныч. – Мне, говорит, надо уезжать отсюда, меня только Маша здесь держала, а сейчас ничего не держит… Но если я останусь, то разрешите поселиться у вас. Вы мне, как родные.
– Как его фамилия? – спросил Юрай.
– Мы не спрашивали, – с достоинством ответил Иваныч. – Приедет жить, тогда и возьмем паспорт. А так… Человек плачет, а ты ему – предъяви документы?
Конечно, не будь рядом Зины Карповны, Юрай напомнил бы Иванычу, как грешил он на Лодю, как видел он в нем причину смерти Маруси, но Зина Карповна крутилась рядом, а тут еще Юрай возьми и спроси, время сейчас какое, не отстают ли мои?
Отвернул Иваныч манжет и предъявил Юраю шикарную японскую «Сейку».
– Лодя мне на память о Маше, – сказал Иваныч с гордостью. – Пусть, мол, Зина Карповна радуется «Хельге», а вы – и с руки снял.
Это «с руки снял» хорошо звучало и хорошо игралось. «А Лодя-то – мастер режиссуры, – подумал Юрай. – Это ж как после кровавого боя командир солдату. Это ж первейший признак любви и уважения – снять с себя и сказать: „На!“»
Купился Иваныч, купился, с потрохами, можно сказать.
Юрай уж совсем хотел уходить, как Зина Карповна сказала Иванычу:
– Давай про эту расскажем…
– А! – обрадовался Иван Иваныч. – Действительно, номер вышел… Приходила еще «одна». Молодая и полная.
– Ну, скажешь, молодая… Уже под сорок…
– Я же в смысле не старая… Волос хвостом сделан. Юбка в сборку, для ее веса не подходящая.
– Да при чем тут это? Интересовалась, не остался ли от жилички конверт с деньгами… Три тысячи… Это, мол, ее деньги…
– Интересное кино? Да? Мы ей: «А кто вы такая будете и чем докажете? Денег, конечно, никаких нет, но все-таки?» А она: «Деньги должны быть и, мол, нет у вас совести…» Мы ее прогнали и сказали, что
если и остались деньги, то они даже спиртное не окупили на поминки. «На чужое хоронили», – сказала она. Заплакала и ушла. Этот мой дурак чуть за ней не побежал, а я остановила. Мало ли кто придет и скажет?– А Лодя как раз человек… Правильно, говорит, что взяли деньги… Если перешли за сумму – скажите, доплачу. Но мы с него ничего не взяли.
– А вы у него про ту ночь спрашивали?
– А как же, – ответил Иваныч и знаком показал Юраю, мол, я говорю, а ты молчи, не проболтайся.
– Все так и было. Пришел, она засыпала. Он с ней, сонной, говорить не стал. Спи, сказал, раз «Скорая» была. Главное, тебе отоспаться. А она ему – возьми сапоги, я тебе привезла из Москвы. Он, Лодя, взял их. Я, правда, подумал, а чего брать их летом? Но, с другой стороны, если тебе куплены?
– А кто был раньше? – спросил Юрай. – Он или та?
– Он был раньше, – ответил Иваныч. – А это была позавчера. Может, авантюристка. А может… Деньги-то в вазе были. Но на них не написано, чьи они…
– Они на нее и пошли! – возмутилась Зина Карповна. – Я тоже пойду и в чужом дворе заплачу. Так мне что, за это причитается?
На том и закончили. И не стал Юрай узнавать подробности о «той», потому что был уверен сразу, он знает ее и сам обо всем спросит.
Он попрощался, взял билет, забежал к тетке. На старенькой тахте, под которую тетка для крепости приладила пустую бобину из-под колючки, лежал Михайло. Оказывается, тетка взяла его к себе, кормила, выхаживала. Провожая Юрая, она сказала ему прямо:
– Ты его погубил. Была у парня работа и почки. Нет ни того, ни другого. Ну ладно, я замаливаю твой грех. Но ты же должен для него что-то сделать?
– Я должен найти Олю Кравцову.
– А! – махнула рукой тетка. – Как будто у нас кого-то когда-то находили.
– Заберу Михайлу к себе, – сказал Юрай.
– Благородно и глупо, – ответила тетка. – Ну постращай ты этих милицейских идиотов из Москвы!
О, эта беспредельная вера в Москву! Кому вы там нужны, дурачки каленые? Кому? Распоследнее это дело искать правду за тысячу верст, если потерял ее под носом.
Мать Алены говорила с Юраем сурово и во двор не пустила.
– Нету Алены. И зачем она тебе? Уехала в Карелию за барахлом. Не зимовать же в летнем… Раз такая беда случилась.
– А я был в Константинове. И с ней там разминулся, – бросил пробный шар Юрай.
– Она только за билетом и обратно, – сказала мать. – Ей не до гулек.
Значит, была Алена в Константинове. «Эта». Молодая и полная, в юбке в сборку.
Один от этого навар – можно сходить к карелу. Неужели этот идиот опять будет рваться из повязок и бинтов?
Но карел был смирен. Он просто отвернул от Юрая лицо и так и не повернул его. И не нашлось у Юрая слов вызвать у карела хотя бы слабый к себе интерес.
– Ну и зануда же ты, – сказал Юраю сосед по палате, – тебя в упор не видят, а ты…
Из больницы Юрай шел мимо прозекторской. Как и в первый раз, мордатый врач курил на пороге. Юрай махнул ему рукой.
– А я думал, ты уже уехал, – сказал врач.
– Завтра, – ответил Юрай. – Ту справку, что была у покойницы, родственники куда-то задевали…