Третья стихия
Шрифт:
Заняться лично — как многообещающе! Михаил горько вздохнул. Что ж, он с полным правом может рассчитывать, что Ее Величество оставит его при себе. Ведь теперь она привязана к нему узами куда более прочными, чем, например, любовь. Они стали теперь братьями во Хранении. То есть это он — свежеиспеченный брат, да не абы чей, а самой Великой императрицы! Куда ж ей теперь от него деваться?..
Она подошла к экрану, где стояли кресла, и, не колеблясь, заняла из них центральное, принадлежавшее раньше Карригану. Михаил понял, что ее Величество не собирается откладывать возвращение на Землю в долгий ящик, и подошел к Воронину: в нем созрело важное решение, и он хотел осуществить его еще до отбытия на Землю.
— Я один из тех, кого вы называете Хранителями, — представился он Воронину. Тот остановился, глядя на Михаила удивленно и изучающе. Удовлетворенный эффектом, Михаил продолжил: — Это великое бремя свалилось на меня случайно, я его недостоин, и оно не по мне. Вы мне кажетесь именно тем человеком, кому я могу его передоверить. — Михаил торопливо,
Больше всего ему хотелось, чтобы это выглядело не как просьба, а чем-то вроде нерушимой воли Хранителя — бери, мол, раз я велю! Как ни странно, но Воронин именно так это и воспринял: не произнеся ни слова, не задав ни единого вопроса, он медленно протянул руку к талисману.
— Надеюсь, ты будешь ей надежной опорой, — сказал Михаил. «И ты, оружие, прощай!» — подумал он, когда соприкоснулись их руки.
17. СОБСТВЕННЫЙ ВЫБОР
Михаил сидел у стены в полукруглом отсеке, длинном и холодном, как вентиляционная труба. Он был пристегнут к одному из кресел, вмонтированных в стены по всей длине отсека. Остальные кресла также были заняты, в большинстве своем — мужчинами, одетыми, как и Михаил, в темно-синюю форму военного космрфлота Земли. Помещение представляло собой десантный отсек космического эсминца-носителя, направлявшегося в данный момент вместе с девятнадцатью другими кораблями на освобождение подступов к системе Электра — одной из сорока пяти узловых звездных систем Серединной Империи.
Война… Слово, вызывавшее в нем раньше лишь искренние неприязнь и отвращение, теперь тревожило разум и волновало кровь, превращая ее в гремучую смесь злости и азарта. И бороться с этим необъяснимым возбуждением, одновременно физическим и моральным, было так же бесполезно, как пытаться утолить жажду, глотая песок. Стихия, мать ее…
Всего две недели прошло с тех пор, как корабль с Великой императрицей прибыл на Землю. Предсказания Карригана о великих планетарных катаклизмах оказались преувеличенными: реки Земли, по крайней мере, текли, как им и положено, к устьям, зато, как вскоре выяснилось, странным образом изменился климат: в северных областях средняя температура воздуха повысилась на пару-тройку градусов, в южных — наоборот, понизилась примерно на столько же. Борьба с возникшими в результате сдвига температурного баланса стихийными бедствиями осложнилась еще и тем, что встали все те отрасли, в основу которых были заложены молекулярное программирование и технологии на жидких кристаллах. Солнце Земли имело теперь голубоватый оттенок, небеса при этом утратили свою воспетую поэтами пастельную голубизну, налившись на века ультрамариновой синью. У ученых появился непочатый край работы — разбираться, что происходит, и давать этому разумные объяснения.
К счастью, магнитное поле Земли оставалось стабильным, а более грубой, но зато и более надежной земной электроники, испытанной веками, никакие физические сдвиги не затронули. Кстати, для императрицы, как и для всей ее команды, спасительным оказался тот факт, что их корабль не использовал гиперпрыжка: параметры гиперпространства, как обнаружилось несколько позже, сместились, и десятки кораблей успели разбиться о гипербарьер прежде, чем были произведены новые расчеты для критической скорости входа в прыжок. Что до нового императорского флагмана — прыжок к Земле он совершил так же мгновенно и безупречно, как и предыдущие, не озаботив команду какими-либо сдвигами в своих системах: если таковые и имели место, то все перерасчеты корабль произвел самостоятельно.
Бесцветным и безвкусным серым комом осели в памяти у Михаила две недели его пребывания на Земле. Хотя жаловаться ему было вроде бы грех: Великая императрица, будучи вскоре после прибытия признана и поддержана правительствами Земли и Верхней Империи — благодаря генокарте и не в последнюю очередь, кстати сказать, потрясающему дипломатическому потенциалу, обнаруженному Дмитрием Ворониным, — исполнила обещание о личной заботе на все сто процентов: Михаил был пожалован званием Проводника при высочайшей особе — новая придворная должность, каковой раньше в императорском штате не имелось. Соответственно новому высокому положению ему был предоставлен для жительства личный особняк в центре Москвы, причем город он выбрал сам.
На него вылилась львиная доля императорской заботы. Кое-что перепало еще и Рейчел: хотя она и не в состоянии была оценить высочайшей милости, тем не менее была определена в лучшую земную клинику по психическим болезням. Остальные члены команды в заботе просто не нуждались: Бола, избавившегося от своего проклятия, ничто больше не держало в этой декорации, и он ушел обратно на Перекресток Миров — то-то радости, наверное, было там у Скалди! Перед расставанием Михаил задал все-таки Болу вопрос, не дававший Михаилу покоя всю дорогу: что это за реальности такие — второго рода? Оказалось — это те, что заселены разумными существами негуманоидных видов. Оставалось только порадоваться, что туда они во время странствий не попали. А может, и огорчиться?..
Что же касается злодея Калиострова — у него на Земле обнаружились свои очень влиятельные связи, что, впрочем, не особо удивило Михаила: далеко не каждому землянину была доступна постоянная прописка в пространственной сети. Хотя теперь она была уже никому не доступна, поскольку пространственной сети больше не существовало — Калиостров же
ее и уничтожил, желая, между прочим, истребить сотворивший ее мир. Права оказалась древняя поговорка — не кидай камнем в родного батьку, тебе же хуже будет, или что-то в этом роде. Самозваному Зигфриду оставалось лишь молиться, чтобы не всплыла каким-то образом его роль в случившемся: внезапное отключение сети на одной только Земле стало причиной гибели тысяч пользователей, пребывавших в это время в виртуальных грезах; о вселенских масштабах смертельной жатвы виртуалыциков достоверных сведений на Землю не поступало, но было и так ясно, что это миллионы, а то и миллиарды. У Михаила, кстати, имелся и личный счет к Калиострову: этот недобитый Зигфрид убил Карригана, и еще в корабле при взгляде на его капсулу Михаил несколько раз ловил себя на мыслях, совершенно ему в былом не присущих и даже слегка пугавших степенью искренности их садистской окраски, типа: «Придушить бы тебя, гада, чтоб не мучиться!»Вскоре после исчезновения Карригана Михаилу, как это ни странно, стало его не хватать. Слоняясь неприкаянно по своему пустынному, как запертый музей, особняку, он то и дело ловил себя на мысленных спорах с Карриганом или на том, что обдумывает вопросы, которые так и не успел ему задать.
Ни разу за эти дни у него не возникло желания ступить на базовую дорожку, даже ради проверки — не угробила ли Стихия среди многого прочего его прирожденный талант. Хотя по штату ему не мешало бы удостовериться в собственной дееспособности — как-никак придворный Проводник! Сподобился на старости лет! А где он, этот «двор» или хотя бы «придвор»? При императрице, где ж ему быть, там же, где сейчас Петр и Воронин — на корабле, лучшем во Вселенной, мотается от галактики к галактике, вербуя сторонников и собирая освободительную армию. Михаил не понадобился им даже для поисков канувшего в декорациях «Горного орла», чтобы вернуть его на законное место. А ведь она его вернула! Наверное, с помощью Воронина. Михаил узнал об этом только из горячих компьютерных новостей: среди прочего там несколько раз пространно сообщалось об извлечении неким таинственным лицом из неведомых измерений одноэтажного здания с отрядом федеральной полиции внутри. Спасенные из гибельных пучин чужих измерений полицейские, узнав о политической обстановке в мире и в частности на Земле, дружными рядами перешли на сторону сопротивления. Путешествия по параллельным мирам входят уже решительным шагом в нашу земную реальность! Ура, товарищи! В общем-то, Михаил понимал майора Барни и его команду: выбор у них был небогатый, учитывая военное положение на Земле и какое-то стихийное (вот именно — стихийное!) массовое озверение, вспыхнувшее в народе буквально за последние пару недель. Повсеместно производился набор в армию, и люди слетались на призывные пункты не просто охотно, они валили туда целыми семьями. Воевать хотели все — мужчины, женщины, старики и, разумеется, в первую очередь дети. Этих, естественно, сразу заворачивали назад — желающих и так хватало с избытком.
Кое-как утрамбовав в душе впечатления и переживания минувших странствий, Михаил понял: единственное, что в нем бродит еще из желаний, так это отправиться воевать и по возможности — немедленно. Увы, он был в своем стремлении не оригинален, однако воспринял это как подарок лично ему от освободившейся на его глазах Предвечной Стихии: пробившийся из древних пластов сознания кипящий гейзер новых чувств, пускай и наводящих порой оторопь, наполнил пустоту, возникшую с возвращением на Землю где-то в самой сердцевине его существа. Пустоту тяжелую и холодную, как погасшая звезда, и, подобно черной звезде, сосущую из него свет и тепло, отнимающую силы и волю к жизни. Он покинул, не сказавшись, свою постылую трехэтажную обитель, пошел в армию, как обычный доброволец, прошел ускоренные курсы пилотирования военных катеров-одиночек и вот летел на встречу с собственным выбором, волею судьбы ставшим для него единственным и желанным.
О прежних мгновенных перемещениях сквозь космические бездны, о мирах, сменяющихся на экране быстрее, чем картинки в проекторе, стоило навсегда забыть. Отыскать на дне души пыльный кованый сундук и запереть их туда со всеми другими воспоминаниями. Привыкай, брат, летать в космосе, как все нормальные люди — часами, а порой и сутками, в зависимости от расстояния.
Корабли шли через гиперпространство уже два часа, и впереди было еще три. Многие дремали, кто — то тихо переговаривался. Михаилу, к счастью, попались неразговорчивые соседи: тот, что сидел слева, свистел носом, просматривая, быть может, последний в своей жизни сон, правый сосредоточенно жевал. Все два часа. И даже больше — с момента погрузки. Сам Михаил отчаянно мерз, шевелил усиленно пальцами в ботинках, пока не сводило икры, материл мысленно здешнюю систему обогрева и завидовал соседу слева. Потом он тоже уснул и даже не заметил как, потому что во сне было все то же: десантный отсек, молчаливые соседи, собачий холод. А догадался он о том, что уже спит, когда перед ним в нешироком проходе появилась Илли, то есть, конечно — Ее Величество. Она возникла вдруг из ниоткуда, в костюме в точности как ее прежний, но только другого цвета — белого, с оттенками морской волны. Рядом с ней, чуть позади — неподвижное олицетворение уверенной силы в черном: Михаилу показалось на мгновение, что Карриган, но это был Дмитрий Воронин. Не ошибся все-таки Михаил в выборе преемника — вот Хранитель! Можно сказать — олицетворение самой идеи Хранительства как залога мирного процветания и благоденствия Вселенной до самой ее глубокой старости, сиречь — заколлапсирования! Такая вот развесистая икебана.