Третьего не дано?

Подействовало. Зашевелились.

Не знаю насчет силы божественного слова, но силе хамского слова верят все.

Провожать вызвалось сразу двое, из которых один, что помоложе, всю дорогу докапывался у меня про то, как там идут дела, а на середине пути, насмелившись, вдруг ляпнул:

— А верно ли сказывают, будто сей самозванец вправду наш исконный государь Дмитрий Иоаннович, кой чудом уцелел…

Но тут его от всей души с суровым приговором: «Чтоб ты поперхнулся словцом ентим!» — саданул в бок другой, гораздо старше и, по всей видимости, гораздо умнее.

Пока молодой обиженно охал, второй стрелец успокаивающе заметил:

— Ты его не слухай, княже. Млад он, вовсе, почитай, отрок летами, вот и буробает языком, яко помелом, не пойми чего. Ныне, известно, времечко неспокойное, потому в сумнениях иные. А ну как в прелестных письмах хоть песчинка правды имеется? А нам тож знать хотца, где она и в каком месте таится. Опять же и в присяге недавней вора, кой князем Дмитрием Угличским прозывается, Гришкой Отрепьевым уже не величают, вота и гадаем. Выходит, Отрепьев, чтоб его свело да скорчило, повело да покоробило, вовсе не вор? А кто же тогда есть оный самозванец? Потому народ и бродит в сумненьи. Можа, ты чего поведаешь об нем? — И вопросительно уставился на меня.

«Кажется, я дал маху с рекомендацией не называть Дмитрия Гришкой Отрепьевым». Я несколько растерялся, но ратник терпеливо ожидал, и пришлось отвечать:

— А какая разница, кто там кроется под личиной Дмитрия? Кто бы ни был, все одно вор.

— Так-то оно так, — задумчиво произнес пожилой. — Тока, ежели неведомо, чье имечко у оного самозванца, можа, тогда он и вовсе… — И тоже, спохватившись, осекся, виновато поглядывая нам меня. — Во головушка бедная, — пожаловался стрелец спустя несколько секунд. — Ты уж, княже, не слухай, чаво несу. Вчерась перепил изрядно у суседа, вота и…

— Когда ж ты успел перепить, дядько Трофим, коли весь вечер с изгородью вошкался? — вмешался молодой. — А опосля сказывал, мол, спать пойду.

— Это ты думал, что пойду, — поправил его Трофим. — А на самом деле я опосля решил к суседу заглянуть, к Антохе Кострюку, ну и…

— Дак я с его Настеной допоздна на завалинке просидел, не было тебя там, — не отставал молодой.

— Экий ты глупой ишшо вовсе, да я… — вновь начал разъяснять пожилой стрелец, но слушать их мне надоело, да и без того вывод напрашивается сам собой: народ «в сумненьях пребывает».

Это плохо.

А очень плохо, что в сумненья впали служивые. Значит, даже если Федор свистнет сбор и по его призыву рати все-таки соберутся, то, во-первых, они сами по себе далеко не первый сорт — либо млад, либо стар, как эти провожатые, а во-вторых, будут пребывать в неуверенности, на той ли они стороне.

Это ведь наемников не интересует, где там правые, лишь бы платили вовремя, а народ желает знать, кто защищает свои исконные права, а кто…

Получается, что рассчитывать можно лишь на тех немцев, французов и англичан, которые служат у Годунова по найму, а их раз-два и обчелся. К тому же при виде многотысячного войска и они спасуют, поскольку жизнь дороже звонкого серебра — покойники в деньгах не нуждаются.

И что тогда?

Поднимать мальчишек из Стражи Верных? Эти да — встанут как один.

И полягут тоже как один, потому что против всех им не выстоять.

Так ни до чего и не додумавшись, я дошел до терема воеводы, которому представился как князь Федор Константинович Мак-Альпин.

Добродушный толстячок, морща лоб, некоторое время гадал, чьих я есть, но потом встрепенулся. Никак дошло.

— Так тебе коней и охрану, стало быть? — переспросил он и пожаловался: — Ныне, вишь, и без того оголили град. Почитай, всех ратных людишек под Кромы послали согласно повелению Федора Борисыча. Десяток, конечно, выделю, а боле… — И выразительно развел руками.

— Главное, чтоб кони добрые были, — заметил я, посчитав, что и десятка хватит.

Ну какой разбойник, находясь в здравом уме, станет нападать на ратников? Да и для чего — обоза-то нет.

— А как же, как же, мы свое дело ведаем, кони справные, — захлопотал обрадованный моей уступчивостью воевода, представившийся мне как Никита… дальше забыл. — Завтра поутру и поедете. А коньков, ежели хошь, можно прямо ныне отобрать, коль жаждется.

— Верю, — отмахнулся я. — Сам отбирай. А я покамест в церковь схожу да помолюсь, что добрался без хлопот.

И опять соврал. В церкви я молиться и не думал. А вот походить по городу, потолкаться на торжище и послушать, о чем болтают коломенские жители, надо.

Все-таки нельзя делать скороспелые выводы, основываясь на разговорах и вопросах двух ратников. Вот узнаю, о чем думает остальной народ, тогда уж и…

Но побродил и потолкался я недолго. Спустя всего полчаса, не больше — даже к обедне еще не звонили, прямо у входа в Брусненский монастырь мне в спину кто-то негромко произнес:

— Назад бы тебе надобно, княже. Меня за тобой Дмитрий Иоаннович нарочно послал, чтоб возвернуть…

Глава 20 За худым пойдешь — худо найдешь

Я резко обернулся. Передо мной стоял человек в обычной одежде, но лицом смутно знакомый. Вроде бы я его…

— Прямиком из Путивля я, — пояснил он. — Ондрей Шерефетдинов. Чай, видывал меня тамо на пирах. Токмо я вдали сидел. — И неприятно ухмыльнулся. — Вестимо, не князь, вот и место по чину.

— А за мной зачем?

— Велено вернуть, а что за надобность, о том государь не сказывал. Видать, важное что-то поведать решил, — предположил он с наглой усмешкой, и его и без того небольшие глазки неприятно сузились еще сильнее, отдаленно напоминая прищур стрелка во время прицеливания.

— Ты, наверное, перепутал, — возразил я. — Я еще и грамотку Федору Борисовичу отдать не успел.

— А не надо ничего отдавать, — ухмыльнулся он. — Государь сказывал, теперь она без надобности, и уговариваться ни к чему. Опять же опаска у него за тебя — вдруг изобидят в Москве.

«Значит, был у Дмитрия тайный гонец из-под Кром, — понял я. — И теперь он не хочет, как мы договаривались, принародно оглашать свое милостивое слово к Годуновым, иначе потом никак не объяснить их смерть. Выходит, все мои старания впустую? — Но тут же одернул себя: — То есть как впустую? Грамота у меня, а я пока еще жив-здоров и даже достаточно упитан, так что…»

— Мой конь у воеводы во дворе, а грамотка оставлена в его покоях, — пояснил я.

— Надо бы забрать, — порекомендовал он и недовольно огляделся по сторонам. — А где Гуляй-то бродит? Он разве не с тобой?

— Так ты что, ничего не знаешь? И казаков моих не видел? — удивился я. — А как же ты тогда меня нашел?

— А что такое? — насторожился он. — Знамо дело, никого еще не встретил, ты первый. Нас государь пятерых отправил, чтоб тебя упредить да перед Москвой остановить. Кто в Серпухов подался, где вы с Гуляем объявиться должны были, ну а меня сюда, чтоб все пути-дорожки перекрыть. — И, вновь нахально осклабившись и демонстрируя крепкие желтоватые зубы с заметно выступающими вперед клыками, повторил: — Уж больно велика опаска за тебя у государя.