Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945

В 1912 году генерал Бернгарди привлек внимание общественности к тому странному факту, что родственные немцам голландцы и их территория почему-то «находятся вне пределов немецких государственных границ и вне сферы немецкой культуры». То же самое, по мнению Бернгарди, касалось прибалтийских провинций России, которые когда-то были процветающими регионами немецкой культуры. «Наш долг – вернуть эти потери».

Когда Гитлер, отсидев в тюрьме Ландсберг полтора года, вышел на свободу, его могли депортировать из Германии как нежелательного иностранца; любое приличное государство так бы в подобном случае и поступило. Баварский премьер-министр граф Лерхенфельд сказал, передавая свой пост господину фон Кару: «Избавьтесь от него: он станет страшен и сожжет мир». Но Гитлеру позволили жить там, где он проживал до неудавшегося путча, и он принялся делать то, о чем говорил в «Моей борьбе» – о том, что революции совершаются магией слова. Итак, он говорил и говорил, колесил по стране, проклинал и лгал – и все больше немцев кричало «Хайль Гитлер!», «Спасибо нашему фюреру!», «Германия, проснись, умри, Иуда!», «Когда еврейская кровь потечет по нашим ножам, мы вздохнем свободно», «Трепещи, низкая нация пожирателей мацы, приближается ночь длинных ножей!», «Мы будем маршировать, когда все вокруг будет разлетаться вдребезги, ибо сегодня нам принадлежит Германия, а завтра – весь мир!». Польский писатель Чеслав Милош сказал после войны: «А завтра – весь мир!» – пели эсэсовцы, а из трубы крематория Освенцима к небу поднимались клубы черного дыма». Миллионы немцев славили человека, сказавшего в «Моей борьбе» о глупости масс, которые тем легче верят лжи, чем она больше. Гитлер понимал, что можно заставить принять ад за рай, а рай за ад, если умело повести пропаганду.

В это же самое время канцлер Штреземан следовал единственно возможной политике, завещанной Ратенау. Не обращая внимания на варварские лозунги правых партий о «государственной измене» и «еврейской республике», он проводил в жизнь опороченную политику «исполнения Версальского договора» для завоевания доверия западных держав.

После внезапной смерти Эберта 28 февраля 1925 года партии правого крыла поначалу хотели выставить кандидатом в президенты принца Гогенцоллерна, но затем остановились на кандидатуре семидесятидевятилетнего Гинденбурга, человека, говорившего, что он прочитал за свою жизнь только две книги – Библию и дисциплинарный устав, и сказавшего в выступлении перед школьниками, что «настанет день, когда они победителями снова вступят в Париж, так же как их деды и прадеды». В 1954 году Герман Гессе сказал, что немцы, выбрав Гинденбурга, «открыли ворота грядущим бедам. Даже мои ближайшие родственники в Германии, даже мои сестры, голосовали за этого выжившего из ума солдафона».

Штреземан признал Эльзас и Лотарингию частью Франции и получил от французов обещание эвакуировать Рейнскую область раньше, чем это было предусмотрено Версальским договором. За Локарнское соглашение Штреземан и Бриан получили Нобелевскую премию мира. Однако здоровье Штреземана было сильно подорвано бешеной пропагандой, направленной против его разумной политики. Его смерть в 1929 году была для Германии такой же катастрофой, как за несколько лет до этого смерть Ратенау.

Гитлеровские головорезы и частные полувоенные организации все больше и больше терроризировали Германию. За несколько дней до выборов 30 сентября 1930 года профессор Вильгельм Рёпке писал: «Многие думают, что хуже, чем теперь, уже не будет. Поэтому почему бы не попробовать национал-социалистический эксперимент? Эти люди ошибаются. Все может стать намного хуже, если за кризисом экономическим последует кризис государства. Никто из тех, кто 14 сентября проголосует за Гитлера, не сможет потом сказать, что его не предупреждали о том, что из этого получится; тот, кто проголосует за Гитлера, должен знать, что будет голосовать за хаос вместо порядка, за гражданскую войну и бессмысленное разрушение». Но профессора Рёпке тоже никто не услышал. В результате выборов нацисты получили больше ста мест в рейхстаге, а ликующие сторонники отмечали победу избиениями евреев на улицах и битьем витрин в еврейских магазинах. Фюрер сказал: «Наша цель – создание нового господствующего класса, класса, не знающего жалости, класса, знающего, что он имеет право на власть, ибо принадлежит к лучшей расе».

Брюнинг, ставший германским канцлером 28 марта 1930 года, столкнулся с нелегкой задачей наведения порядка в германском хаосе. Задача усложнялась упрямством твердолобого Гинденбурга, который отказывался раздавить национал-социалистов – пусть даже силой. В тот момент это было вполне возможно. В сентябре 1931 года у Гинденбурга произошло кратковременное душевное расстройство, длившееся чуть больше недели. После этого эпизода политические противники Брюнинга без особого труда подорвали его позиции в глазах президента. 30 мая 1932 года Гинденбург настоятельно требовал от Брюнинга сформировать кабинет министров из представителей правых партий, на что честный католик Брюнинг ответил отказом. Тогда Гинденбург объявил, что не поставит свою подпись ни под одним законом, не прошедшим все три чтения в рейхстаге, – и это в то время, когда нацисты намеренно делали невозможными никакие нормальные парламентские дебаты. Таков был результат выбора президентом восьмидесятилетнего старика, не имевшего никакого политического опыта. Когда Гинденбурга выбрали президентом на второй срок, Карл фон Осецкий написал 2 февраля 1932 года: «Все поставлено на одного человека преклонного возраста. Какое самоотречение демократии, давно переставшей защищаться и спрятавшейся за спиной восьмидесятитрехлетнего старца. Это уже не политика, а тошнотворный византинизм». Фриц фон Унру, отпрыск старинного аристократического семейства, сын прусского генерала, революционер, друг Эйнштейна и Томаса Манна, разделивший с последним горькие годы изгнания, воскликнул, узнав о подлом убийстве Ратенау: «Оружие не добавляет вам силы! Горе нации, в душе которой угасло духовное пламя! Такая нация обречена». В 1933 году он покинул Германию, а его книги были сожжены. Осецкий, отказавшийся бежать, был замучен в концентрационном лагере. Геринг не мог допустить, чтобы Осецкий получил присужденную ему Нобелевскую премию.

27 января 1931 года Фриц Тиссен представил Адольфа Гитлера собранию крупных промышленников, где фюрер процитировал Клаузевица: «Война есть продолжение политики иными средствами». Он сказал собравшимся, что на кон поставлена судьба Германии. Его расовые теории, уверял Гитлер промышленников, – это единственный источник надежды на возрождение нации. Для народа смертельно опасны интернационализм, демократия, «безумие парламентаризма» и пацифизм. Необходима и спасительна лишь авторитарная власть личности. Что это за личность, должны были догадаться сами собравшиеся. Наша нация и наше государство были когда-то основаны на праве господства нордического человека. Партии Веймарской республики разрушили государство. Гитлер говорил, что раньше у коммунистов было 50 процентов голосов, а теперь – всего 17, а у него, за которым раньше шли единицы, теперь многие миллионы сторонников. Для того чтобы спасти Германию, наша нация должна пройти школу железной дисциплины. Национал-социалистическая партия, созданная им тринадцать лет назад, возродит Германию, но партия будет вынуждена проявлять «нетерпимость ко всем, кто грешит против нации, партия будет также нетерпимой и беспощадной ко всем, кто стремится разрушить нацию». Падение кабинета Брюнинга 30 мая 1932 года предопределило судьбу Германии. Историк Майнеке понимал это еще в то время, а после разгрома нацистской Германии он сказал, что «немецкая нация при Брюнинге была, несомненно, способна преодолеть трудности экономического и интеллектуального кризиса и избежать фатального эксперимента с Третьим рейхом. Но военные, промышленники и крупные аграрии объединились в своем стремлении сбросить Брюнинга».

Вождь пангерманистов Генрих Класс, восторженный ученик Трейчке, в 1932 году писал в своей книге «Против течения»: «С удовлетворением и надеждой вижу я, что многие плодотворные идеи, впервые высказанные когда-то мною и моими друзьями, нашли дорогу в души и сердца миллионов и миллионов людей нашей нации. Наши идеи подготовили лучшее будущее». Лозунг «Германия, проснись!» был впервые сформулирован в 1890 году. В пангерманском трактате Germania triumphans (1895) утверждалось, «что сохранение национальной и экономической силы немцев можно обеспечить только расширением их [немцев] политического господства, немецкая экономика никогда не достигнет состояния равновесия без войны, которую мы всегда боялись и всегда готовили». Перед немцами стоит задача завоевания Латвии, Эстонии, Литвы, Польши, Волыни, Подолии, Южной России, включая Крым, и оснований восьми новых германских государств под правлением немецких государей. Подчиненные провинции будут германизированы, а туземцы вытеснены. Великобритания подвергнется медленному удушению и в конце концов тоже будет покорена. Потом настанет время обратить взор на Северную и Южную Америку.

В 1903 году Хассе сказал: «Мы не должны впадать в грех пацифизма». В 1905 году еще один пангерманский безумец, Йозеф Людвиг Раймер, писал: «Все зависит от нашей способности установить нераздельную гегемонию в Центральной и Восточной Европе, для чего надо сокрушить Францию и оккупировать немецкие провинции Австрии. Не следует думать, будто каждая нация имеет право на существование и на свой язык. Не следует, в связи с этим, впадать в отчаяние и считать себя негуманными. Наша цель – создание Германской империи, мировой империи германских племен под немецкой гегемонией».

Цель пангерманистов была достигнута, когда Папен сформировал свой кабинет. 16 июня 1932 года Папен снял запрет с деятельности СА и СС, а 20 июля указом, противоречащим всякому понятию о праве, разогнал конституционное правительство Пруссии. Йохен Клеппер, убежденный лютеранин, записал в тот день в своем дневнике слова либерального писателя XIX века Густава Фрейтага: «Аристократия и чернь очень плохи, если начинают действовать в политике самостоятельно. Но если они объединяют свои усилия, то они с гарантией разрушат свой собственный дом».

В декабре 1932 года национал-социалисты были банкротами; на выборах 2 ноября 1932 года они потеряли два миллиона голосов. Однако 4 января 1933 года Папен встретился с Гитлером в кёльнском доме банкира Шрёдера, а несколько дней спустя ряд промышленников, включая Круппа, Тиссена, Сименса, Боша, Шрёдера, Шницлера, Кирдорфа и Фёглера, дали Гитлеру дополнительные миллионы марок на проведение новой избирательной кампании. В 1927 году Гитлер пообещал Кирдорфу, своему восторженному поклоннику, отменить «марксистские законы». В 1932 году Тиссен подарил Гитлеру свою книгу «Вожди: биографии двадцати пяти генералов всех времен», а 20 апреля того же года направил «фюреру пробуждающейся Германии наилучшие пожелания по случаю дня рождения».

В 1944 году Крупп хвастался тем, что он и другие крупные промышленники совершили до 1933 года, но были вынуждены хранить в тайне. «Я могу сказать, что немецкие промышленники вступили в благородное соревнование друг с другом и, исполненные осознанной благодарности, сделали намерения фюрера своими, став его верными последователями». Крупп, подобно многим другим, строил предприятия вблизи концентрационных лагерей, где миллионы людей должны были стать его рабами, прежде чем пойти на расстрел или в газовую камеру. Даже сидя в нюрнбергской тюрьме, Крупп говорил, что никогда не был идеалистом, что жизнь – это борьба за хлеб и власть. «В нашей тяжкой борьбе нам было необходимо твердое и сильное политическое руководство. Гитлер дал нам и то и другое». Американский обвинитель в Нюрнберге назвал имя Круппа символом тех зловещих сил, которые десятилетиями угрожали миру в Европе; во время гитлеровской войны Круппы эксплуатировали людей, согнанных из всех европейских стран, принуждая их к рабскому труду в нечеловеческих условиях. Доходы Круппа, составлявшие 35 миллионов марок в 1935 году, в 1938 году достигли 97 миллионов, а в 1941 году – 111 миллионов марок. За антироссийской политикой Гитлера стояли немецкие промышленники, которым были нужны русская нефть и русский марганец. Сам Гитлер говорил, обращаясь к гитлерюгенду: «Гитлеровская молодежь должна быть тверда, как крупповская сталь».

В 1932 году писатель Эрнст Никиш опубликовал памфлет «Гитлер – германская катастрофа». В этом памфлете автор назвал Гитлера «величайшим демагогом из всех, каких рождала немецкая земля». Национал-социализм, говорил Никиш, «был не началом, а плодом длительного процесса». Гитлер обновил древнюю немецкую мечту о средневековой германской империи, проповедуя «национальное спасение», а тех немцев, которые ему не поверили, проклянут в Третьем рейхе, который будет не обычным земным государством, а своего рода Царством Божьим на Земле. Своим успехом Гитлер был обязан готовности немцев верить лжепророкам. Концом всего этого суматошного шума будет катастрофа. В январе 1933 года Никиш опубликовал в своей газете «Сопротивление» карикатуру, на которой было нарисовано болото, из которого торчат бесчисленные руки, флаги СА и знамена со свастикой. Люди увязли с головой. Подпись под рисунком гласила: «В конце – трясина». После войны Никиш сказал: «Гитлер был символом всего самого ужасного и страшного, что таится в немцах, он пробудил все нечеловеческое и низменное в их душах».