Третий берег Стикса (трилогия)

— Отнеси обратно, — и мотнул головой, давая понять, что место чемодана в машине.

— Вот и правильно! — крикнул на бегу Матвей, возвращаясь, добавил: — Так будет сохраннее.

Вернулся. Почтительно приблизившись, проговорил с поклоном, вполголоса:

— А перстень, княже, не носил бы ты так, на верёвке. Неосмотрительно. А ну, перетрётся, или обрежет кто?

— Это не верёвка, — машинально ответил Волков. И пояснил, всё ещё разглядывая молчаливого крепыша (тот стоял, скрестив на груди крупные руки): — Перетереться она не может и не разрежешь её ничем. Снять можно только вместе с моей головой, а это (Саша счёл своевременным глянуть на сатира) дороговато обойдётся.

— Прости, княже! Такого и в мыслях у меня не было, — ответил, кланяясь, Джокер, но что-то в тоне ответа Волкову не понравилось: «Ох, крутит он опять, Саша, осторожнее. Опять что-то задумал. Однако без провожатого я здесь больше шагу не сделаю».

— Не называй меня больше так, — попросил он.

— Как же мне…

— Сашей, как и раньше.

— Слушаюсь, кня…

Волков показал кулак.

— Кхе-кхм! — громко кашлянул невозмутимый слушатель. — Господа, вы переправляться будете?

«Да это паромщик всего лишь!» — догадался Волков и ответил:

— Конечно. — Потом, помедлив, спросил: — Сколько это стоит?

— Уплочено, — прогудел, паромщик. На невыразительном лице его не промелькнуло и тени удивления, повернувшись к парому, он сделал жест, который мог сойти с равным успехом и за приглашением пройти на мостки, и за просьбу отправиться на все четыре стороны.

— «Упло-очено!» — передразнил Матвей, обращаясь к широкой спине перевозчика. — Бабок я тебе отлистал за досрочный переезд, не видишь — торопимся! Пошевеливайся или возвращай лишку!

— Солнце ещё низко, — бесстрастно возразил паромщик и водянисто глянул через плечо на возмущённого сатира. — Деньги я верну, если господа никуда не торопятся. Дождётесь полудня…

— Нет уж, — возразил Волков, предвидя новые возражения склонного поторговаться сатира. — Поехали.

Паромщика нисколько не обеспокоили трупы. Он переступил через лежащее у сходней ничком тело, схватил его за шиворот и сволок на берег, как мешок, дождался, пока пассажиры ступят на дощатый настил, и поднял трап, отгородившись от берега досками. Скрипнули петли, что-то деревянно стукнуло, перевозчик повозился сначала у одного углового столба, закрепляя ограду, потом у другого. Покончив с этим, опустился, кряхтя, на одно колено, схватился за ржавое кольцо и открыл люк, которого Волков до сих пор не приметил.

— Заводи, заводи свою черепаху! — понукал переминаясь от нетерпения Матвей. Озирался ежесекундно, и, как выяснилось, не зря. На дороге вдали появилась машина — точная копия Матвеева медведя.

Паромщик ничего не ответил, склонился, погрузив руку в люк чуть ли не по плечо, выпрямился, дёрнул локтем. «Др-р-рам! Чах! Чах!» — зарокотало, чихнуло несколько раз под настилом что-то, потом взревело простуженным басом так, что затарахтели сломанные перила. Из-под настила в сторону берега вынесло клуб чернейшего дыма.

— Поехали! — приплясывая, умолял сатир. Пол дёрнулся под ногами, под настилом заскрежетало и мостки неспешно двинулись через пролив, втягивая канат с одной стороны и выпуская с другой. Волков был сражён видом и поведением адского механизма, действительно напоминавшего черепаху; забыл ненадолго и о Джокере, и о машине на пыльной дороге, и о флегматичном паромщике. «Вчера паровой котёл, сегодня это, — потерянно думал он, следя за облачками черепашьего чёрного выдоха. — Что ещё есть в этом заповеднике? Водяные часы? Ступальная мельница?» К действительности его вернул Матвей — снова хватал за рукав, причитал:

— Они догонят! Переправятся следом! — и, тыча пальцем в оставленный берег, стонал: — Что будем делать, княже?

— Просил же, не называй меня так, — напомнил Волков, оглядываясь на паромщика, но тому, похоже, безразлично было, кто едет на деревянном панцире его черепахи.

— Они догонят, — повторил, кивая головой, сатир.

Саша глянул туда, куда указывал провожатый. Машина на паромной пристани, четыре человека в чёрном смотрят черепахе вслед. Волкодавы?

— Зачем мы им?

— Мы-то им ни к чему, а вот иоланты и деньги…

— Да откуда же им знать о том, что в чемодане? Или ты думаешь, они добрались до Бугаева, вытрясли из него?..

— Нет, это вряд ли, — ответил, потупившись, Джокер. — Алтын не такой дурак, чтобы по собственному желанию сунуть голову в петлю.

— Так откуда же? — добивался Волков. — Говори!

— Ты же сам устроил на пристани кипеж, кня… Саша, то отребье, которое посягало на твою собственность, рвануло когти. Кто-то из них, надо думать, напоролся на белоглазых и выболтал, что случилось у переправы.

— И что же случилось? — спросил Волков, заметив: «Морду отворачивает, хотел скрыть что-то, не вышло».

— Да этот же меня засветил! — ответил, собравшись с мыслями, Джокер и указал на паромщика. — Денег спросил вперёд, не поверил, с-сука, что заплачу, когда переправлюсь! Откуда у меня на кармане такие бабки? Вот и пришлось залезть в чемодан. А на пристани швали всякой подлородой — как собак нерезаных, и каждый норовит позырить, — что там у проезжего в чемоданчике? Иолантов они, положим, не видели, но бумажек-то у меня — стопками! Каждый голодранец горло готов за рубль порвать, вот один и кинулся. Дождался, пока я медведя на паром загнал и нарочно свару устроил: чего, мол, его перевозят, а нас нет? До полудня, мол, два часа ещё! Я ему: какое твоё собачье дело, подлородый хам…

— Ну да, он хам, а ты, значит, благородный, — вставил Волков.

— Благородный — не благородный, а по рождению гой. И ещё неизвестно, откуда меня похитили. А вообще-то, у кого бабки, тот и банкует, я так думаю.

— Тот, который свару с тобой у парома устроил, тоже так думает.

— Никак он уже не думает, — огрызнулся Матвей. — Вон он валяется, пристрелили в первую очередь, сразу, как повязали меня и заметили, что этот придурок с чемоданом улизнуть собирается. Тут ещё какой-то недоносок выискался, сунул рыло в чемодан и заорал, что там бабок на всех хватит. Хватит или нет они проверять не стали, а учинили свалку за мои… за твои денежки.

— Понятно, — Саша кивнул, глянул вперёд (берег близко), оглянулся (стоит машина, и рядом с нею те четверо) и понял: если переправится хоть кто-нибудь из тех, кому известно о деньгах, будет кровь. Много крови.

— Что делать? Что теперь делать? — бормотал Матвей.

— Заткнись! — прикрикнул на него Волков и спросил у паромщика, колдовавшего у открытого люка:

— Сколько тебе заплатить, чтобы не возвращал паром на тот берег?

— Заплатить ему? — окрысился Джокер. — Да его удавить мало его же кишками! Убей его!