Третьего не дано?

Я пожал плечами, мол, поступай, как знаешь, но тут же спохватился. А как же Квентин? Вдруг царевич ошибается и Ксения все-таки влюблена в шотландца?

— Королей, говоришь?.. — нерешительно протянул я. — А тебе мало Иоганна, который в Москве скончался? Сдается мне, здоровье у них к русским морозам чересчур чувствительно. Вдруг опять все повторится, и что тогда?

Годунов задумался, а затем решительно отложил листок с датчанами в сторону, но… тут же взял второй.

— А вот лотарингские герцоги. Сын Карла Хенрик прошлую зиму овдовел. А женат был на родной сестрице тамошнего французского короля Хенрика [3] . Ежели королю было незазорно сестру за него замуж отдавать, то и мне, выходит, тоже. Лета, правда, у него изрядные — за сорок перевалило, ну да это дело житейское.

3

Имеется в виду король Франции Генрих IV (1552–1610), король Франции с 1594 г. Его сестра Екатерина была замужем за сыном герцога Лотарингского Карла III Сильного Генрихом и умерла в феврале 1604 г.

«Ничего себе! — возмутился я. — Тут, можно сказать, судьба единственной дочки решается, а он — „дело житейское“! Тоже мне Карлсон выискался».

Я вспомнил темный, почти черного цвета, любопытный глаз, задумчиво глядевший на меня сквозь ячейку решетки, и твердо приказал себе не уступать.

— В такие лета его даже сварить нельзя — мясо жесткое, — заметил я царю. — Конечно, иногда и годы не помеха, но сам посуди, царь-батюшка: с чего бы у него сестра короля Генриха умерла? Может, он так сурово себя вел по отношению к ней, что бедняжка захирела, несмотря на юные лета? И не жаль тебе Ксении Борисовны?

Годунов призадумался, вновь заглянул в список и заметил, что помимо этого вдовца в их роду имеются еще четыре Карла, а два из них вовсе ровесники Ксении Борисовны.

«Вот расплодились-то! — возмутился я. — И все на одного Квентина. Нет уж, ребята, так нечестно!»

— Ты, государь, про Варфоломеевскую ночь слыхал? — спросил я. — А ведь герцоги Лотарингские самые заводилы в ней были.

Борис Федорович небрежно заметил:

— То давно было.

— А я мыслю, что и сейчас их всевышний [4] по-прежнему обретается в католиках, — упрямо заметил я. — И сколько бы лет ни прошло, а ненависти у латинян к протестантам не убавилось, прежняя она. И если они так относятся к родственной вере, то сам подумай, станут ли они терпеть православие царевны. Я бы всех этих лотарингских князей отмел. Не пара они твоей дочери.

4

Чтобы соблюсти равноправие со славянскими богами — ведь не пишем же мы Бог Авось, Богиня Макошь, Бог Перун и так далее, — здесь и далее к словам «бог», «богородица», «спаситель», «аллах» и т. п. автор посчитал справедливым применить правила прежнего советского правописания.

И еще один лист полетел в сторону.

Мне на секундочку даже стало жаль тех денег, которых, скорее всего, ухлопали не одну сотню, добывая эти сведения, но я твердо решил стоять на своем.

В конце концов, чем я хуже гоголевского Кочкарева? Если уж он умудрился отшить всех женихов, оставив только своего протеже [5] , то мне с моим высшим университетским образованием грех не проделать точно такой же трюк.

Правда, он там хаял невесту, а у меня иное, но ничего. Главное, чтобы совпал конечный результат.

5

Имеется в виду пьеса Н. В. Гоголя «Женитьба» и один из ее персонажей, Кочкарев, который оклеветал невесту перед остальными женихами, чтобы его приятель Подколесин не имел конкурентов при сватовстве.

Сказано — сделано.

И листы с перечнем графов и пфальцграфов, герцогов и князей один за другим откладывались загадочно улыбающимся царем в сторону — не то.

А что? Кто там знает этих загадочных ландграфов Гессен-Кассельских или герцогов Саксен-Лауэнбургских? Я лично, к примеру, вообще и слыхом не слыхивал про них.

И зачем ей такая радость, как наследник герцогства Савойского?

Ну и пускай Амадей, так ведь не Моцарт же!

— Ему кукла в семнадцать лет нужна, а не твоя красавица, государь, — ворчал я.

А этот фон унд цу Лихтенштейн? Помнится, у некоего егеря в одной из наших кинокомедий территория, как два Лихтенштейна. Или три, не помню.

Короче, одна кликуха, что князь, а на деле глянешь, так этот «ундцуфон» имеет пяток верст вширь и семь с половиной вдоль.

— Всего и земель, поди, столько, сколько твои стольники имеют, а то и меньше, — мрачно заметил я.

Последние, кто угодил мне под горячую руку — или правильнее сказать под язык? — оказались сыновьями герцога Брауншвейг-Люненбургского.

Было их то ли пять, то ли шесть штук, но к тому времени я окончательно распоясался и не стал критиковать каждую из кандидатур в отдельности, охаяв разом всех.

— Ты сам вдумайся, государь. Сдается мне, что неспроста все они до сих пор не обзавелись женами. Учитывая, что самому старшему из них уже сорок, это наводит на раздумья и предположения, что все они имеют некий порок. Причем он не мелкий, тайный, а такой, который известен всем, иначе кто-нибудь непременно выдал бы за одного из них свою дочку…

И вновь был поражен странной реакцией Бориса Федоровича. Лист был последний, не охаянных мною больше не осталось вообще, то есть с женихами вновь сплошной завал, а он… смеется.

И ведь от души — это сразу видно.

— А теперь примемся за невест, — вытерев выступившие слезы, наконец-то угомонился Годунов. — Поглядим, что ты о них скажешь.

Но тут, честно говоря, я сплоховал. Очевидно, увидев, что последний лист с женихами, расслабился. Так что разбушеваться в отношении Софии-Елизаветы, Агнессы-Магдалены и Анны-Марии не сумел — весь пар выпустил раньше.

К тому же когда царь с превеликим трудом произносил титул их отца — Ангальт-Кётенского князя Иоганна-Георга I, мне почему-то сразу припомнилась маленькая девочка София Фредерика и как-то там еще, которая тоже вроде бы Ангальт, только Цербстская, но приставка — дело второстепенное.

Разумеется, и среди родных сестер одна может оказаться гурией, а вторая фурией, но тут уж как повезет.

Во всяком случае, есть шанс на удачу, о чем я честно и заявил Борису Федоровичу, не забыв оговориться, что все равно для начала нужны портреты этих европейских Сонек, Лизок и Манек, а уж потом…

Тот ничего не сказал в ответ, хотя явно порывался задать какой-то вопрос, лишь как-то странно посмотрел на меня и закруглил нашу беседу, сославшись на поздний час.

На следующий день я вновь удивился, на этот раз загадочной реакции самой невесты.

Дело в том, что за семейным столом Годунов не стал таить, кто в первую очередь повинен в том, что царевна вновь осталась без жениха. Казалось бы, уж она точно должна негодовать, что по моей милости остается не замужем.

Но не тут-то было.

Первым делом Федор, едва усевшись напротив — я еще не успел начать урока, — заявил, что Ксения Борисовна шлет мне свою благодарность и низкий поклон за то, что я так заступался за нее.

Придумает же.

Вначале решил, что сказано было в ироничном плане, что-то вроде: «Ну спасибо, удружил». Однако, кое-что уточнив, выяснил, что благодарность была искренней, от всей души.

«Вот и пойми после этого загадочное женское сердце, — в растерянности подумал я, но потом меня осенило: — Не иначе как ее брательник точно ошибся, и она на самом деле по уши влюбилась в моего шотландца, вот и все объяснение».