"Трест": легенды и факты

Возникли и другие сомнения. Якушев говорил, что “внутренние монархисты”, объединившиеся вокруг “Треста”, считают необходимым, чтобы эмиграция отказалась не только от иностранной интервенции, но и от связи с бывшими вождями Белого движения как людьми, не имеющими политического престижа в Советской России. Он шел еще дальше, проводя “идеи о вреде террора, вредительства и т. п.” Основная тяжесть борьбы, выработка ее стратегии и тактики, по его убеждениям, должны быть возложены на внутренние антибольшевистские силы. Эмиграции отводилась как бы вторая, вспомогательная роль. Якушев доказывал, что многие революционные преобразования уже необратимы, в их числе и система Советов. “Только под влиянием Федорова, – пишет Чебышев, – в ‘Еженедельнике ВМС’ стали появляться статьи о необходимости сохранения Советов, но ‘очищенных от коммунистов и противонародной революционной накипи’.” ¹⁷

Несмотря на некоторые сомнения, по предложению Якушева было все же решено направить в Россию, на съезд внутренних, “советских” монархистов, представителя Высшего Монархического Совета. Вызвался ехать некий “доблестный офицер гвардии Г.” Ему было сказано, что по плану после него в Россию поедет сам Марков-2 (если Г. благополучно вернется). Что стало с Г. – неизвестно. Марков-2 в Россию не поехал, но Чебышев в своих мемуарах свидетельствует, что он, Марков-2, полностью доверял Якушеву. Когда однажды между Чебышевым и Марковым-2 возник острый спор относительно стремления ВМС навязать Врангелю “монархический лозунг”, Марков-2 заявил: “Вы не знаете, что делается в России. Красная Армия требует монархического лозунга. Монархическое движение переходит в России в стихию злобы”. “Мне стало ясно, – писал Чебышев, – это осведомление получалось прямо от Федорова.”

Конечно, находившийся в Сремских Карловцах Врангель получал от Чебышева, Шульгина, Климовича всю необходимую информацию о Якушеве, “Тресте” и его программе. Надо отдать должное Чебышеву и Климовичу: зародившиеся у них сомнения крепли. Но и Врангелю была свойственна проницательность. Неверно было бы думать, что “врангелисты” не имели никаких контактов с людьми из “Треста”. Имели. Более того, некоторые правоэмигрантские лидеры (например, П. Струве) вообще считали, что “Трест” вышел на Кутепова и кутеповцев, так сказать, по наследству от Врангеля. Так что он имел возможность присмотреться к “трестовцам” и в определенной мере оценить их. Одному из близких соратников он писал: “Обращение ко мне Федорова (Якушева) и Волкова (Потапова) и само содержание их писем усиливает бывшие у меня ранее подозрения. Я не считаю себе вправе не сообщить их Великому князю. Вместе с тем, эти подозрения все же не непреложная уверенность, а потому убедительно прошу тебя, буде Великий князь сочтет необходимым в интересах дела поддержать с ним (Якушевым – Г. И.) дальнейшие сношения, чтобы это письмо и препровождаемые документы остались бы для всех, кроме тебя и Великого князя, неизвестными”. Врангель явно не хотел нанести хоть какой-либо ущерб авторитету Великого князя. А Великий князь, по-видимому, не был склонен разделять сомнения Врангеля. В этом его настойчиво поддерживал Кутепов, считавший, что Врангель вообще стал проявлять излишнюю осторожность, пассивность, тогда как время требовало решительных действий в контакте с людьми “Треста”.

Информация о том, что Якушев и другие “трестовцы” пытаются укрепить связи и с врангелистами, естественно, не могла пройти мимо Высшего Монархического Совета. Якушеву, по некоторым данным, были высказаны претензии: ведь связь “Треста” с монархической эмиграцией впервые была установлена через представителей Высшего монархического совета Ю. Артамонова, К. и Ю. Ширинских-Шихматовых и др. В конце концов решено было устроить Якушеву аудиенцию у самого Великого князя. Она состоялась при активном содействии Маркова-2 и Кутепова в августе 1923 г. Хорошо осведомленный бывший посол Временного правительства в Париже В. Маклаков позднее писал об этой встрече своему коллеге в США Б. Бахметеву: по имевшимся у него (Маклакова) данным, некоторые из “трестовцев” “приезжали сюда, были приняты Николаем Николаевичем и большими генералами; уверяли здесь, что для переворота все, если не готово, то подготавливается, и звали больших генералов съездить в Россию и посмотреть… Говорят, опять-таки, что им здесь дали деньги, но никто не поехал, а лично Врангель будто бы отнесся ко всей этой затее с большим недоверием”. ¹⁸

СУПРУГИ “КРАСНОШТАНОВЫ”. МАРИЯ ВЛАДИСЛАВОВНА

Да, Врангель подозревал “Трест” в провокации и в доверительных письмах резко осуждал Кутепова за связь с “трестовцами”. После визита Якушева к Великому князю ГПУ стало ясно, что “сотрудничать” надо прежде всего с организацией Кутепова: именно она представляет собой группу боевиков, готовых к активным, в том числе террористическим, действиям против СССР. Ей и следовало уделить главное внимание. Из “больших генералов”, близких к Великому князю и Высшему Монархическому Совету, в Советский Союз никто не поехал. Но в октябре 1923 г. в Москву (через эстонскую границу) прибыли кутеповские эмиссары: супруги М. Захарченко и Г. Радкевич.

Из двух посланцев генерала Кутепова первую скрипку играла, конечно, Мария Владиславовна Захарченко. Это была неординарная женщина. Маша Лысова росла утонченной барышней. Родилась в помещичьей семье, окончила Смольный институт, и открывалась перед ней вполне благополучная и красивая жизнь. Ее жизнь перевернула Мировая война. Муж – поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михно – умер от полученных в бою тяжелых ран. Тогда Мария Владиславовна добилась высшего соизволения на зачисление в уланский полк. Воевала храбро, отчаянно, получила боевые награды. После Февральской революции она вернулась в родовое имение и начала беспощадно бороться с революционно настроенными крестьянами, грабившими и поджигавшими дома помещиков. Она лично расстреливала уличенных. Второе замужество – за ротмистра Захарченко. Вместе с ним она воевала в войсках Деникина, в Крыму у Врангеля. В бою под Каховкой Захарченко был ранен и скончался от заражения крови. Мария Владиславовна с армией Врангеля ушла в Турцию, была в Галлиполийском лагере. Думается, что связь Марии Захарченко и Радкевича с генералом Кутеповым завязалась именно там, в Галлиполи. Многие авторы, писавшие о “Тресте”, называли и называют Марию Захарченко племянницей Кутепова, но это неверно. “Племянница” было ее кодовым именем в переписке с Кутеповым и другими лицами, сотрудничавшими с “Трестом”. Это, видимо, и внесло путанницу в некоторые мемуары и литературу. Отношения Марии Захарченко с Кутеповым были значительно более крепкими, чем родственные. Они основывались на ненависти к “совдепии” и большевикам, на совместной боевой работе, грозившей, в случае провала, смертью.

Врангель не являлся сторонником так называемого “активизма”, немедленного использования Белых сил для подрывной и террористической работы против Советской России. По всей видимости, он считал, что это способно привести к распылению наиболее ценных, боевых офицерских кадров или, того хуже, бесплодному приношению их в жертву ГПУ. За годы борьбы и эмиграции Врангель приобрел немалый политический опыт, что не могло не делать его решения взвешенными. Не таков был Кутепов. Он не хотел ждать. Отношения Врангеля и Кутепова, уже давно подпорченные, лишь ухудшались. Политические и тактические разногласия обострились и личной неприязнью. Врангелю не без оснований казалось, что при поддержке Великого князя Николая Николаевича Кутепов явно претендует на ведущую роль в Белой военной эмиграции. Якушев и посетивший Врангеля в Сремских Карловцах Н. Потапов это хорошо поняли, и “Трест” повел тонкую интригу, направленную на раскол между двумя наиболее авторитетными генералами эмигрантского Белого движения.

Еще до формального образования Врангелем Российского Общевоинского Союза (РОВС) в сентябре – декабре 1924 г. Кутепов по инициативе Великого князя возглавил особую организацию, которой поручалась “работа специального назначения по связи с Россией”. Она должна была заниматься тайной засылкой белогвардейских боевиков на территорию России для осуществления там подрывной деятельности и террора. Врангель, не одобрявший такую тактику, отношения к этой организации не имел. В ней безраздельно “царил” Кутепов. Понятно, что такая личность, как Мария Владиславовна Захарченко не могла остаться в стороне.

В Галлиполи или чуть позже, уже в Париже, она встретилась с другом своей юности Георгием Николаевичем Радкевичем, за которого вскоре вышла замуж. Радкевич был боевым офицером. По некоторым воспоминаниям, еще в конце 1917 г. и весной 1918 г. он входил в офицерскую группу, пытавшуюся освободить царя и его семью, сосланную в Тобольск. Радкевич воевал в Добровольческой армии и в Крыму.

В конце сентября 1923 г. с паспортами на имя супругов Шульц Захарченко и Радкевич перешли советско-эстонскую границу. С ними шел еще один человек – гардемарин Буркановский, но он не выдержал тяжести пути и отделился от группы. Всю ночь шли по топким болотам, рискуя погибнуть в них. Добрались до Луги, а оттуда – до Петрограда и, наконец, до цели – Москвы. У них была явка к одному из руководителей “Треста” – Э. Стауницу, который проживал на Маросейке. Тут им сменили документы. Из супругов Шульц они превратились в супругов Красноштановых. Стауниц стал Касаткиным. Итак, Упелиньш-Опперпут-Селянинов-Стауниц-Касаткин… В задачу Красноштановых входила проверка “Треста” как монархической организации и установление контактов с засылаемыми в Россию кутеповскими боевиками.

Из квартиры на Маросейке Опперпут перевез Захарченко и Радкевича в Малаховку, где они пробыли около двух недель. Кутепову через ведающего его канцелярией полковника А. Зайцева сообщили, что “впечатления от этой группы лиц (т. е. людей “Треста” – Г. И.) самое благоприятное: чувствуется большая спайка, сила и уверенность в себе. Несомненно, что у них большие возможности, связь с иностранцами, смелость в работе и умение держаться”. Захарченко и Радкевич сообщали также, из каких источников, по их мнению, “Трест” финансируется. Они считали, что крупные суммы поступают от контрразведок Польши, Эстонии, Финляндии и, вероятно, Франции. В определенной мере это было так. По специальному решению Реввоенсовета и Наркомата иностранных дел было создано особое бюро, занимавшееся изготовлением дезинформирующих документов, которые через “Трест” передавались иностранным штабам. Там этими “документами” весьма интересовались и платили за них хорошо. “Иностранные миссии, – писали Захарченко и Радкевич, – перед ‘трестовцами’ заискивают: по-видимому, их люди имеются повсюду, особенно в Красной Армии.”

Понятно, что главным источником финансирования “Треста” была организация, к иностранным спецслужбам отношения не имеющая. В письме к Кутепову Захарченко называла “ВИКО” (Всероссийский инвалидный комитет), основанный, якобы, Якушевым. ¹⁹

Говоря о политических намерениях “Треста”, Захарченко и Радкевич указывали: “Их лозунгом является Великий князь Н. Н. и полномочия от него дать от его имени Манифест в момент, когда они найдут возможным”. И в других посланиях Мария Владиславовна особо предостерегала “от преждевременного выступления под давлением легкомысленных, действующих из личной выгоды людей”. ²⁰