Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.

– Я провел здесь уже три часа, пора идти. Никогда я не остаюсь надолго в такой открытой и ровной местности, как Рин-конада. Может быть, за это время уже стало известно, что я здесь.

– Ты боишься жандармов? – спросил Потахе.- Они не придут. А если придут, я буду с тобой.

Плюмитас презрительно пожал плечами. Жандармы! Такпе же люди, как все. Есть среди них и храбрецы, но все они отцы семейств и предпочитают не видеть его. Всегда они запаздывают, даже если знают, где он находится. Разве что случайно столкнутся с ним лицом к лицу, когда нет возможности избежать встречи.

– Прошлым месяцем сижу я как-то на ферме «Пять труб» и завтракаю, вот так же, как здесь, только не в такой хорошей компании. Вдруг являются шесть пеших жандармов. Я уверен, они и не знали, что я там, а просто зашли подкрепиться. Несчастная случайность. Но тут уж ни они, ни я не могли избежать драки: слишком много народу было на ферме. Пойдет болтовня, злые языки станут говорить, будто все мы трусы,- и пропало всякое уважение. Фермер запер ворота, а жандармы давай колотить в них и кричать, чтобы он отпер. Я приказал фермеру и одному из батраков стать по обе створки ворот. «Как скажу: пора,- открывайте настежь». Вскочил я на кобылу, револьвер в руку – «Пора!». Ворота распахнулись, и я промчался, как дьявол. Вы еще не знаете, на что способна моя лошадка. Вдогонку раздалось несколько выстрелов, но напрасно! Я тоже отстреливался на скаку и, говорят, ранил двоих жандармов… Короче, я ускакал, прижавшись к лошадиной шее, чтобы не служить им мишенью, а жандармы в отместку избили палками всех, кто был на ферме. Поэтому лучше помалкивать о моих посещениях, сеньор Хуан. А то придут потом эти в треуголках и замучают вас допросами и дознаниями, как будто это поможет поймать меня.

Работники Ринконады безмолвно подтвердили его слова. Да, они слыхали об этом. Надо молчать о приходе бандита, не то наживешь беду,- так поступают на всех фермах и в пастушьих хижинах. Всеобщее молчание было самым могучим помощником бандита. Кроме того, все крестьяне были его восторженными почитателями. Они видели в нем героя, мстителя. Им нечего было бояться. Он опасен только для богачей.

– Я не боюсь треуголок,- продолжал бандит.- Я боюсь бедняков. Они-то хорошие, да вот нищета – скверная штука! Я знаю: меня убьют не жандармы, их пуля меня не возьмет. Если кто и убьет меня, то, наверное, какой-нибудь бедняк. К ним подходишь без страха, ведь мы одного поля ягода, а тут-то и легко воспользоваться твоей неосторожностью. У меня есть враги, которые поклялись отомстить мне. Находятся подлые души, которые доносят, надеясь заработать несколько песет, или выродки, которые делают то, что им прикажут. Если хочешь, чтобы тебя боялись, нужна твердая рука. Подколешь такого по-настоящему, остается семья, чтобы отомстить. А если по доброте своей только спустишь ему штаны да отстегаешь крапивой и репейником, он будет помнить об этой шутке всю жизнь… Да, таких бедняков, как я сам,- вот кого я боюсь.

Плюмитас помолчал и, глядя на матадора, добавил:

– И наконец есть любители, ученики, молодежь, которая идет следом за тобой. Сеньор Хуан, положа руку на сердце: кто вам больше досаждает? Быки или все эти новильеро, которые рвутся вперед, спасаясь от голода, и стремятся одержать верх над заслуженным маэстро? То же происходит и со мной. Я говорил, мы с вами одинаковы!.. В каждой деревне есть храбрый парень, который спит п видит стать моим наследником и надеется как-нибудь застигнуть меня врасплох под деревом и пробить мне голову, как глиняный кувшин. Немалую славу завоюет тот, кто убьет Плюмптаса!

И бандит в сопровождении Потахе направился к кошошне. Через четверть часа он вывел во двор свою сильную лошадь, неразлучную спутницу во всех его похождениях. После педолгих часов, проведенных у кормушек Ринконады, кобылка, казалось, стала еще глаже и крепче.

Плюмитас похлопал ее по бокам и перебросил плащ через луку. Кобылка может быть довольна. Не часто о ней так заботились, как на ферме сеньора Хуана Гальярдо. Теперь ей на целый день хватит, путь предстоит далекий.

– Куда ты теперь, товарищ? – спросил Потахе.

– Об этом не спрашивают… На все стороны! Я и сам не знаю… Куда придется! ц

И, поставив ногу на ржавое, покрытое присохшей грязью стремя, он вскочил в седло.

Гальярдо отошел от доньи Соль, которая, закусив бледные от волнения губы, смотрела загадочным взглядом на приготовления бандита.

Пошарив во внутреннем кармане куртки, тореро протянул всаднику руку с зажатыми в ней бумажками.

– Что это? – спросил бандит.- Деньги?.. Спасибо, сеньор Хуан. Вам, наверное, говорили, что нужно дать мне что-нибудь, когда я буду уходить; но это касается других – богачей, которые зарабатывают деньги, ничего не делая. Вы зарабатываете их, рискуя жизнью. Мы товарищи. Оставьте их себе, сеньор Хуан.

Сеньор Хуан спрятал бумажки, несколько смущенный отказом бандита, который упорно обращался с ним как с товарищем.

– Лучше убейте в мою честь быка, если когда-нибудь мы с вами встретимся в цирке,- добавил Плюмитас.- Это дороже всего золота на свете.

Донья Соль подошла к ним и, отколов со своей груди осеннюю розу, молча протянула ее всаднику, глядя на него золотистозелеными глазами.

– Это мне? – спросил бандит изумленно и почти испуганно.- Мне, сеньора маркиза?

И, увидев, что сеньора утвердительно кивнула головой, он осторожно взял цветок, держа его в неловких руках, словно непосильную тяжесть, и явно не зная, что с ним делать. Наконец он продел стебелек в петлю блузы, между концами красного платка, повязанного вокруг шеи.

– Вот это здорово!-воскликнул он, улыбаясь во весь рот.- Такого со мной еще никогда в жизни не случалось.

Суровый наездник был тронут и взволнован этим чисто женским подарком. Ему – розы!

Он натянул повод.

– Приветствую всех, кабальеро! До следующей встречи… Привет, приятель. Когда-нибудь подарю тебе сигару, если хорошо всадишь пику.

Он распрощался с пикадором, хлопнув его изо всех спл по плечу. Кентавр ответил ему таким ударом по ляжке, что бандит пошатнулся. «Славный парень этот Плюмитас!» Пьяный Потахе, расчувствовавшись, готов был отправиться вместе с ним в лес.

– Прощайте! Прощайте!

И, пришпорив коня, гость широкой рысью выехал со двора.

Гальярдо почувствовал облегчение, увидев, как он удаляется, и взглянул на доныо Соль. Стоя неподвижно, она не сводила глаз с мелькавшей вдали фигуры всадника.

– Что за женщина! – в отчаянии пробормотал матадор.- Безумная!..

Счастье, что Плюмитас некрасив, что он оборван и грязен, как бродяга.

Не то она ушла бы вместе с ним.

VI

– Кто бы поверил, Себастьян! Человек женатый, семейный, а занимается сводничеством! Вот уж никогда не думала! Ведь я так доверяла тебе, когда ты вместе с Хуанильо отправлялся в поездку! Душа радовалась, что при нем находится человек с устоями. Где же твои идеи, твоя религия? Так вот чему вас учит на сборищах ваш хваленый учитель Хоселито!

Напуганный криком разгневанной доньи Ангустиас и тронутый горем Кармен, которая молча плакала, закрыв лицо платком, Насиональ растерянно оправдывался. Но при последних словах он с достоинством выпрямился.

– Сенья Ангустиас, попрошу не задевать моих идей и оставить в покое дона Хоселито, он тут ни при чем. Клянусь жизнью! Я поехал в Ринконаду по приказу моего матадора. Известно ли вам, что такое квадрилья? У нас – как в армии: дисциплина и повиновение. Матадор приказал – надо исполнять. А все потому, что корриды сохранились у нас со времени инквизиции, и нет на свете более реакционного ремесла.

– Шут гороховый! – крикнула сеньора Ангустиас.- Довольно твоих россказней об инквизиции и реакции! Вы будто сговорились доконать бедняжку Кармен: ведь она, страдалица, плачет, не осушая глаз. За кусок хлеба ты готов покрывать все грязные делишки Хуанильо.