Третий удар. «Зверобои» из будущего
Шрифт:
— Ну, что? Прошел испытание?
Однако у парня самомнение! Улыбаюсь широко:
— Прошел. Только больше так не нарывайся. А нож ты держишь, как на бойне.
— Так на бойне и научился.
— А! Понятно.
СБ хмурится. Будто это не Быку, а ему кровь пустили. Черт его знает, что он подумал про наш небольшой спектакль. Может, я ему зря сказала, что не буду командовать и влезать в его прерогативы. Ладно, будь что будет. Разберемся. А нет — так вот так же ножичком по горлу — и нет хорошего парня СБ. Злая я? Конечно, злая! А если кто между мной и Ярошенко встанет, так с полоборота в ярость приду.
— Ну ладно. Все. Кончай херней маяться. Проверить все. Сравнить и достать недостающее. Я в медчасть. Скоро подъедет Алекс, а вылет через час. Понятно? Вот и ладненько.
Центр
Немецкие солдаты короткими перебежками
— Танки на батарее… Слева, Коля, слева… На, сцука!
Остатки отдельного зенитного дивизиона выплевывают последние снаряды в сторону прорвавшихся на станцию «четверок». У двух последних орудий осталось три и семь снарядов соответственно. Потом — все. Они и так сделали больше, чем могли. В течение трех суток зенитчики, несколько танков и собранные заградотрядами остатки различных частей удерживали эту станцию. Удерживали, несмотря на полное окружение и постоянные бомбежки с воздуха. Даже четыре самолета сбили. Удерживали, несмотря на то, что основные силы немцев ушли уже далеко вперед и «сопротивление бесполезно». Удерживали, несмотря на смерть.
…«Четверка» с разгона налетает на последнее уцелевшее орудие, но это уже бессмысленно — живых защитников на станции больше нет.
Саня
Я ненавижу поезда. А все равно приходится терпеть. Эшелон несет танки под Брянск. А там я пересяду на другой поезд — и дальше на юг. Соседство мягкого вагона с пятнадцатью платформами с ИСами, двумя зенитными блиндированными железнодорожными установками и плацкартом для охраны на другом конце состава было несколько нетипично для сегодняшних составов. На Кировский завод приехал новый директор, а бывший военпред занял мое место координатора оборонных заводов при горкоме партии в Ленинграде. Я же получил приказ ехать в Сталинград. Там формировались танковые бригады нового состава, и я должен был вести курс лекций для офицеров. Почему командование решило, что я для этого гожусь, — непонятно. Еще больше меня занимало, что же я должен объяснять танкистам, уже не раз бывавшим в боях. В дороге я начал прикидывать, что нового я могу рассказать. Получалось обидно мало: тактика засад и контрзасад по чеченскому опыту на «хронородине» и здесь, в Белоруссии, и под Выборгом, использование штурмовых групп, минные тралы и взаимодействие с артиллерией и авиацией. Только вставал вопрос: будет ли артиллерия и авиация на месте? И вообще, примут ли мои слова во внимание. Ведь в нашем варианте развития истории даже в 45-м творили жуткие глупости.
Вечер перед вылетом
— Достаточно сурово вы с ефрейтором, не находите?
— Просто не люблю маньяков. Слишком он смаковал детали. Если солдат начинает удовольствие от убийства получать…
— Эх, повторяете ошибку доктора Ватсона.
— Которую именно? — невинным голоском уточнила командир.
— Так вы читали Конан Дойля? — я был несколько удивлен. Не самая распространенная книга. Я-то на заставе читал все, что удавалось достать, в том числе и кое-что из издававшегося еще до революции, библиотечка на заставе хранилась чуть ли не со дня основания. Понятно, что все книги прошли проверку у особистов и обзавелись соответствующим штампиком.
— Доводилось, — как обычно, предельно кратко. Предпочитает слушать, что говорят другие. Полезное качество для разведчика.
— При знакомстве, когда он Шерлока Холмеса за главаря банды принял.
— Правильнее — «Холмса».
— Да неважно. Нет, — передумал я, — лучше расскажу
один раз всем сразу. Пойдем к бойцам.По дороге я подозвал к себе сержанта Широких и попросил оказать помощь Даниле где-нибудь в сторонке. Сержант понимающе кивнул и повел Бычко в направлении умывальников.
— Вобщем, дело такое. Расскажу один раз, надеюсь, выпытывать подробности не будете и вообще, будете держать себя в руках. Ефрейтор Бычко, или Бык, в конце прошлого года служил в дивизионной разведке. Дивизия их стояла чуть южнее Могилева. В конце декабря РДГ отправили с «заказом» — взять «языка» в конкретном штабе. Указали название деревни, в каком доме штаб, где живут офицеры, — явно дело готовилось с участием партизан. Ребята пошли. На подходе к деревне, вечером 28 декабря, услышали шум, суету. Уже темно было, пока разобрались, в общем, оказалось, что эту самую часть подняли по тревоге и угнали куда-то на северо-восток За полчаса до подхода РДГ. Разведчики решили выяснить, что произошло в деревне, пошли туда двое, включая Быка. И выяснили…
Я тяжело сглотнул. Тема разговора никак не хотела выходить на поверхность. Ну, не знал я, как перейти к сути, сам уже часа четыре ходил, как пришибленный. Решил идти по порядку.
— В общем, немцам, жившим в деревне, приспичило праздновать Рождество. Оно у них 25 декабря, если кто не в курсе. Решили наряжать елочку, благо во дворе дома ель росла. Прошли по деревне, приглашали детишек «на елочку», выбирая наиболее симпатичных, от двух до пяти лет. Пятерых собрали, включая дочку хозяйки, которой было два с половиной годика. И ее брата, он самый старший был на «праздничке», шесть лет. А потом… В общем, игрушек для елки им не хватило и тогда они решили украсить елку «рождественскими ангелами». И повесили на елку детей. А поскольку ветки у елки тонкие, петлю не закрепишь — то спокойно удавили ремнем, потом разложили во дворе в «красивых позах», и когда тельца закоченели…
Горло перехватило. Казалось бы, мало ли начитался, наслушался и навидался за эту войну? Но вот такое… Надо продолжать, хотя, вижу, уже все догадались.
— А самого старшего поставили под елочкой, как «рождественского эльфа». Хороводы водили, песни пели, фотографировались. И не давали снимать «украшения» до Нового года. Среди прочего пригласили местного полицая, сфотографировались с ним. А назавтра подарили ему фотографию. Тот понял, что ЭТО — не просто билет на тот свет, а с самым замысловатым маршрутом. Потому полицай в тот же день прихватил какие смог документы из штаба — и рванул в лес, искать партизан. Сдался в плен, старался доказать только одно — что к ЭТОМУ он не причастен. Просил расстрелять, если заслужил, но этого на его совесть не вешать. Документы переслали через фронт, командование заинтересовалось ими и отправило группу за контрольным «языком». «Языка» взять не успели, а вот «украшения» с елочки Данила снимал сам…
Группу направили в расположение партизанского отряда, где Быку показали ту фотографию. Потом они с партизанами пошли в рейд, потом работали в отряде на Полесье, вместе с ним под давлением егерей отошли на юг и в итоге вышли к своим в полосе Первого Украинского. Так как их дивизия была в тылу на переформировании, бойцов направили в распоряжение разведотдела Штаба фронта.
А наш Бык стал предпочитать всем видам оружия нож. Чтоб, как он говорил, лично убедиться, что очередная сволочь сдохла, причем — окончательно. И обязательно заглядывает в лицо — ищет тех, с фотографии. Вот такие вот дела. Сейчас он, говорят, уже почти в норме, даже улыбается иногда. Но тему эту при нем лучше не поднимать, ладно?
— А что с тем полицаем? — спросил кто-то.
— Говорят, дали шанс смыть вину кровью. Вроде бы воюет до сих пор, и неплохо воюет. К немцам пошел, наслушавшись пропаганды о «новом порядке», а когда увидел этот порядок…
Соджет. Где-то в районе Смоленска
Только я с экипажем успел сойти с поезда и, построив ожидавших нашего прибытия танкистов, собрался приказать начать движение, как на станцию произошел авианалет. Переждав его (к счастью, при этом были довольно далеко от составов и от бомбежки не пострадали), мы двинулись к месту, где должны были быть наши танки. По дороге мы еще несколько раз попадали под бомбежку а один раз встретили около взвода немцев, которых пришлось перебить. В результате всех этих событий к моменту, когда мы добрались до места сосредоточения нашей техники, у меня под командой оставалось всего 53 бойца, из которых 11 было ранено. А встреча с немцами четко дала понять, что фронта тут уже нет. Точнее, он есть, но не сплошной, а как слоеный пирог — наши, немцы, снова наши и так далее. Потому двигались мы как по немецкому тылу. Очень осторожно.