Третий вариант

– Это я, Сашенька, твой папа. Я пришел к тебе. Только ты не кричи, пожалуйста.

Она умная девочка. Не закричала и не заплакала.

– Папа, – прошептала она, – я знала, что ты за нами придешь. И мама говорила, что папа обязательно придет. А вот этот дядя ее по лицу ударил. Сильно ударил и сказал, что она «сука».

Я чувствую, как дрожит, стоя передо мной, этот мерзавец. И после этих слов ребенка, думаете, меня кто-то сможет остановить? Да меня не только «владелец скотобойни», но и его президент со всей армией своих негодяев не остановит.

– Сейчас, Сашенька, – торопливо говорю я, – сейчас мы к тебе вернемся.

И нажимаю пистолетом ему на спину. Мы проходим в ванную комнату, и он дрожащим голосом говорит:

– Я ее не бил, я ее не бил, честное слово. Девочка врет. Она врет.

У него красивое, немного азиатское лицо. Почему-то красивые мужики часто бывают садистами. Может, потому, что женщины слишком охотно под них ложатся и им нужны дополнительные ощущения? Я плотно закрываю дверь.

– Конечно, врет, – почти весело говорю я, – ты ее не бил. Просто обругал. Как ты назвал ее мать?

Он молчит.

Я поднимаю пистолет.

– Как ты назвал ее мать?

– Я ее не бил…

– Что ты ей сказал?

– Су… су… сука.

Этого достаточно. Я стреляю ему прямо в сердце. Так меньше крови и почти наверняка. Он сползает на пол, все-таки пачкая стену кровью. Я делаю контрольный выстрел.

– Конечно, она сука, – говорю ему напоследок, – за то, что вообще связалась с такими подонками, как вы.

Теперь он успокоился окончательно. Я выхожу к девочке, плотно прикрыв за собой дверь. Она смотрит на меня строго и понимающе.

– Он больше не будет бить мою маму?

– Нет, – отвечаю я, – он никогда больше не будет бить твою маму. А где мама?

– Она в соседнем номере, – говорит девочка, – пришли какие-то чужие дяди и сказали, что нужно пройти в соседний номер.

– Давно это было? – спрашиваю я непослушными губами.

– Нет, совсем недавно.

– Вот что, Сашенька, – тихо говорю, подводя ее к окну, – ты сейчас спустись вниз, пойди вон в тот парк. Сиди там на скамейке. И никого не бойся. Только не разрешай себя увести. Видишь, там стоит дядя полицейский. Если тебя кто-нибудь захочет увести, ты сразу беги к нему и кричи. Кричи изо всех сил. Ты меня поняла?

Она смотрит на меня. Кажется, она понимает даже слишком много.

– А как ты?

– А я потом приду с мамой, – обещаю девочке. Все-таки не умею врать детям.

– Нет. Давай пойдем вместе, – упрямо говорит ребенок.

– Сашенька, – умоляю ее, – сейчас не время капризничать. Иди вниз, в парк. Я тебя очень прошу. Иначе я не смогу помочь твоей маме.

– Ты хочешь ее спасти?

Я действительно кретин. Ребенок все понимал лучше меня.

– Постараюсь, – обещаю.

– А тот дядя? – кивает она на ванную комнату. – Он оттуда не выйдет?

– Нет.

– Ты его убил? – Она понимает даже такие вещи. Господи, дети знают обо всем на свете. Эти проклятые телевизоры.

– Конечно, нет. Он там купается, – говорю я не очень убедительно, – и просил нас не мешать ему. Иди в парк, Саша. У нас мало времени.

Я беру ее за руку, осторожно открываю дверь номера и почти силой подвожу к лестнице.

– Бегом, – прошу я ее, – мы сейчас придем.

– Ты не обманешь? – недоверчиво спрашивает девочка.

– Нет. Когда я тебя обманывал? Ну, беги.

Она спускается по лестнице. Теперь у меня есть время. Один против оставшихся троих вооруженных людей. Шансов очень мало. Но попытаться нужно. Я направляюсь к соседнему номеру. И почти сразу слышу за дверью громкий голос. Незнакомый мне голос очень уверенного в себе человека, говорящего по-русски с сильным акцентом.

– Мы зачем тебя послали? – громко спрашивает он. – Чтобы ты за ним следила. А ты вместо этого решила, что можно с ним жить, можно свою сучку сюда привезти. Кто тебе позволил дочку привозить?

– Он позволил, – слышу я тихий голос Нади.

– А кто он такой? Инвалид безрукий, – злится ее собеседник, – нашла у кого разрешение спрашивать. Погулять решила? Думала, мы тебя не найдем? Так не бывает. Тебе важное дело доверили, а ты устроила пикник на природе. Где находятся Касимов и его баба?

– Я не знаю. Он мне ничего не говорил.

– Вы с ним все время ездили на машине. Куда ездили, тоже не знаешь?

– Просто по городу и к морю. Ребенка катали. Мы ни с кем не встречались и никого не видели, – отвечает Надя.

– «Ребенка катали», – передразнивает ее этот тип, – я тебя сейчас прокачу. Я тебя так прокачу, что ты маму родную забудешь! И девочку твою тоже прокачу. У нас как раз есть специалист по девочкам. Он так любит маленьких девственниц.

Видимо, он показал на кого-то из своих людей. Послышался крик. Это Надежда бросилась на него.

– Нет! Нет! Не смейте! Не надо…

Я слышу, как он бьет ее по лицу и как она падает. И как лениво говорит другой человек:

– Ты, сука, свое место не забывай. Иначе сразу на тот свет отправим. И тебя, и твою девчонку.

Этот голос я хорошо знаю. Это «владелец скотобойни». Тот самый главный начальник, который может командовать и консулами, и послами своего государства. Интересно, какую должность в государстве занимает он сам?

Я не могу туда войти. Ну как войдешь, ведь сразу начнется перестрелка. Нет, смерти я не боюсь, мне страшно, что меня посадят, если я отсюда выйду живым, и Надежда с Сашей останутся совсем одни.

Я сжимаю пистолет и стою за дверью.

– Слушай, Надя, – говорит первый тип, который ее допрашивает, – ты нас лучше не доводи. Скажи честно, где Касимов. Мы серьезные люди. Сама знаешь, что с тобой и девочкой будет. Зачем тебе выгораживать эту гниду Касимова? Он-то тебе для чего?

– Я не знаю, – плачет Надя.

– Какой-нибудь дом вы проверяли? Или за кем-нибудь следили в городе?

– Нет, – всхлипывает Надя, – только за одной парой. Но они не те, за кем мы сюда приехали.

– Откуда ты знаешь, за кем вы приехали? Как они выглядели?

– Я не знаю. Их двое. Они живут напротив кафе. Но это не Касимов, честное слово, не он. Я расспрашивала о них у бармена. Это просто семейная пара, которая решила здесь остаться. Женщина ждет ребенка, я даже не стала об этом говорить моему спутнику.