Третий шимпанзе

Я описываю современную ситуацию для того, чтобы мы могли избежать повторения собственных ошибок — изменить свое поведение, используя знания о нашем прошлом и наших наклонностях. Надежду на это я попытался выразить в посвящении в начале книги. Мои сыновья-близнецы родились в 1987 году, а в 2041 году им будет столько же лет, сколько мне сейчас. Сегодня мы создаем мир, в котором они будут жить.

Цель этой книги — не поиск решения наших проблем: все решения в общих чертах уже ясны. Вот некоторые из них: остановить рост населения, ограничить или прекратить производство ядерных вооружений, выработать мирные способы решения международных разногласий, уменьшить отрицательное воздействие на окружающую среду, защищать исчезающие виды и сохранять их естественную среду обитания. Существует множество прекрасных книг, где в деталях описано, как претворить все это в жизнь. Некоторые из этих стратегий применяются кое-где уже сегодня; нужно «всего лишь» согласовать наши усилия на этом поприще. Если бы сегодня все человечество было убеждено в важности воплощения этих программ в жизнь, то у нас было бы уже достаточно знаний для того, чтобы начать их осуществление с завтрашнего дня.

Вместо этого мы бездействуем — не хватает политической воли. Надеюсь, описание истории человеческого вида, приведенное мной в этой книге, сможет поспособствовать ее формированию. Корни всех наших проблем уходят глубоко в прошлое, к нашим прародителям из мира животных. Наши проблемы росли долго, вместе с ростом нашего могущества и нашей численности, а сегодня их рост резко ускорился. В неизбежности последствий нынешних недальновидных действий легко убедиться: вспомните, как многие цивилизации прошлого уничтожили сами себя, исчерпав собственные ресурсы, несмотря на то, что у них были гораздо менее мощные средства саморазрушения, чем у нас. Политическая история говорит, что необходимо исследовать историю отдельных государств и правителей, поскольку это позволяет учиться на прошлых ошибках человечества. Это тем более справедливо для изучения истории нашего вида — уроки, которые она нам преподносит, гораздо более просты и ясны.

Когда хочешь охватить в книге столь масштабную тему, приходится действовать избирательно. Каждый читатель непременно обнаружит, что какие-нибудь вопросы первостепенной важности, особенно его интересующие, обойдены вниманием, а другие — изложены с излишней тщательностью. Чтобы вы не чувствовали себя обманутыми, я сразу расскажу про моменты, интересующие лично меня, и про причины этого интереса.

Мой отец — врач-терапевт, а мать — музыкант с большими способностями к языкам. Когда в детстве меня спрашивали, кем я хочу стать, я всегда отвечал, что хочу быть врачом, как папа. К последнему курсу колледжа мои намерения слегка изменились в сторону научных исследований в области медицины. Так я стал изучать физиологию, и теперь преподаю эту дисциплину и занимаюсь физиологическими исследованиями на медицинском факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Однако к семи годам у меня появилось еще одно увлечение — я начал наблюдать за птицами. К тому же, мне повезло со школой: там упор делался на изучение языков и истории. Когда я получил степень доктора философии, перспектива посвятить всю жизнь единственной профессиональной области — физиологии — начала меня всерьез угнетать. В этот момент, благодаря счастливому стечению обстоятельств и нескольким удачным встречам, у меня появилась возможность провести лето в горах Новой Гвиней. Официальной целью моего путешествия было исследование особенностей гнездования новогвинейских птиц, и попытки сделать это закончились полным провалом: за несколько недель мне не удалось найти в джунглях Новой Гвинеи ни одного птичьего гнезда. Однако истинная цель поездки — утолить жажду приключений и страсть к наблюдению за птицами в одном из самых диких уголков мира — была полностью достигнута. Тогда мне посчастливилось увидеть множество волшебных пернатых, в том числе шалашников и райских птиц, и это положило начало моей второй, параллельной, научной карьере исследователя экологии, эволюции и биогеографии птиц. С тех пор я множество раз побывал на Новой Гвинее и на соседних островах Тихого океана, чтобы продолжать орнитологические исследования.

Однако, наблюдая за уничтожением любимых мной лесов и птиц Новой Гвинеи, невозможно было остаться в стороне. Так в сферу моих интересов вошла и биология охраны природы. Я начал сочетать фундаментальные научные исследования с практической деятельностью, выступая в качестве правительственного консультанта. Применив свои знания об ареалах распространения животных, я участвовал в разработке системы национальных парков и в исследованиях территории, на которой предполагалось их основать. Также в Новой Гвинее пригодилась моя давнишняя страсть к изучению языков: там один язык сменяет другой через каждые 20 миль, а знание названий птиц на каждом из местных наречий позволило мне обнаружить у местного населения энциклопедическое знание местной орнотофауны. И самое главное: изучая эволюцию и вымирание видов птиц, трудно было не заинтересоваться эволюцией (и возможным вымиранием) Homo sapiens — пожалуй, самого интересного вида в мировой фауне. Особенно трудно было обойти вниманием этот вопрос в Новой Гвинее, с ее невероятным этническим многообразием.

Эти «окольные пути» и привели к возникновению интереса к аспектам человеческого вида, на которых я решил заострить внимание в этой книге. Исследования эволюции человека на основе костей и орудий труда уже нашли свое отражение во множестве прекрасных книг, написанных антропологами и археологами, и поэтому в данной книге я лишь кратко их коснусь. Однако во всех этих книгах гораздо меньше места отводится тем вопросам, которые особенно интересуют меня: жизненному циклу человека, социально-экономической географии, влиянию человека на окружающую среду, и человеку как представителю животного мира. Эти вопросы имеют столь же важное значение в человеческой эволюции, как и более традиционные предметы исследования, такие как кости и орудия труда.

Количество примеров из Новой Гвинеи на первый взгляд может показаться избыточным; однако я считаю, что для этого есть все основания. Безусловно, Новая Гвинея — лишь один из островов, находящийся в определенном районе планеты, в тропической части Тихого океана, и ее население навряд ли можно рассматривать как произвольный «срез» современного человечества. И все же в Новой Гвинее обитает гораздо большая часть человечества, чем может показаться по ее размерам. Племена Новой Гвинеи говорят примерно на тысяче языков, при том, что общее количество языков в мире составляет около пяти тысяч. В Новой Гвинее представлена значительная часть разнообразия культур, существующих на данный момент. У всех горных народов Новой Гвинеи до недавнего времени сохранялась сельскохозяйственная культура образца каменного века, в то время как равнинные племена были бродячими охотниками и собирателями, у которых сельское хозяйство было представлено в зачаточной форме. Местная ксенофобия, а соответственно, и культурные различия, доходили до крайних форм, и выход за территорию своего племени считалось равносильным самоубийству. Многие работавшие со мной новогвинейцы — профессиональные охотники, чье детство прошло среди ксенофобии и первобытных орудий труда. Таким образом, Новая Гвинея на сегодняшний день представляет собой самую яркую модель человеческой цивилизации — той, какой она была в далеком прошлом.

История взлета и падения рода человеческого естественным образом делится на пять этапов. Первый этап, описываемый мной, начался несколько миллионов лет назад и окончился с появлением сельского хозяйства десять тысяч лет назад. На протяжении двух глав я буду говорить о костях, орудиях труда и генах — материале, описанном в трудах по археологии и биохимии и дающем наиболее достоверную информацию о том, насколько человек изменился. Ископаемые находки костей и орудий труда часто можно датировать, что вдобавок позволяет делать выводы о том, когда именно мы менялись. Мы рассмотрим основания утверждения о том, что мы до сих пор на 98 процентов в генетическом смысле являемся шимпанзе, и попытаемся выяснить, благодаря каким именно 2 процентам генов мы сделали такой гигантский скачок вперед.

Во второй части книги рассматриваются изменения в жизненном цикле человека, которые столь же важны для развития языка и искусства, как и изменения в скелете, обсуждаемые в первой части. Всем известно, что мы продолжаем кормить наших детей по окончании периода грудного вскармливания, вместо того, чтобы заставлять их самостоятельно добывать себе пропитание; что большинство взрослых мужчин и женщин образуют семейные пары; что большинство отцов и матерей заботятся о своих детях; что многие люди доживают до появления внуков; и что у женщин в определенный момент наступает менопауза. Для нас эти особенности — норма, однако по меркам наших ближайших родственников из мира животных это аномалии. Эти особенности представляют собой основные изменения по сравнению с нашими дикими предками. Они не сохранились в ископаемом виде и мы не можем сказать наверняка, когда они произошли. По этой причине в палеонтологической литературе им уделяется гораздо меньше внимания, чем изменениям в размере человеческого мозга или строении тазовых костей. Тем не менее они сыграли чрезвычайно важную роль в уникальном развитии людей, и заслуживают не меньшего внимания.

Итак, в первых двух частях рассматривается биологическая подоплека расцвета человеческой цивилизации. Третья часть книги посвящена культурным особенностям, отличающим нас от животных. Первым делом приходят на ум те из них, которыми мы больше всего гордимся: язык, искусство, технологии и сельское хозяйство — признаки нашего высокого развития. Однако среди наших культурных отличительных черт есть и отрицательные, такие как пристрастие к одурманивающим веществам. Можно спорить о том, являются ли все эти черты исключительно признаком человека; и все же они, по крайней мере, гораздо сложнее аналогичных черт у животных. Но в примитивной форме эти особенности, безусловно, должны были присутствовать у животных, так как они достигли своего расцвета сравнительно недавно по меркам эволюции. Что они представляли собой тогда? Был ли их расцвет неизбежен в истории жизни на Земле? Например, настолько ли неизбежен, что мы можем допустить наличие в космосе других планет, населенных существами, столь же развитыми, как мы?

Кроме пристрастия к одурманивающим веществам, среди наших отрицательных особенностей есть две столь серьезные, что они могут привести человеческий род к закату. В четвертой части книги рассматривается первая из них: наша склонность уничтожать другие группы людей из ксенофобских побуждений. У этой черты есть прямые аналоги в животном мире, а именно — соперничество между конкурирующими особями и группами, которое может разрешаться с помощью убийства у многих видов, кроме нашего. Мы лишь использовали собственные технические достижения для увеличения нашей убойной силы. В четвертой части книги будут рассмотрены ксенофобия и крайняя изолированность групп людей, которые имели место до того, как появление государств сделало человеческий вид более однородным в культурном плане. Мы увидим, как технология, культура и география повлияли на результат двух наиболее известных исторических противостояний между группами людей. Затем мы рассмотрим документально зафиксированную мировую историю массовых убийств на почве ксенофобии. Это болезненная тема, но здесь мы обнаружим наиболее яркий пример того, как наше нежелание помнить собственную историю обрекает на повторение ошибок прошлого в более опасном масштабе.