Третья исповедь экономического убийцы

Когда наш самолет из Майами стал снижаться над аэропортом, меня удивили ветхие деревянные лачуги вдоль взлетно-посадочной полосы. Я наклонился к Энн, занимавшей среднее место в ряду, и, указывая на окно, спросил эквадорского бизнесмена, сидевшего на соседнем месте, у прохода:

– Там действительно живут люди?

– Наша страна бедная, – ответил он, мрачно кивая.

Пейзаж, который мы наблюдали из окна автобуса по дороге в город, поразил меня еще больше: люди в лохмотьях попрошайничали на тротуаре и ковыляли на самодельных костылях по заваленным мусором улицам, дети с чудовищно раздутыми животами, собаки с выпирающими ребрами и целые кварталы лачуг, сооруженных из картонных коробок.

Автобус доставил нас в пятизвездочный отель Кито Intercontinental. Островок роскоши посреди океана нищеты, именно здесь мне и еще тридцати волонтерам Корпуса мира предстоял брифинг по стране в течение нескольких дней. Признаюсь, войдя в лобби гостиницы, я вздохнул с облегчением, но позже на меня нахлынуло чувство вины вместе с осознанием того, что, как белый американский мужчина, я с детства рос с ложным чувством привилегированности.

На первых лекциях нам сообщили, что Эквадор представляет собой сочетание феодальной Европы и американского Дикого Запада. Наши инструкторы предупредили нас обо всех опасностях: ядовитых змеях, малярии, анакондах, паразитах-убийцах и «свирепых охотниках за головами». А потом мы узнали хорошие новости: компания Texaco открыла обширные месторождения нефти недалеко от нашей локации в дождевом лесу. Нас заверили, что нефть превратит Эквадор из одной из беднейших стран в полушарии в одну из богатейших.

Однажды после обеда, ожидая лифт в гостинице, я разговорился с высоким блондином с техасским протяжным выговором. Он был сейсмологом, консультантом Texaco. Когда он узнал, что мы с Энн – волонтеры Корпуса мира, весьма ограниченные в средствах, и собираемся работать в дождевых лесах, он пригласил нас на ужин в элегантный ресторан на верхнем этаже отеля. Я не мог поверить такому везению. Я видел меню и знал, что наш ужин обойдется дороже, чем наше месячное пособие.

В тот вечер, глядя на Пичинча через окна ресторана и потягивая «Маргариту», я был ослеплен этим человеком и его образом жизни.

Он рассказал нам, что иногда летает на корпоративном самолете из Хьюстона прямо на аэродром, построенный в джунглях.

– Нам не нужно проходить паспортный контроль и таможню, – хвастался он. – Правительство Эквадора выдало нам особое разрешение. – Его пребывание в дождевых лесах предполагало трейлер с кондиционером, шампанским и филе-миньон на ужин, сервированный на изысканном фарфоре. – Но вас ждут совсем другие условия, как я пониманию, – добавил он, смеясь.

Затем он рассказал о своем отчете, где говорилось о «бескрайнем море нефти под джунглями». Этот отчет, как он сказал, нужен для обоснования огромных кредитов Всемирного банка, которые он выдаст Эквадору, и чтобы убедить Уолл-стрит вложиться в Texaco и другие предприятия, которые выиграют от нефтяного бума.

Когда я выразил удивление по поводу того, что прогресс может произойти так быстро, он нахмурился:

– И чему вас только учат в школах бизнеса? – спросил он. Я не знал, что ответить.

– Послушайте, – сказал он, – эта игра стара как мир. Я наблюдал ее в Азии, на Ближнем Востоке и в Африке. А теперь и здесь. Всего-то нужны сейсмологические отчеты и одна неплохая нефтяная скважина, как тот фонтан, на который мы наткнулись здесь… – он улыбнулся, – и все в шоколаде!

Энн упомянула, с какой радостью все предвкушают, что нефть принесет процветание эквадорцам.

– Только тем умникам, кто играет по правилам, – сказал он. Я вырос в городке Нью-Гэмпшира, названном в честь человека, построившего особняк на холме, возвышавшийся над остальными, на деньги, заработанные с продажи лопат и одеял калифорнийским золотодобытчикам в 1849 году.

– Торговцы, – сказал я. – Бизнесмены и банкиры.

– Точно. А сегодня еще и крупные корпорации. – Он откинулся на спинку стула. – Эта страна принадлежит нам. Мы получаем намного больше, чем разрешение сажать самолеты без таможенных формальностей.

– Что, например?

– Невероятно! Вам действительно еще многому предстоит научиться. – Он поднял свой мартини в сторону города. – Для начала мы контролируем военных. Мы платим им зарплату и покупаем им вооружение и все необходимое. Они защищают нас от индейцев, которые не в восторге от буровых вышек на своей земле. В Латинской Америке тот, кто контролирует армию, контролирует президента и суды. Мы пишем законы – устанавливаем штрафы за разлив нефти, зарплаты и все важные для нас правила.

– За все это платит Texaco? – спросила Энн.

– Не совсем… – он наклонился над столом и похлопал ее по руке. – Ты платишь. Или твой папочка. Американские налогоплательщики. Деньги идут через Агентство международного развития США, Всемирный банк, ЦРУ и Пентагон, но местные, – он махнул рукой в сторону окна и города под нами, – знают, что без Texaco им не выжить. Не забывайте, что такие страны навидались госпереворотов за свою историю. Если приглядеться, то вы заметите, что перевороты обычно происходят, когда лидеры страны не играют по нашим правилам [21] .

21

ChevronToxico, “A Rainforest Chernobyl,” n.d., http://chevrontoxico.comabout/rainforest-chernobyl/.

– Вы хотите сказать, что Texaco свергает правительства? – спросил я. Он рассмеялся.

– Скажем так: правительства, которые не сотрудничают с нами, объявляются советскими марионетками. Они угрожают американским интересам и демократии. А ЦРУ этого не любит.

В тот вечер я впервые столкнулся с тем, что позже назову системой ЭУ.

Следующие 18 месяцев Энн и я провели в дождевых лесах Амазонки. Затем нас перевели высоко в Анды, где я должен был помогать сельским каменщикам. Энн обучала людей с ограниченными возможностями работе на местных предприятиях.

Мне сказали, что каменщикам нужно усовершенствовать производительность архаичных печей, где обжигали кирпичи. Однако один за другим они стали жаловаться мне на владельцев грузовиков и складов, расположенных в городе.

Эквадор был страной с низкой социальной мобильностью. Несколько богатых семей, ricos, управляли практически всем, включая местный бизнес и политику. Их агенты покупали кирпичи у каменщиков по чудовищно низким ценам и продавали их примерно в десять раз дороже. Один из каменщиков пошел к мэру города и пожаловался ему. Через несколько дней его насмерть сбил грузовик.

Страх охватил общину. Люди убеждали меня, что его убили. Мои подозрения, что это правда, усилились, когда шеф полиции объявил, что смерть этого человека связана с кубинским заговором, цель которого превратить Эквадор в коммунистическую страну (Че Гевара был казнен в ходе операции ЦРУ в Боливии менее трех лет назад). Он намекнул, что каждый каменщик, который станет мутить воду, будет арестован как мятежник.

Каменщики умоляли меня сходить к ricos и заступиться за них. Они были готовы сделать что угодно, лишь бы умилостивить тех, кого они боялись, – даже убедить себя в том, что, если они уступят, ricos защитят их. Я не знал, что делать. Повлиять на мэра я не мог и решил, что если я – иностранец, всего 25 лет от роду – вмешаюсь в ситуацию, это лишь усугубит ее. Я просто слушал и сопереживал.