Три Царя
Шрифт:
Сырник выругался, а затем из дымки показался лауэрен. Молния, оставляя за собой колющий привкус озона, ударила прямиком во врага, однако как ожидалось, могильный свет принялся её тут же пожирать. Сырник в образе Миры выпрыгнул и закрутился ураганом в воздухе, держа в каждой руке по небольшой палке с острыми лезвиями на концах.
Убийце пришлось выступить навстречу. Они сошлись на клинках, однако Сырник оказался сильнее, а на его стороне было притяжение. На этот раз порез оставил он. Не глубокий, но заметный. Слегка левее ямочки на подбородке. Убийца злостно зашипела и выстрелила с пальцев могильным духом.
Копировать Миру, особенно
Одной рукой занеся половину глефы слегка над головой, лезвием в сторону врага, а второй наоборот направив вниз, он встал в стойку сестринства «Боевого танца». Стиль, которым обучали женщин-мерединок, решивших ступить на путь боевого-контактного колдовства. Подобная, открытая, и с виду даже не угрожающая боевая стойка сбивала с толку даже опытных воинов. Большинство из них привыкли сворачиваться ёжиком, закрывая все уязвимые места и идти напролом.
Мира никогда не делилась особенностями и тонкостями учения, потому что никто и не спрашивал, но Сырник заметил отличительное свойство такого боевого стиля. Опытный член сестринства, орудовал обеими руками одновременно. В то время как любители парных мечей рубили по очереди, Мира умудрялась предугадывать движения противника, нанося удар и блокируя если понадобится.
Сырник повторял это коряво, но старался как мог вывести из равновесия своего противника, синхронно атакую сразу двумя руками. Поначалу это удавалось, и ему даже посчастливилось задеть убийцу еще раз, к сожалению, не смертельно. Однако было очевидно, что его копии оставляли желать лучшего.
В конце концов женщине удалось сбить его с ног и практически обезглавить, если бы Сырник кубарем не откатился в сторону. Он инстинктивно поднялся на ноги, и тут же почувствовал, как сзади него кто-то схватил. Аури противно задергался, и когда ему удалось освободиться, он заметил, что плоть на стенах, начинает порождать первое потомство.
Сырник уронил оружие и попятился назад. Он обещал себе больше не бояться, но перед ним рождалась маленькая армия, во главе которой была жалкая копия стервятника. Тела Балдура он больше не видел, так как всё вокруг начало приобретать очертания полнейшего безумия. Он сам того не понял, как принял свою истинную форму и, упав на колено, тяжело задышал.
— Вот значит твой лимит? — купаясь в лучах собственной победы произнесла та, на этот раз вновь женским голосом. — Печально. Пора с этим заканчивать, как труп твоего стервятника дожрут, я доставлю тебя к моей госпоже. Она найдет тебе применение.
Сырник положил руку на бок, а когда посмотрел на нее, она была полна собственной крови. «Бежать», внезапно родилось в его сознании. Инстинкты трубили и барабанили сквозь адреналин битвы. Всё его бытие кричало. «Беги! Спасайся! Да, будет тяжело на душе, паршиво до конца жизни, но ты будешь жить! Беги!»
Сырник поймал себя на том, что действительно обдумывает подобный вариант, от чего ему стало настолько противно от себя. Он занёс кулак, и саданул, что есть сил по ране на боку. Резкая боль привела его в чувства и добавила злости, которую он, казалось,
вновь променял на страх.— Хватит! — холодно и угрожающе выпалила та. — Не пойдешь со мной смирно, убью, а они сожрут тебя, как и твоего хозяина.
Сырник выпрямился и раскинул руки в сторону:
— Дрын тебе в сраку, паскуда! — шерстка аури заиграла цветами, а на ладонях вспыхнули два мощных пламени. Он постепенно изменялся в размерах, достигая роста взрослого человека. — Хочешь убивать, валяй, но еще раз прокаженного назовешь моим хозяином, я тебе глаз вырву!
— Дух? Опять?
Сырник криво улыбнулся лицом Ярика, и кучерявая копна зашевелилась от колдовства.
— Хочешь меня убить? Попробуй, пока я всё здесь к херам не спалил!
***
Балдур знал, что-то происходит в данный момент и ему не нравилось, как изменились небеса. Поначалу затянутое легкой дымкой будущего дождя, оно пряталось от взора человека, пока вовсе не окуталось ночным одеялом беззвёздного полотна.
Балдур достиг конца, он это чувствовал. За его спиной продолжался град, а перед ним раскинулась картина из его прошлого. Вырванные кусками моменты целой недели, стелились перед ним в покорном поклоне и приветствии старого хозяина. Он не мог забыть эту неделю. Неделю полную пыток, выкачивания крови и множества трубок.
Балдур не вспоминал об этом времени, стараясь похоронить его в глубинах своего сознания, где по иронии ему посчастливилось и оказаться. Он не помнил, как его пленили, был слишком молод. Отрывки из памяти показывали ему размытые образы и силуэты былого прошлого. Балдур не велел им пойти прочь, он с твердостью духа воспринимал как часть себя, от которой устал бежать.
Они вели его сквозь путь всех страданий, что ему пришлось пережить. Он видел образы своего побега. Вспоминал то, что ощущал в тот день. Страх, боль, ничтожность. Холодный пол, сбитые в кровь от мозолей и порезов ноги. Исхудавшее тело пленника, едва сдерживая внутренности воедино. Кровоточащая рана в груди, что никак не останавливалась. Сломанные пальцы, которыми он как зверь рвал всё на своём пути. Рвал железо из собственной плоти.
Балдур знал к чему они ведут. К какому моменту в его жизни, когда всё изменилось раз и навсегда, и впервые за двадцать лет, ему приходится вновь это пережить. Минуя узенькие улочки полные крови, ошметков плоти и далеких криков ужаса, он вышел на поляну, которая не могла быть в таком месте.
Среди высокой травы, что колола и резала пальцы, находился алтарь, такой на котором в старину приносили жертвы богам. Он знал, что найдёт на нём, от чего его сердце застучало сильнее, а в пальцах поселилась неизвестная дрожь. Он подошел ближе, как руны на алтаре засияли еще ярче.
Балдур протянул худощавые руки со сломанными пальцами и множеством порезов, а глаза набухли. Маленький, новорожденный аури, что помещался в ладонь парня, мирно дремал. Однако даже сквозь сон, отчетливо виднелась его боль, что исходила изнутри. Балдур сделал шаг вперед, но окровавленные и сбитые ноги не слушались хозяина.
Он упал, и внезапно ему захотелось умереть. Сдастся. Так ведь будет проще. Просто закрыть глаза, а когда проснется, то его приятно будет обдувать ветерок Смородинки. Мысль настолько приятная, что от неё не хотелось избавляться. Он устал. Очень устал.