Третья сила. Сорвать Блицкриг!
Шрифт:
Если это свои – то кто? Хрущ? Но его первым проверили – не мог, ибо не знал. Кто-то еще? Возможно, но пока некому. Те, кто имел возможность, — не знали. Те, кто знал, — не имели возможности. Другой вариант – «самодельная», в смысле сопредельная разведка. Реальный вариант, но тогда получается, что покушавшиеся знали, в кого стреляют. А это означает «крота» на таком уровне, что представлять не хочется. Медленно, но верно расследование заходило в тупик.
Выбраться из него помог случай. Ну, не совсем, конечно. Просто в рамках установления личности стрелков их фото показывали всем, кто обратится с заявлением о пропаже родственников в день покушения. Вариант бесперспективный и нереальный. Так и представляется –
Согласно показаниям гр. Кушаковой, родители мужа погибли во время Гражданской войны, воспитывался он сестрой матери, гр. Мышкиной О.Ф., вместе с ее родным сыном. После женитьбы он взял фамилию Кушаковой». «…гр. Мышкина О.Ф, 1895 г. р., проживает по адресу… Соседями характеризуется как скрытная. Работает преподавателем в музыкальной школе № 13 по классу фортепьяно. С места работы характеризуется положительно. Неоднократно поступавшие от соседей (гр. Груздев А.Н., гр-ка Груздева Л.И.) сигналы об антисоветской деятельности подтверждения не получили». Брать лихую бабулю отправились на двух машинах. Из-за меня в основном. Собственно, вторая машина – охрана моей драгоценной тушки. Глупость невероятная, понимаю – словить пулю от полусумасшедшей старухи (хотя какая она на фиг старуха – и пятидесяти ей нет), но я тут уже не властен над собой. Правда-правда.
Дверь комнаты в коммуналке только что не настежь. Стоит посреди комнаты. «Я знала, что вы придете».
— Вы очень проницательны, мадам. Ну-ну, мадам, к чему такие глупости? Я, конечно, далеко не Ника, но пистолетик придется отдать.
— Быдло!!! Генерал Краснов вас, большевиков, на фонарях развешает. Хамье! Немцы вот-вот Москву возьмут…
— Ну, разумеется, мадам. Если немцы Москву возьмут, то так и будет… — Сильно жалею, что так и не начал курить – по крайней мере, было бы проще. Не перестающую вопить тетку запихивают в «воронок».
Не беспокойтесь, мадам, смерть от пули в затылок штука безболезненная. Повезло вам. Остальным, которых сейчас убивают борцы с большевизмом, повезло гораздо меньше. Что? Ах, она право имеет. Ну-ну. А остальные, стало быть, должны с ее этим правом смириться. Ага. И покаяться, как модно было «у нас» говорить. Вон, например, жители той деревеньки, хорватами спаленной, к примеру, ну просто обязаны каяться… Ненавижу.
Сегодня я писала служебку. Такую, как привыкла у себя. «От: Политрука Ивановой Н.А.
По поводу: Нехватки квалифицированного персонала для обучения диверсионно-разведывательной деятельности.
По сути: В данный момент существующая в Центре обучения система преподавания не отвечает целям и задачам, которые были поставлены как первоочередные. Преподаватели, обучающие солдат таким дисциплинам, как «Стрелковая подготовка», «Минирование» и «Разведка», не имеют военной практики. Часто возникают разногласия между преподавательским составом и абитуриентами, в ходе которых абитуриенты, предлагающие новые методы минирования, были не раз осмеяны. Стрелковое дело преподается по штампам Первой мировой войны, что в данных условиях неприменимо.
Новые методы, предложенные Чупиным Л.З. (позывной «Освальд»),
были резко раскритикованы преподавательским составом. Между тем созданные снайперские двойки и тройки показали отличный результат, действуя в тылу врага, и их методы были проверены в военной обстановке.Должна заметить, что расхождения теории и практики в данный момент может негативно сказаться во время рейдов и приведет к потере личного состава.
Выводы: Диверсионные группы, выпускаемые Центром, не сработаны в полной мере. Бойцы боятся принимать собственные решения и применять креативные методы. Моя просьба об оставлении в Центре наиболее ценных абитуриентов, которые могли бы стать основой новому преподавательскому составу, не нашла отклик у полковника Смилка Д.Ф.
Предложения: Прошу разрешить преподавание в Центре списанным по ранению диверсантам и увеличить практические занятия по основным дисциплинам».
— Что это? — Ярошенко прочитал и удивленно поднял брови.
— Докладная.
— Я вижу… но не понимаю. Что ты хочешь? Ты и так переставила с ног на голову всех, кто с тобой общается. У людей, как вы говорите: «Крышу рвет».
— Тогда объясни, почему Освальду запретили преподавать «Стрелковую подготовку»? Что за бред – не имеет педагогического стажа? Я знаю, что он на теории – дуб дубом, но показать – это он может.
— Сержант – преподаватель Центра?
— Тебе что, звания важны? Так дайте ему младшего лейтенанта! У человека – опыт! А его как новичка мордой истыкали…
— Полковник Смилка совсем другого мнения, но, кажется, у вас не только по этому поводу расхождение?
— Он сноб. Я просто закрыла дверь, когда он начал тыкать мне моим полом. У него, кажется, спермотоксикоз.
— Чего?
— Недотраханье!
— Ну, Ника Алексеевна!
— Ладно, извини. Срываюсь я в последнее время! Наверное, не хватает общения. Клинит… Хочешь – можешь дать ход докладной, хочешь – можешь порвать к чертовой матери! Но терпеть старческий идиотизм я не намерена. Все к чертям! Пацаны лягут на первом же задании, и это будет вина этих козлов!
— Я понимаю, что ваши попаданцы сейчас занимаются другими вопросами и общение с ними свелось к нулю, но вы же сами должны это осознавать лучше всех…
— То, что мы чужие вам, вашему времени, вашим партийным идеям? Закончится война, и мы станем тут не просто чужими, а вообще лишними. Подрывать идеологические устои – это чревато… правда? Но мы-то ладно! Нас-то всего семеро – никто не заметит таких потерь. Они в миллионном списке погибших будут незаметны, а в чем виноваты эти пацаны? В том, что их не научили должным образом уходить из засад? В том, что они не умеют стрелять из немецких автоматов, когда в своих кончились патроны? В чем?
— Вы так переживаете за них? Больше, чем за себя.
— А… — я махнула рукой, — материнский инстинкт. Здоровая родительская паранойя. Давай я лучше на фронт пойду? Вернее, за линию фронта. С этими пацанами…
Ярошенко смотрел на меня долго. Я даже начала переживать – может, сказанула что-то не то…
— Ваша просьба об участии в боевых действиях, Ника Алексеевна, удовлетворена… — Вот и хорошо! — обрадовалась я и вскочила… чтобы оказаться в объятиях Алексея.
Листы докладной разлетелись по полу.
— Не пущу! — прохрипел он и сжал меня крепче. — Не пущу!
— Ты чего? Товарищ Ярошенко?!
— Леша… для тебя я просто Леша. Никушка. Я люблю тебя! Пожалуйста… Не пущу!
Я замерла. Вот и приплыли! Что же мне делать? Как любить? Как?
Закрыла глаза и опустила голову на плечо… Руки сами собой опустились, будто обессилели. Я ведь чужая… другая… я не могу… Я люблю… и боюсь любить. — Леша… прости.
Он вскинул голову. В глазах такое отчаяние, что захотелось умереть прямо сейчас.