Третья молодость

— Здесь музей. Не знаю, заинтересует ли вас музей народных ремёсел.

Нас заинтересовало. Мы зашли. В мгновение ока я обалдела и перестала что-либо соображать. Вышибли меня оттуда самой последней, да и то по углам пришлось искать — мне ужасно хотелось спрятаться и остаться на ночь, чтобы спокойно, со смаком, в полном упоении все рассмотреть, может быть, даже кое-что срисовать. Фотоаппарат мы с собой не взяли, а каталоги не продавались.

Керамика и дерево — так себе, а вот вышивка и ткани!.. В хронологическом порядке, с шестнадцатого века и до современности, висели и лежали рукоделья полтавские, молдавские, русские, украинские, белорусские, гуцульские — неистовство и оргия цветов и красок!.. Словами не передать, эти шедевры надо видеть. Побывав в том музее, я сама начала вышивать и заразила мать, вспомнившую увлечение молодости.

В здании музея на двух этажах кроме нас бродило человек шесть…

Культура культурой, а хлопоты с едой возникли быстро. Елена работала, да и не в обедах видела смысл жизни, а мы не собирались сидеть у неё на шее. В принципе обеспечивали себя сами. Рестораны, правда, отпадали — из-за беготни по городу не хватало времени, но были продуктовые магазины, где покупки делал Марек, потому что я скоро взбунтовалась.

Что же касается предприятий общепита, то все, начиная от придорожной закусочной и кончая элегантным гостиничным рестораном, отличалось двумя идентичными чертами. Официанта приходилось ждать втрое дольше, чем у нас в период крайних перегибов, а подаваемое мясо упорно требовало предварительной проверки на собаке. На выбор оставались пельмени и блины… Но каждый раз три часа на обед — бессмысленная трата времени, и мы отказались от общепита.

Продуктовые же магазины доставляли упоительные ощущения. Воняли сверхъестественно. Я курила, остроту обоняния потеряла уже давно, и все-таки меня едва не выворачивало наизнанку. И не только в самом магазине. Даже проходя мимо, приходилось задерживать дыхание, ибо чарующий аромат клубами вырывался из дверей. Непонятно, как это выдерживал столь впечатлительный на запахи Марек. Похоже, он обретал силы благодаря любви к самому строю: он не только входил в эти храмы желудка, но и задерживался там, требуя, чтобы продукты завернули. Не берусь судить, за кого его принимали, однако он довёл продавщиц до того, что, увидев его, они панически вытаскивали из-под прилавка припасённые бумажки. Местное народонаселение столь глупых требований не предъявляло. Я с интересом наблюдала, как девушка, купив в магазине черешню, распихивала ягоды по карманам, а какой-то тип размахивал двумя цыплятами, которых нёс за лапы. А ещё у одного хмыря вывалилось из рук кило боченочных селёдок, завёрнутых в обрывок макулатуры размером, честно и без преувеличений, с тетрадную страничку. И что за напасть такая, почему этот строй не любит упаковывать продукты?..

А между прочим, там великолепный хлеб и рыбные консервы, я таких нигде, кроме Советского Союза, не ела. Скумбрия в масле — поэзия!.. Хороший сыр и сласти. Перед отъездом из Киева мы вознамерились организовать ужин у Елены. Долго искали что-нибудь эстетичное и к тому же съедобное. В результате ужин состоял из двух тортов и сухого вина.

Фрукты появились по дороге в Крым, расскажу об этом позже. А пока что началась эпопея с уборными.

Первую потрясающую уборную я обнаружила в киевском зоопарке. Как известно, чем выше культура и гуманнее народ, тем лучше отношение к животным. Если следовать этой максиме, Киеву пришлось бы вообще отказать в гуманности, а посему оставлю тему в стороне и ограничусь сугубо санитарными заведениями.

В зоопарке находилось очаровательное помещение, доступ в которое заграждали горы бумаги (условно назовём её туалетной). Использованной. И не только бумаги. Привокзальные сортиры представляли собой кабины с дверьми до пояса, двери свободно раскачивались туда-сюда, будто в салуне на Диком Западе. Канализация отсутствовала. Проблема поглотила меня всецело. Несколько объяснений я получила сразу и в конце сделала выводы. Не премину изложить их в подходящий момент.

Около зоопарка нас обокрали. Влезли в машину, силой опустив стекло, сломав ручку, и спёрли с заднего сиденья плотно набитый Мареков портфель. Видать, надеялись на сокровища, а в портфеле находилась аптечка, и единственное утешение для воров мог представлять салициловый спирт, который, полагаю, они и выпили. Ну и высоко ценимый зонт-автомат. По поводу кражи мы не сделали никаких заявлений в соответствующие учреждения, потому как на следующий день собирались уезжать, а следствие задержало бы нас недели на две. И все равно без толку.

В Крым мы отправились почти одновременно с Еленой. «Почти» означало разницу в сутки — её «Волга» ещё не была готова. Ремонтом машины занималась Ирина, двоюродная сестра Елены, водитель и механик по профессии. А Елена с торжеством похвалилась своей практичностью. Возвращаясь из Польши, она привезла огромное количество порнографических брелоков, ручек и тому подобной ерунды, приобретённой на барахолке. И только этот товар позволил им обеим, ей и Ирине, добиться помощи с ремонтом и достать нужные запасные части. Без порнографии машину не удалось бы отремонтировать. Не хватало ещё обивки, но Ирина обещала сделать её за один день. Мы договорились встретиться на трассе и отправились одни.

Помнится, сперва мы наткнулись на сливы ренклод. У шоссе с корзинами фруктов сидели торговки. Я остановилась, мы пошли покупать. Зеленые какие-то. Мы с сомнением купили килограмм и попробовали, возвращаясь к машине на другой стороне шоссе. А попробовав, помчались обратно и купили ещё два кило.

После ренклода появился тутовник. Тутовые деревья росли по обе стороны шоссе. Ягоды собирались так: раскладывалось на земле полотно, а затем следовало потрясти ветви. Я уже пробовала тутовые ягоды, очень любила их, но ничего подобного не ожидала — амброзия, а не ягоды. Я вся перепачкалась соком: ягоды падали сверху и размазывались где придётся — на голове, на плечах, на коленях. Марек, верно, испытывал прилив счастья: намечалась большая стирка. Ехала я не обозначенной на карте трассой, Харьков нам нужен был как дыра в мосту. Елена посоветовала сократить дорогу, и, срезав острый угол, мы поехали через Карловку прямо в Красноград. Объяснение Елена дала, надо признаться, несколько туманное.

— Там нет дорожного указателя, — наставляла она. — За Полтавой свернёшь около такого большущего куста…

Большущие кусты буйно росли вдоль всей дороги, и тем не менее, к моему удивлению, я не заблудилась.

В Карловке, в гостинице, нас сперва не хотели принять, потому как мы не запаслись командировочными удостоверениями, но в конце концов за три рубля шестьдесят копеек дали приличный номер с ванной и уборной. Елена с Ириной появились утром. Игорь, сын Елены, тогда двенадцатилетний мальчик, был до такой степени послушный ребёнок, что почти не требовал внимания. Лишь изредка он компрометировал маму. Дипломатия ребёнку чужда, и он откровенно удивлялся, зачем ему душ…

Дальше мы опять разделились — они хотели выспаться, а мы осматривали на пути все, что попадалось.

Черт понёс нас на Азовское море в Геническ, и тут уж началось нечто невообразимое. Снова гостиница и номер с ванной за два рубля сорок копеек, а в гостинице вонь. Внушительная и невыносимая, хуже, чем в магазинах, только что пахло не рыбой, а тухлыми яйцами. Научно говоря, сероводородом. Смрад чудовищный — дышать невозможно. Мы попытались избавиться от нега: распахивали окна, спускали воду, открывали краны — безрезультатно. Воняло повсюду. Наконец Марек сообразил, что это не тухлые яйца, а настоящий сероводород. Поблизости какие-то источники, какие-то промышленные предприятия. Ничего не поделаешь, вонь — это местная специфика.

Ну ладно, человек ко многому привыкает…

Отправились мы на пляж. Вокруг нас сразу же собралась толпа — мы стали сенсацией, потому что сюда иностранцев не пускали. Русский народ сердечный — с нами водили дружбу. Один сибиряк рассказал даже про все свои беды: в сорок лет вышел на пенсию — таков закон, а он здоров как бык, полон сил, не знает, чем заняться, и денег пруд пруди. Что на них купишь? Машина отпадает, потому как один раз уже получил по распределению, дачу давно построил, теперь покупает из-под прилавка кольца для жены…

Азовское море состоит из соли и медуз. Крупные, твёрдые, упругие, они в несколько слоёв покрывали поверхность. Приходилось их разгребать, чтобы войти в воду. А глубина хотя бы по пояс начиналась где-то за полкилометра от берега. После трех таких прогулок в густом растворе соли ноги отказались мне служить. Я оценила это море как рай для матерей с детьми — ребёнок не утонет, если даже очень постарается. К тому же соль хороший консервант.

Провели мы в Геническе сутки и вернулись на шоссе. У перекрёстка нас уже поджидала милиция.