Третий родитель

— Подойди ко мне, Мэтт.

Я сел к нему, и он обнял меня одной рукой. В этот миг что-то громко ударилось в стену в комнате моей сестры. Я подскочил, но отец прижал меня к себе. Я чувствовал, как его слёзы капают мне на голову, и понимал, как унизительно он себя чувствует.

— Томми там, внутри, да? — тихо спросил я.

Мой отец шмыгнул носом.

— Да, сынок.

Я поднял голову, и мой взгляд уткнулся в его разбитое лицо.

— Что ты натворил, папа?

Отец попробовал улыбнуться, но лицо его не послушалось:

— Он… хотел сделать с твоей сестрой кое-что, что мне не понравилось. Я сказал ему, что не позволю.

Пока он говорил, я вдруг понял, что из родительской спальни раздаются всхлипывания моей матери. Папа взял меня за подбородок и сказал:

— Мы не можем отказывать Томми, понимаешь? Запомни это.

Моя сестра закричала в спальне, и её пронзительный визг потряс меня до глубины души. В страхе я сжал руку отца.

— Почему он здесь? — тихо спросил я. — Почему он не может просто уйти?

Отец помолчал секунду, а потом прошептал мне прямо в ухо:

— Послушай меня, Мэтт. Это очень важно. Когда станешь взрослым, не заводи детей. Он следует за теми, у кого есть дети.

Я сжался в объятиях отца, услышав, как в спальне сестры раздался такой звук, будто что-то протащили по полу к противоположной стене комнаты.

Отец стиснул зубы, и слезы вновь полились из его глаз.

— Мы не знаем, кто он такой или что он такое. Он пришёл в наш город, когда мы были детьми, маленькими, как вы со Стефани. Мы с твоей мамой жили в двух домах друг от друга. Томми заразил нашу улицу. Я не знаю, как. Он был… повсюду… всё время. Он был у меня в доме, но в то же время и в доме на противоположной стороне улицы. И в доме твоей мамы… Везде одновременно. Я не знаю, чего ему нужно. Не знаю, какую цель он преследует. Он просто появился в один момент. Просто пришёл и не собирался уходить. Бог свидетель — мой отец сделал всё, что мог…

— Так вот как дедушка умер? — перебил его я. Я никогда не спрашивал про деда. Просто знал, что он погиб задолго до моего рождения.

Отец кивнул:

— Да, Мэтт. Томми… Томми решил проучить его. Томми решил проучить всю нашу улицу. И даже… даже после этого…

— Почему ты не можешь просто… убить его? — я прошептал так тихо, как мог.

Отец поднес свои губы еще ближе к моему уху. Его голос был едва различим.

— Мы пробовали. Что мы только не делали. Мы застрелили его, мы его резали, мы даже сожгли его. Но это не помогло. Он всё равно возвращался и снова стучал к нам в дверь. И кому-то приходилось платить. Если мы не соблюдаем его правила… кто-то… всегда платит. Томми был нашей тайной. Он был нашим невидимым монстром, которого мы скрывали от всего мира. Смерти людей прикрывались. Все держали язык за зубами, потому что мы знали, что если кто-то проболтается, Томми сделает что-то реально плохое со всеми, кого он выберет для своего наказания.

Я пытался переварить это всё, насколько восьмилетний ребёнок вообще мог подобное осознать. Единственное, что я смог спросить:

— Когда он уйдет?

Мой отец поцеловал меня в лоб и ответил:

— Ещё три года.

Дверь спальни вдруг распахнулась, и мой отец подскочил, отпустив меня. Томми стоял в темноте перед нами. Как всегда, на его лице не было ни единого изъяна, кроме того, что в этот раз он тяжело дышал. Его пластиковое лицо с сияющими в темноте синими глазами напугало меня ещё больше.

Томми указал большим пальцем за спину, в глубину спальни:

— Сегодня она будет дрыхнуть как убитая.

СЕНТЯБРЬ, 1993

Нам оставался один год. Всего лишь год. Я уже буквально видел отчаяние в глазах родителей, которым казалось, что листы календаря переворачиваются слишком медленно. Мы уже почти прошли этот кошмар до конца.

Я часто думал о том, что отец рассказал мне той жуткой ночью в коридоре. Я размышлял о том, что он сам, должно быть, пережил, когда был ребёнком. Что ему пришлось выдержать?

Я думал, что же такого должно было произойти, что Томми убил моего деда. Только после того разговора я осознал, что несмотря на все жуткие вещи, которые Томми делал, именно раболепное подчинение моего отца позволяло нам остаться в живых. Его молчание держало гнев Томми в узде.

Вспоминая это сейчас, я просто не могу представить, какие мучения мой отец выдержал в те пять лет.

Стефани стала тихой после той ночи в марте. Я заметил, как её харизматичная личность угасает, и внезапно она превращается в неулыбчивого, молчаливого ребенка. Думаю, она не до конца осознала, что с ней произошло, а когда она выросла, её психика возвела стену, блокирующую воспоминания о той ночи.

Мои родители были чрезвычайно послушными в последний год. Они принимали участие в вечерних лекциях с повышенным энтузиазмом, и моя мать тщательно следила за тем, чтобы мы со Стефани вели себя так, как нравилось Томми.

Но я не смог выйти сухим из воды.

Томми оставил свой отпечаток на каждом в нашей семье.

Я сидел у себя в комнате за закрытой дверью. Приближался ужин, и все находились внизу, занимаясь готовкой. Было слышно, как Томми смеется где-то в гостиной.

Я листал журнал, который мне одолжил мой друг в школе. Это был Playboy. Мы разглядывали его ещё на уроках, хихикая над фотографиями обнаженных женщин. Я никогда раньше такого не видел, и это было моё первое знакомство с подобным. Моё сердце билось сильнее, чем когда-либо, и я получал удовольствие, чувствуя как что-то необычное, но приятное, разгорается внутри меня. Я попросил друга одолжить журнал, и он был не против.

Я расположился на кровати и жадно разглядывал голые фото. Мне казалось невероятным, что женщины в принципе позволяют кому-то делать такие фотографии. В какой-то момент я почувствовал, как что-то зашевелилось у меня в трусах. Моё сердце стучало, и мне было жарко. Мои щёки покраснели.

Я был на последней странице журнала, когда я услышал какой-то звук в дверях.

— Что там у тебя такое, Мэтт?

Я подскочил, уронив журнал на пол. Томми смотрел на меня, стоя у двери. Я даже не услышал, как он её открыл.

— Н-ничего, — пробормотал я, поднимая Playboy и запихивая его под подушку.

Томми подошёл ко мне:

— Кхехехехехехе.

— Я не слышал, как ты вошёл, — промямлил я, краснея.

Томми залез под подушку и вытащил журнал.

— Врать нехорошо. Я уже говорил тебе это. Чего же ты врёшь, Мэтт?

Я тяжело сглотнул. Моё сердце стучало так, что казалось, оно было готово вырваться из груди.

— Я… Прости. Я… — несчастно бормотал я, пока Томми листал страницы. Наконец, он взглянул на меня:

— Тебе это нравится?

Я знал, что не могу снова ему соврать, и поэтому кивнул, потупив взгляд в пол и краснея ещё сильнее.

Томми улыбнулся и сел рядом со мной на кровать, положив одну руку мне на колено.

— От этих картинок ты чувствуешь себя приятно?

Я кивнул ещё раз, не глядя на него.

Внезапно, Томми провёл рукой вверх по моему бедру, положил её на мою промежность и легонько сжал.

— От этого твоему пенису приятно, Мэтт?

Я отскочил. Его прикосновение напугало меня. Он убрал свою руку и засмеялся, сияя своей сплошной полосой зубов.