Трещина

«Не плакать! Сосредоточься!» — Приказала она сама себе, но, как ни старалась, в голову не приходило ничего умного и две предательские слезы прочертили мокрые дорожки по её щекам.

— Дон Микаэль, Санчес, Хуан, Эспиноса де Гонзалес! Вы обвиняетесь в богопротивных деяниях, как-то: сношения с дьяволом, чернокнижье, занятия чёрной магией, покровительство ведьме и надругательство над святыми таинствами Матери нашей, Церкви!

Стоящий перед конклавом судей священник был внешне спокоен и преисполнен достоинства. На лице его не было видно ни призрения, ни вызова, но оно выражало ясность мысли и уверенность в своей правоте.

— Перед судом Святой Инквизиции, — твёрдо произнёс он, — я полностью отвергаю предъявленные мне обвинения и объявляю о готовности представить доказательства своей невиновности по всем пунктам!

— Вам будет предоставлено слово для оправдания. — Прокаркал сухой старческий голос, который принадлежал самому Великому Инквизитору, председательствующему в суде. — А сейчас, суду будут предъявлены вещественные доказательства вашей вины и заслушаны показания свидетелей.

Великий Инквизитор подал знак рукой и в зал, где происходил суд, были внесены книги изъятые из дома падре Микаэля, его колбы, реторты и даже несколько совершенно безобидных предметов домашней утвари. Обвиняемый священник пожал плечами.

— Не понимаю! — Произнёс он. — Ни одна из этих вещей не входит в состав запрещённых ни церковной, ни гражданской властью. Я могу объяснить значение каждого предмета и доказать, что здесь нет ничего такого, что бы имело отношение к ереси или колдовству!

— А что вы скажете об этом предмете, найденном у вас при обыске?

На небольшой столик легла старая, слегка обугленная метла и при виде этой метлы падре Микаэль заметно вздрогнул.

— Что вы имеете против этой метлы? — Спросил он, справившись с собой.

— Сейчас вам покажут! — Прокаркал тот же голос и, обратившись к слугам, приказал: — Принесите жаровню!

Приказание было выполнено немедленно и когда жаровню установили перед судьями на треножнике, один из слуг взял со стола метлу и поднёс её к пылающим углям. Тут же раздался душераздирающий крик, от которого в страхе отпрянули все присутствующие, кроме Великого Инквизитора и падре Микаэля. Как бы ни храбрился дон Клеофас, но, по-видимому, он тоже испытывал боль и не торопился переходить в небытие, даже из своего нынешнего деревянного тела.

— Этот предмет не принадлежит мне, но я собирался его исследовать. — Глухо сказал священник, но теперь его голос не звучал так уверенно.

— Хорошо! Приведите свидетелей.

Двое стражников ввели девушку в длинной дерюжной рубашке. Её спутанные волосы свисали неровными патлами и почти закрывали лицо. От того что чёрная краска местами сошла с этих волос, они казались седыми. Анджелика шла медленно, с трудом волоча грязные босые ноги, закованные в цепи непомерной толщины и тяжести. Падре Микаэль глядел на эту картину с ужасом и состраданием. Он попытался встретиться с пленницей глазами, но на её лице было отсутствующее выражение, а потухший взгляд, казалось, был обращён внутрь себя.

— Девица, присвоившая себе мужское имя некоего Анджело де ла Барби и отказавшаяся назвать своё настоящее имя, готовы ли вы отвечать, как свидетельница перед судом Святой Инквизиции?

Анджелика не шевельнулась, а на её застывшем лице не дрогнул ни один мускул.

— По всей видимости, нет. — Прокомментировал её молчание Великий Инквизитор. — Тогда у меня вопрос к вам, падре Микаэль, узнаёте ли вы это существо?

— Да, — ответил священник треснувшим голосом, — эта девушка пришла ко мне поздно вечером и попросила окрестить своего чернокожего слугу.

— И как же она назвалась при встрече с вами?

— Так же как вы поименовали её сейчас — дон Анджело де ла Барби.

— И вы не угадали её истинного пола?

— Угадал с первых слов, сказанных под моей крышей.

— А вас не смутило то обстоятельство, что к вам пришла девица в мужском платье, поздно ночью и попросила совершить таинство святого крещения в отношении чернокожего язычника?

— Путь в лоно Матери нашей, Церкви, не заказан никому из язычников, независимо от цвета кожи и прежнего вероисповедания.

— И прежних заблуждений, вы хотели сказать? Что ж, ваше рвение было бы похвально, если бы та, которую вы принимали в своём доме, не являлась ведьмой, а её невольник и раб, как это мы подозреваем, исчадием ада!

— Но может ли демон желать принятия святого крещения, ваше преосвященство? Мыслимо ли это? — Воскликнул падре Микаэль в непритворном удивлении.

— Сила Сатаны велика! — Был ответ. — Нельзя недооценивать её. Волей или неволей, но вы потворствовали надругательству над святыми таинствами и осквернению храма!

— Но где же доказательства того, что это несчастное дитя — ведьма? — Не сдавался падре Микаэль.

— Доказательства будут. — Произнёс Великий Инквизитор со змеиной улыбкой. — Приведите второго свидетеля!

Стражники ввели сильно дрожащего, согнутого почти пополам старика Макало. Он был без своей неизменной трубки, а бесформенную шляпу судорожно мял в руках.

— Назовите своё имя! — Последовал приказ, от которого старик ещё больше сжался.

— М-моё имя? А, моё имя! Так моё имя Макало, если угодно вашей милости! Я тридцать лет состою при нашем городском цирке, и меня всякий знает!

— Чем ты занимаешься в цирке, почтенный Макало?

— А, ета, если угодно вашей милости, то я в цирке гавночист, и не только в цирке, но и на улицах нашего славного города! Убираем, значит, разное гавно, что остаётся после всяких там ослов, да лошадей, а то бывает и после коров, ведь у нас по улицам и коров водят, когда их молочники до знатных господ гоняют, чтобы значит там и подоить. Так эта скотина, доложу я вам, как насрёт, так с булыжной мостовой её гавно попробуй, вычисти!

— Довольно! Мы поняли род твоих занятий, Макало, а теперь скажи нам, узнаёшь ли ты существо, которое видишь перед собой?

— Узнаю, конечно, сударь! Это существо — всеми нами любимый и уважаемый падре Микаэль…

— Да нет же, бестолочь! Мы имеем в виду вот эту девицу, которая стоит рядом с обвиняемым! Узнаёшь ли ты в ней ту самую ведьму, по поводу которой ты уже давал показания?

— Да вроде как узнаю, а вроде, как и нет. Та была вся из себя красивая — такая, ухоженная, а этой, как будто пол помыли вместо тряпки. Хотя, если присмотреться повнимательнее, то узнаю! Она это! Только что же такое тут сделали с бедной девочкой? Нет, ваша милость, вы как хотите, а не хорошо это! Правда, я сам чуть было не проткнул её навозными вилами, но так это ж совсем другое дело…