Трепет света

— Мы веками вели себя подобно человеческой аристократии, никто не следил за своими детьми. Они росли с нянями и сиделками, — напомнила Мэйв.

— Но тебя это не устраивает, — сказал Холод.

Мэйв покачала головой, в ее глазах заблестели слезы. Она встряхнулась, а затем сказала нам голосом, в котором не было слышно ничего кроме хорошего настроения:

— Я присоединюсь к вам через пару минут.

А затем она развернулась и удалилась по коридору, оставив нас с Лиамом и малышами. Они хотя бы замолкли, и мы не слушали высокий младенческий плач, отражающийся от мраморных стен.

— Нехорошо, что она жертвует своим временем с Лиамом ради нас, — сказал Гален.

— Согласен, — проговорил Холод.

— Да, — добавил Дойл.

Рис стер слезы с личика Лиама.

— Он не хотел ранить ее чувства.

— Я знаю это, — заверила я. Лиам большую часть последних месяцев засыпал на моем растущем животе, пока тот наконец не стал похож на арку радуги, няни не могли его успокоить так, как удавалось мне. Он клал свою маленькую ладошку на мой живот, говоря:

— Малыши, — словно не мог дождаться, когда они наконец выберутся наружу и можно будет поиграть.

Я не была уверена, что делать с привязанностью Лиама к нашей небольшой семье, появившейся в отсутствие Мэйв. Даже не уверена в том, что нам нужно что-то с этим делать, но этот вопрос определенно стоит поднять на семейном совете. Мы на самом деле устраивали семейные встречи, чтобы обсудить все хитросплетения нашего счастливого гнездышка. По большей части мы были счастливы, но, когда дело касается стольких людей, «долго и счастливо» не получается без обсуждения проблем и работы над ними. Я выяснила, что «долго и счастливо» — это лишь следующая глава, а не конец истории.

Глава 14

Этой ночью я видела сон. Это было похоже на него, не поручение Богини и не провидение, а обычный сон, который каждую ночь видят повсюду миллионы людей. Он начинался хорошо, мой отец встретился с малышами, своими внуками, но то, что в начале дарило такое чувство покоя, по ходу сновидения превратилось в нечто тревожащее. Ты не понимаешь точно в чем дело, но вдруг чудеса начинают расстраивать тебя, ты знаешь, что что-то не так, просто пока не понимаешь, что именно… но в конце концов поймешь.

За эти долгие годы после гибели моего отца я никогда не видела его во снах, а теперь он стоял с Брилуэн на руках, высокий и привлекательный, черные волосы рассыпались у его ног подобно струящейся и перетекающей завесе черной воды. Ветер развевал его волосы, не путая их при этом, так же как у Дойла и Холода. Они говорят, что нравятся ветру, так вот ветру из моего сна нравился мой папа.

Это была странно, но я помнила о его смерти даже во сне, когда он улыбался мне. Он был мертв, и все это было не по-настоящему, и никогда больше не будет.

— Мередит, — с улыбкой сказал он, — она прекрасна, моя маленькая девочка.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты на самом деле оказался рядом, чтобы подержать своих внуков, папа.

Он запечатлел нежный поцелуй на лбу Брилуэн, а затем выпрямился, слегка нахмурившись.

— Что у нее в волосах?

Я подошла ближе, и он опустил малышку, чтобы я развела ее алые локоны и показала крошечные зарождающиеся рожки. Он был поражен и едва не уронил малышку, если бы я не была так близко, чтобы подхватить Брилуэн. Я подумала, что мне нужно вернуть ее в колыбельку, и одна из них как раз появилась рядом.

— Мне показалось, она пошла в нас, но раз у нее есть рога, она не может быть нашей.

Я уложила Брилуэн в колыбельку и посмотрела на своего отца с волосами цвета вороного крыла и трехцветными глазами, такими отличными от больших голубых глаз малышки. Он совсем не был похож ни на меня, ни на Брилуэн. В детстве меня так огорчало, что я не выгляжу как отец.

— Что ты имеешь в виду под «пошла в нас»? Она ни капли на тебя не похожа, отец.

Теперь в его руках был Аластер. Его черные волосы были больше похоже на дедушкины, черты лица всех новорожденных еще не до конца оформились, так что каждый может разглядеть в них то, что захочет. Думаю, это вызывает у всех чувство причастности, как будто малыш принадлежит каждому.

Отец склонился над Аластером и нахмурился.

— Он покрыт пятнами как щенок?

— Да, — ответила я, забирая сына из его рук. Он не возражал, когда я забрала Аластера. Я уложила малыша в колыбельку рядом с собой. Брилуэн в ней уже не было, она была в безопасности, и едва я об этом подумала, как Аластер тоже исчез из люльки.

Я догадывалась, что, когда обернусь, на руках отца будет Гвенвифар, так и оказалось, он распутывал ее из одеялка, в которое она была завернута, мы не пеленали ее туго, укладывая на ночь. Ей не нравилось чувствовать себя скованной, и как только я об этом подумала, она заплакала, размахивая маленькими крепкими ручками и сжатыми кулачками, словно боролась с целым миром.

Отец провел большими пальцами по ее волосам.

— У нее нет рогов, если тебя это интересует, — сообщила я.

Он поднял Гвенвифар, сбросив одеялко, и осмотрел ее обнаженную кожу.

— Она похожа на сидха, — заключил он.

С подскочившим пульсом я бросилась за своей дочерью. Полагаю, он позволил мне забрать ее, потому что она плакала. Малышка успокоилась в моих руках, я уложила ее в кроватку, и она тут же исчезла, и я знала, что дети были в безопасности. Я не думала, что они действительно присутствовали в моем сне, но мне просто хотелось уберечь их, потому что я поняла, что этот мужчина, который был похож на моего отца, им не является.

«Это не по-настоящему, это лишь сон,» — подумала я. Этого должно было быть достаточно, чтобы рассеять сновидение. Я ожидала, что проснусь и очнусь в своей постели между Холодом и Дойлом, но сон продолжался.

Я никогда не пыталась освободиться ото сна с помощью магии, но теперь я устремилась к свободе, исследуя возможности, и почувствовала вдруг границы своего сновидения, похожие на полимерную пленку, на которую я могу надавить. Они поддавались, но не рушились.

— Так это правда, ты можешь путешествовать сквозь сны.

— Не понимаю, о чем ты, — ответила я с колотящимся в горле сердцем. Происходило что-то чудовищно неправильное.

— Ты путешествовала в своих снах, чтобы помощь солдатам, — сказал он.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Ты не можешь лгать мне во сне, Мередит. Твои солдаты носят твой символ.

В финальной битве с моим двоюродным братом принцем Келом меня защищала национальная гвардия, и все, кто был ранен или коснулся моей крови, похоже, стали способны призывать меня, когда я сплю. Когда их жизни были под угрозой, они могли обратиться ко мне, и Богиня дарила мне возможность явиться им, чтобы уберечь или привести к ним подмогу, в которой они нуждались. Некоторые из них носили осколки, части тех бомб, которыми принц Кел пытался убить меня. Они подвешивали их на кожаные шнурки и носили на шее, как талисман, с помощью которого могли призывать меня. Черная карета фейри, которая предстала в виде лимузина, когда меня в первые призвали домой, сейчас была в пустыне и обращалась в любую необходимую черную бронированную машину. Она могла передвигаться без помощи водителя и отправляться туда, куда нужно, потому что я велела ей помочь им, и она как-то подчинилась. Карета всегда была дикой магией, которую нельзя до конца понять и которой нельзя управлять, но ко мне она прислушивалась.