Третий фланг. Фронтовики из будущего

— Чем наш скромный поселок привлек внимание красного командования? — Мы прибыли для проверки… — продолжила было женщина, но на нее даже не взглянули.

— Значит, так, дед! — взял разговор на себя я. — Всех людей выводи на окраину, а бойцы пока осмотрят дома. Если найдем что-нибудь интересное – пеняй на себя. Если признаешься сразу – последствия будут меньше. Если пострадают наши или какие еще бойцы Красной Армии – поселка не будет… Совсем.

— Зачем так говорить, командир? Все у нас хорошо. Может, не надо людей на улицу? Холодно ведь.

— Выводи! А то я сам костерок разведу! — пресек пререкания сержант.

Люди вышли. Одеты они были довольно тепло. Голодными не выглядели. Мужчин было очень мало. Группа из десятка бойцов во главе с сержантом приступила к досмотру подворий. Искали тщательно, заглядывая в каждый уголок. Я стоял и курил в стороне от основного народа. Старейшина подошел ко мне и тихо проговорил: – Командир, ну все у нас нормально. Тихо здесь. Никто никого не обижает. Давай разойдемся по-доброму? Я тебе девку отдам. От беженцев отбилась, мы и приютили. А сейчас думаю, не накликать бы беды. Всякое рассказать могут…

— Ну, дед, а почему ты думаешь, что я тебе поверю? Что еще интересного скажешь?

— Деньги есть… Много. До войны передовики мы были, премии получали, — подмигнул он.

— Уже интересно. Теперь, что хочешь?

— Хватит искать, все равно ничего у нас нет…

— Ну, я пока думаю… Про девку расскажи? Только не то, что уже сказал, а правду, тогда есть шансы, что я замерзну минут через пять, заберу ваше пожертвование в фонд помощи фронту, только расписку мне писать не на чем, соберу бойцов и уеду…

— Ай, какой хороший командир.

— Какие дома надо не заметить? И что с девкой? С деньгами?

— Вот те три, — показал он, — деньги сейчас принесу. Девка непорченая, жена спрашивала. У нас никто не трогал. Я сам присмотрел. Документы ее нужны?

— Давай.

Дед сходил в один из не осмотренных еще домов и принес оттуда вещмешок. Заглянув в него, я убедился, что там были действительно деньги. Также он протянул мне аттестат об окончании семилетки – единственный документ девушки.

— Веди саму девку сюда. Хотя нет, вон в тот проверенный дом. До тех, на которые ты показал, я успею еще остановить солдат. — И мы потихоньку двинулись к указанному мной строению.

— Ой, командир, а подчиненные что скажут?

— Молчать будут, если в окопы не хотят. А если не будут, то под расстрел за трусость и клевету…

— Страшный ты человек, командир.

— Стараюсь. Слушай, дед, советские скоро Крым оставят. Придут немцы. А мне надоело в холоде и сырости бегать. Видишь с нами бабу? Она шпионов-коммунистов много знает. Я бы ее потерял по дороге… Есть кому отвезти, только срочно?

— Нету.

— Ну да ладно. Еще в других местах поспрашиваю…

Еще минут через пять старейшина вывел из толпы девушку, лицо которой было тщательно спрятано за шалью, и проводил в дом с глиняным полом и маленькими окнами, где я уже ждал его. Многозначительно кивнув, он оставил нас наедине.

— Ну что, девочка-красавица, распутывай свой платочек. Не прячься, тут тепло. Знакомиться будем.

— Пожалуйста, не надо! — прошептала она.

— Что не надо? Сколько тебе лет? Как зовут?

— Оля, шестнадцать. Я вас очень прошу, не надо…

— Еще слово не в тему – ремня дам! Как здесь оказалась? Что здесь происходит на самом деле?

— Не надо ремня… — Слезы покатились из глаз. — И это не надо, пожалуйста…

— Значит, так, если ты не ответишь сейчас быстро и четко на все вопросы… то я что-нибудь нехорошее придумаю.

— Я отстала от поезда. В Джанкое. Я сама из Николаева. Работала на заводе. И училась. С войной поехали в эвакуацию через Севастопольский порт. На станции, пока ходила за водой, подбежали эти, зажали рот и уволокли куда-то. Связали, тряпьем сверху завалили и сюда привезли. По дороге руками везде трогали… Мне очень стыдно… — разревелась она.

— Ладно, с этим ясно. Дальше давай. — Когда приехали, меня больше не трогали, но держали хуже собаки…

— Еще кто-нибудь тут есть? — не дал договорить я.

— Нет, сейчас уже нету. А раньше они откуда-то двух раненых матросов привозили. В сарае держали. Но я точно ничего не знаю…

— Понятно. Где их держали?

— Через четыре дома, — ответила она, а я подумал, что это здание я как раз не должен был заметить.

— Хорошо, если вдруг вспомнишь что-то еще – сразу говори мне, ну или любому солдату, чтоб позвал меня. А теперь прекрати плакать, утри слезы и иди к грузовикам с гордым видом. Бояться тебе уже некого. Садись в любой и жди.

Я вышел из дома и направился с тремя бойцами к указанному девушкой строению. Дед недоуменно посмотрел мне вслед. Войдя внутрь, мы стали осматривать помещение, но ничего не нашли. Озадаченный, я стоял на крыльце, когда один из бойцов, осматривавший пристройки, доложил, что в сарае тоже ничего нет, кроме пары крупных свиней. Мы уже покинули было дворик, как меня словно облило холодной водой. «Свинина! Татары – мусульмане. Зачем им свиньи? Разводят и продают? Тогда почему только две? Непорядок, надо срочно осмотреть загон…» – размышлял я, а руки уже потянулись к кобуре с ТТ.

— Выгнать свиней, осмотреть их загон. Все необычное – на улицу! — скомандовал солдатам, а потом обратился к жителям: – Кто хозяин дома?

— Я! — отозвался довольно молодой татарин.

— Где матросы?

— Какие матросы? Здесь нет никого…

— Сейчас тебе будет весело, — проговорил я, приставляя пистолет к его голове.

— Нет здесь матросов!

— Где они? — продолжал настаивать я.

— Не было никого.

— Ты уверен? — Я переместил пистолет от его головы к промежности. — Или лучше повесить? Аллах не пустит в рай душу висельника, правда? Она же не через рот выйдет… Проклята будет, правда?

— Командир, тут кости! Обглоданные! Кажется, человеческие! Ну, нет у коров и свиней таких костей! — закричал солдат из сарая.

— Вот и все. Допрыгались, козлы. Сейчас будем веселиться. Сержант! Дели толпу! Мужской пол, старше десяти лет – отдельно, остальных отдельно. Баб и компанию построить и маршем на Феодосию, как и приказано, а козлов карать будем!