Третья стража
Шрифт:
Не хватало, как же не хватало Тома Хиггинса! Собственно, их беседы Поппер не считал обсуждением – все же Хиггинс не относился к ученой братии и не мог выступать квалифицированным оппонентом. Зато он умел слушать и задавать странные вопросы, что непостижимым образом стимулировало творческий процесс. Редкий дар, любопытная проблема, которую стоило обдумать! Профессор даже обозначил ее, как влияние дилетанта на продуктивность научного поиска, но, помня о возрасте, решил, что не успеет ничего добиться в рамках этой темы. Слишком сложный и неоднозначный материал; такое исследование могло занять десять, двадцать или тридцать лет, а в его распоряжении оставалось два-три года – возможно, несколько месяцев. Увы, никто не живет вечно…
Миновало лето, осень вступила в свои права, и хотя солнце над Лондоном светило по-прежнему ярко, а деревья все еще зеленели, профессор начал тосковать. Идеи не приходили! Такое состояние было
13
Tempus fugit – время бежит; marasmus senilis – старческое слабоумие (лат.).
Но доктор Саймон клялся, что у герра Поппера отменное здоровье – конечно, с учетом возраста. Доктор готов был поставить соверен против фартинга, что его пациент еще отпразднует свой столетний юбилей.
Шон О’Рейли тоже пребывал в мрачном настроении, но по другой причине: его теория «холодного коллапса» не нашла признания у авторитетных экономистов и политологов. Однако кризис надвигался волна за волной, страны падали в долговую яму, Греции грозил дефолт, Ирландия, Испания, Португалия балансировали на острие ножа, в Европе росли социальная напряженность и число безработных, судьба единой валюты была непредсказуема. По другую сторону Атлантики дела также разворачивались не лучшим образом, хотя заокеанская супердержава временами включала печатный станок, наводняя планету новой порцией зеленых бумажек. До стагнации производства еще не дошло, но мир определенно катился в пропасть.
В таком случае, как полагал О’Рейли, надо бы затянуть пояса, поумерить амбиции больших и малых держав, снизить военные расходы и поставить крест на ряде нелепых проектов – прежде всего, связанных с освоением Луны, созданием атмосферы на Марсе, корректировкой земной оси, дележом Антарктики и полярного шельфа. Не эти задачи являлись приоритетными, а поиск чистого источника энергии и новых инженерных решений, способных раз и навсегда закрыть проблему углеводородов вместе с двигателем внутреннего сгорания и опасными атомными станциями. Это казалось О’Рейли столь же очевидным, как факт вращения Луны вокруг Земли. Хотя, если переусердствовать с земной осью, в будущем могла возникнуть обратная ситуация: обломки некогда обитаемой планеты кружатся вокруг ее бывшего спутника.
Но деньги и ресурсы уходили в пустоту и, минуя полезные проекты, растаскивались хищной сворой политиканов и лжеученых. Их стараниями миру явилось очередное пугало – глобальное потепление, не исключавшее, однако, глобального похолодания и нового ледникового периода. В жадных до сенсаций СМИ замелькали картины Арктики и Антарктики: глыбы льда, что с шумом рушатся в море, бегущие в страхе пингвины и тоскливые морды белых медведей. Все это сопровождалось речами о грядущем катаклизме, необходимости спешных мер по его предотвращению и экологической безопасности. Под этот аккомпанемент деньги текли с удивительной быстротой и столь же быстро оседали в карманах новоявленных спасителей человечества.
Одним из талантов О’Рейли являлось широкое видение проблемы и дар к масштабным обобщениям. Он понимал, что происходит. Земная цивилизация была непрерывно развивающейся системой; этот процесс иногда замедлялся и даже прерывался, но, преодолев очередной барьер, все-таки шел вперед по пути усложнения структуры и связей между отдельными элементами. В данный момент барьером стала разобщенность, разнополярность мира, бессмысленная борьба за сферы влияния, что порождало ложные цели и приоритеты. Иными словами, Земля созрела для объединения в планетарном масштабе, для отказа от границ, национальных интересов и конкуренции между странами. Интерес был один: выжить!
Понимал О’Рейли и то, что эпоха обновления и перемен – время, когда система особенно неустойчива. Это означало, что любое малое возмущение на входе системы может многократно усилиться, сделаться губительным и привести цивилизацию к краху. Предсказать, какая флуктуация станет негативной, было нельзя; возможно, марсианский прожект или комедия с глобальным потеплением, возможно,
недостаток ресурсов в перспективных областях. Во всяком случае, игры политиков, их амбиции и эгоцентризм могли завести человечество в тупик. Мир остро нуждался в свежих идеях, в чем-то таком, что сдвинуло бы всю систему к точке равновесия.Осознавая трагизм ситуации, О’Рейли надеялся и ждал.
Казалось бы, абстрактные теории, математические формулы и выкладки, поиски в мире звезд или микрочастиц не слишком влияют на повседневную реальность. В самом деле, какой прок от теории относительности или теории групп, детища Эвариста Галуа, от уравнений Максвелла или Шредингера, от проблем, придуманных Пуанкаре и Гильбертом, от странных идей Паули, Дирака, Норберта Винера, Тьюринга?.. Но думать об этих предметах как об игре ума, не связанной с нашим бытием – большое заблуждение! Все стоит на идеях гениев, все, от электрической лампочки до компьютера, от лекарств, что продляют жизнь, до чудесных материалов, из которых можно сделать мягкую линзу для глаз, хирургический скальпель или сопло улетающей в космос ракеты. Из этих идей сотворена половина здания цивилизации, та, где правят наука и технология, но есть и другая его часть, столь же важная, средоточие духовных богатств, музыки, литературы, живописи и остальных сокровищ. Здание возведено прочно, но любая постройка поддается времени и усилиям имбецилов, стремящихся ее развалить, и потому цивилизации необходим постоянный и мощный приток идей для укрепления уже готовых стен и дальнейшего строительства. Что до самих идей, то хоть они различны и появились в разные эпохи, все-таки можно выделить две категории: одни уже существуют в материальной форме, в виде машин, веществ или объектов искусства, другие как бы витают в нашей среде обитания, но еще не одарили нас чем-то новым, необычным – например, лекарством от всех недугов или космическим движителем. Запас таких идей постоянно растет, и нельзя заранее сказать, какая останется не востребованной на пару веков, а какая спасет мир в ближайшие лет десять. Может быть, знание формы Вселенной?.. Может быть, теория суперструн?..
О суперструнах, червоточинах в ткани Мироздания и черных дырах размышлял Стивен Хокинг, сидя в своем инвалидном кресле. Его разум, заключенный в тюремную камеру тела, был свободным и сильным; он справлялся не только с телесной немощью, но и с притяжением Земли. Сейчас Хокинг парил в пространстве, недоступном для обычных людей – пусть они обладали речью и слухом, способностью двигаться и общаться без помощи приборов, но проникнуть в иные измерения не могли. Возможно, земная жизнь слишком отвлекала их, заменяя полет мысли тягой к развлечениям, жаждой богатства и успеха, желанием выделиться, но не за счет ума, а прицепив к пупку, губе и носу колечки и цепочки. Что, безусловно, было самым простым решением и верной дорогой к славе в паре местных кабаков.
Хокинг (сам он того не подозревал) находился сейчас в контакте с вселенской ноосферой, и это была активная связь: он перебирал идеи подобно пианисту, чьи пальцы скользят по клавишам, что-то отвергая, что-то откладывая на потом, что-то принимая для дальнейших размышлений. Этот процесс являлся почти бессознательным, интуитивным, соединяющим разум и чувства в единое целое; он словно бы прорывался к свету сквозь тьму, но мрак не был враждебен, мрак присутствовал в Галактике на тех же правах, что и светлое начало. Свет, тьма, свет, тьма… – подумал Хокинг. Безусловно, отражение симметрии, одного из высших принципов организации Мироздания… Что отсюда следует? Дуальность Большой Вселенной? Мир и антимир, соединенные мириадами каналов-червоточин, в которых исчезают все силовые поля и даже представление о времени и пространстве?.. Это пока нельзя рассчитать и проверить на опыте, но, возможно, есть более простой вариант, что-то доступное прямому наблюдению… Теперь, когда появились орбитальные телескопы, можно добраться до очень далеких внегалактических объектов…
Белые дыры, внезапно мелькнула мысль. Есть черные дыры, поглощающие энергию, так почему бы не быть белым? [14] Поглощение и эмиссия – две стороны одного процесса, что вполне согласуется с постулатом о вселенской симметрии… Общий баланс не должен нарушаться: есть энергетические стоки, есть источники, и они находятся в непрерывном взаимодействии…
Это нужно обдумать, решил он, обдумать и обсудить с Пенроузом и прочими коллегами. И не только с ними – тут пригодился бы сторонний человек, не астрофизик и вообще не ученый… Идея зреет и становится отчетливее в популярном изложении, когда стараешься представить ее просто и понятно для неспециалиста.
14
Объекты, получившие название «белых дыр», обнаружены недавно, в 2010–2011 гг.