Третье открытие силы

– Потому что я так решил!
– раздраженно отрезал я и неожиданно для себя добавил: - И харекришна твоя вчерашняя - тоже шиза. Недаром у тебя глазки поблескивают... Повторяю тебе: я - просто устал, а ты - иди в задницу!..

На этот раз он ничего не сказал и только с улыбкой молча пожал плечами.

А я - соврал. Я вовсе не чувствовал себя уставшим. Наоборот, я ощущал совершенно небывалый и абсолютно необъяснимый подъем...

Сняв с огня котелок с овсянкой, я поставил воду для чая.

Он завтракать отказался и отправился куда-то в степь, что меня весьма обрадовало.

Усевшись с миской на краю обрыва и свесив вниз ноги, я съел кашу и, подобно разбойникам из мультика, которые "убежали далеко в лес и поклялись больше никогда, никогда не возвращаться в это проклятое место", решил, что больше не буду вступать с этим типом ни в какие разговоры о вещах хотя бы сколько-нибудь абстрактных, и вообще постараюсь обращать на него поменьше внимания.

После завтрака я сложил миску, кружку и ложку в полиэтиленовый кулек и, зажав его в зубах, спустился вниз. Вымыв посуду, выкупался сам и сладостно растянулся на теплой поверхности камня в предвкушении многодневного блаженного безделья.

Он спустился на плиту примерно через час.

Весь день почти до самого заката мы провели у воды, не перекинувшись ни одним словом. Большую часть времени я лежал с закрытыми глазами, иногда сползая в море, чтобы лениво проплыть несколько сот метров. Он тоже молча лежал, потом что-то делал, потом плавал, потом опять что-то делал, громко при этом пыхтел, потом снова лежал, но я тщательно не обращал не него никакого внимания и старался даже не смотреть в его сторону.

Вечером он сварил рис, который мы съели в полном молчании.

Так прошло несколько дней, в течение которых мы с ним почти не разговаривали.

Однажды я обнаружил, зачем он по утрам берет с собой вниз чайную ложку и кружку-чайник. Оказывается, они нужны были ему для выполнения утренних гигиенических процедур.

Сначала он прополаскивал рот морской водой, потом чистил язык, ложкой соскребая с него собравшийся за ночь белесый налет. С особой тщательностью он обрабатывал корень языка, от этого временами у него возникали даже позывы на рвоту, а в глазах скапливались слезы. Покончив с языком, он снова прополаскивал рот, после чего указательным и средним пальцами правой руки протирал и массировал десны и зубы.

Потом он набирал морскую воду в кружку-чайник, немного разбавлял ее пресной водой из фляги и промывал нос, по очереди вставляя носик кружки-чайника в одну ноздрю и выпуская воду из второй. Чтобы добиться свободного протекания воды сквозь носоглотку, он склонял голову набок - так, чтобы свободная ноздря оказалась внизу.

Наклонив кружку, он затем втягивал солоноватую воду обеими ноздрями через край и выплевывал ее через рот, после чего набирал воду из кружки ртом, наклонялся вперед, перевернув голову макушкой вниз, и выдувал воду наружу сквозь ноздри.

Еще у него было два тоненьких - миллиметра по три в диаметре - резиновых шнурка длиной около сорока сантиметров каждый. Один конец каждого из шнурков был закруглен.

Он смачивал оба шнурка в кружке, а потом закругленными концами осторожно продевал их по очереди сквозь ноздри, пальцами захватывал концы, вышедшие из отверстий в глотке и вытягивал шнурки наружу через рот. После этого он снова по очереди промывал ноздри соленой водой из носика кружки-чайника.

Заканчивалось это все тем, что он набирал полный рот прохладной морской воды, наклонялся и начинал с силой плескать в свои широко открытые глаза, зачерпывая воду сложенными лодочкой ладонями. После нескольких горстей воды он прекращал это делать и выплевывал воду изо рта. Я пытался сосчитать, сколько раз он это делает, но каждый раз количество горстей воды оказывалось другим, и я решил, что у него, видимо, есть какой-то иной критерий достаточности при выполнении этой процедуры.

В один из дней он заметил, что я исподтишка за ним наблюдаю, и сказал:

– Пока вода во рту не нагреется до температуры тела... Чем более холодной водой брызгаешь в глаза, предварительно наполнив ею рот, тем лучше. Если нет подходящего водоема, можно просто лить подсоленную воду из чайника - сначала прополоскать один глаз от внешнего его угла к внутреннему, потом - второй... Может, попробуешь? Я тебе кружку одолжу. И шнурочки... Если хочешь, можешь даже продезинфицировать, у меня наверху спирта немного есть. И мыло...

Ничего не ответив, я отвернулся и сделал вид, что внимательно разглядываю горизонт. Я, правда, подумал, что поступаю, должно быть, глупо, потому что в его странных гигиенических действиях явно было что-то стоящее, однако нельзя было давать ему повод раскрутить меня на полноценное общение. После того случая на обрыве он внушал мне что-то очень сильно смахивавшее на суеверный страх, и я очень не хотел в этом себе признаваться, довольно уютно устроившись в сетчатом коконе-фильтре.

– Тебе не кажется, что ты ведешь себя глупо?
– спросил он.

– Нелогично - ты это хотел сказать? Если у меня закружилась голова от перенапряжения, то я должен быть тебе благодарен за то, что ты спас мне жизнь, а не демонстративно тебя игнорировать... А если я тебя игнорирую, то тем самым признаю, что дело обстоит иначе, и, следовательно, себя обманываю... Да?

– Я говорю то, что хочу сказать, и я сказал: "Глупо". Обманывают себя практически все, и это не есть что-то особенное. Что же касается формальной логики, то почти никто из людей не бывает логичен в своих поступках, поскольку то, что принято считать логикой - аппарат очень ограниченный и как руководство к действию в большинстве случаев ни на что не годный. В то же время истинная логика, в соответствии с которой устроена жизнь в этом мире, с точки зрения большинства людей абсолютно абсурдна. А ты ведешь себя просто-напросто глупо, пытаясь игнорировать то, что уже вошло в твою жизнь, и от чего тебе теперь никуда не деться. Ты похож на страуса, от страха спрятавшего в песок голову в наивной надежде, что от этим можно что-то изменить в окружающем мире. Я могу уйти прямо сейчас. Но то, что я сделал с тобой несколько дней назад, останется в тебе и будет неуклонно изменять тебя изнутри, и раньше или позже для того, чтобы справиться с новым самим собой, тебе понадобится определенная информация. И кроме меня, никто не поможет тебе ее добыть. А если ты ее не добудешь, то либо будешь несчастен до конца своей жизни, либо тебя скосит шиза.

– Как тебя, например...

Он пропустил мое замечание мимо ушей и невозмутимо продолжал:

– Но самое главное - ты знаешь, почему именно я, однако предпочитаешь хранить это знание в дебрях подсознания. Там, откуда оно само по себе не сможет выбраться в слой формулируемых мыслей и мыслеобразов. Разве что во сне... Ты часто видишь сны? О прошлых жизнях, например? А может быть, даже не сны?.. А?

Он знал, что попал в точку. Но от этого я еще больше замкнулся в себе.

– Не хочешь...
– сказал он.
– Ну что ж, твое право... Однако ты способен на большее, чем банальный мордобой, который у нас проходит под кодовым названием "восточные боевые искусства"... Я уж не говорю о плавании... В обычном понимании...

– А бывает необычное?

– Бывает. Ты кем работаешь? Только тренером?

– Инженером. Тренер - это по совместительству. Полставки в институтском спорткомплексе...

– Ну, в этой стране "инженер" - понятие растяжимое... Особенно сейчас.

– Инженером-гидрологом.

– Это - скорости течения, температурная стратификация, чего там еще?

– Не совсем, я гидрооптикой занимаюсь...

– А-а, подводное световое поле, коэффициент ослабления, коэффициент поглощения...