Три года ты мне снилась
Шрифт:
И народ повалил. О, реклама! Желание сказки! Стремление к умному занимательному зрелищу!
Сами артисты и режиссер собрались в широкой боковой зале, с окнами, сверху донизу закрытыми сборчатыми шелковыми занавесями, отогнув которые можно было увидеть мокрый асфальт, легкий снежок в воздухе и летящие последние листья.
Никто бы не узнал в Ирине, элегантной блондинке в синем бархатном платье, браслетах и узорных туфельках на изогнутых каблучках, ту строгую и суховатую учительницу химии с мышиным хвостиком на затылке. Учительница получилась на славу,
С лукавой улыбкой, держа в руке бокал шампанского и прислушиваясь к звукам фильма из зала, она пробиралась сквозь толпу своих нарядных взволнованных коллег к Анастасии. Они давно не встречались, с тех самых пор, как фильм был отснят и шел его монтаж и озвучивание.
Вдруг, словно из-под земли, перед ней вырос Виталий.
— Привет! — произнес он беззаботно и впился в нее острым взглядом. Как она? Готова ли служить ему? Он не вспомнил о ней с тех пор ни разу, но, прочитав на афише ее имя, зачем-то пришел сейчас, проник в артистическую.
Удивленный взмах умело подкрашенных ресниц и учтивый наклон прически был ему ответом.
— Здравствуй, — мягко сказала она.
— Как жизнь? — бойко продолжал Вит, оглядываясь, то ли красуясь, то ли кого-то опасаясь. — Как жизнь-то, я спрашиваю?
— Жизнь… — протянула она со значением. — Это философский вопрос, — и подняла указательный палец.
В ее голосе звучала та же мягкость, лишь приправленная толикой усмешки, но этого оказалось достаточно.
Виталий сломался. Лицо исказила страдальческая гримаса.
— Что с вами, Виталий? — удивилась она.
— А-а, — вяло махнул он рукой.
И она услышала жалобный стон о том, как ему плохо, ничего не получается, как его унижают, преследуют и даже смеются над ним. Как он искал ее, как любит, потому что только она одна в целом свете понимает его.
А ей вдруг подумалось, что этот человек едва не лишил ее жизни, как надо быть осторожной в своих отчаяниях, навеянных неудачами, которые, может быть, только кажутся таковыми, а на самом деле возносят тебя на ступеньку выше той, где до этого стояла. Подумалось мельком, но с глубоким личным пониманием.
— Вы так ослепительны. Вы для меня самая необыкновенная, лучшая, — распинался Виталий.
Она не могла не улыбнуться. Он расценил ее улыбку как ободрение.
— Возьми меня к себе, — вдруг зашептал он. — Я так устал. Я больше не могу. А тебе ведь нужен молодой мужчина.
У нее перехватило дыхание. Нелегко было слушать это.
— Je regrete, — тихо ответила она по-французски. — Я очень сожалею.
И тихо ушла прочь, постукивая изогнутыми каблучками.
Виталий постоял и с кислой улыбкой поплелся к двери.
Только двое во всем зале увидели и поняли все значение происшедшего.
Первой оказалась, конечно же, Анастасия.
О-о,
она увидела несравненно больше. Мало того, что ее подруга с честью вышла из, показалось ей, смертельного поединка и утвердилась в своей душе. Костя Земсков, тот самый, что не замечал, в упор не видел в Ирине свою актрису, вдруг, окруженный поклонницами, застыл с бокалом в руке, поставил, не глядя, шампанское на столик и заходил, забегал, как гончий пес, кругами по залу, порывистым движением откидывая назад длинные светлые волосы. И кругами-то вокруг Ирины.Ближе, ближе, разглядывая ее лицо, прическу, ее походку, каждую складочку на бархатном платье.
«Ага, — возликовала Анастасия. — Победа. По всему видать, наша взяла!»
Она видела, как Костя, уже модный и знаменитый режиссер, взял под локоток Ирину и отвел в дальний угол к самому крайнему окну. О чем они говорили? Склонив головку, Ирина слушала с улыбкой его страстную речь, недоуменно подымала брови, как бы удивляясь повороту беседы.
«Да, — очевидно согласилась она в конце его страстного монолога. — Да, я согласна».
И поклонившись, даже слегка приподняв край длинного василькового бархата, удалилась от него.
— Что? Получилось? Ага! — подкатилась к ней лучшая подруга. — Ура!
— Тихо, тихо, Настенька, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. На главную роль позвал. Рассказывал, рассказывал, а вот концовку никак не придумает, даже помощи попросил, как у «зрелой женщины»…
Они обнялись.
— Теперь, — шепнула Настя, — бросай все и сотвори нам «зрелую женщину на изломе жизни»!
— Ничего не брошу, радость моя, — засмеялась Ирина. — Творчество — не заменитель жизни, оно тоже внутри нее. Как просто!
На сцену перед погасшим экраном они вышли все вместе. Зал шумел, аплодировал. Успех получился полный, значительный, ведь картина была отечественная, в лучших традициях сердечности. Не впервые Ирина выходила вот так на сцену. Но сейчас… что-то происходило с ней. В зале кто-то присутствовал, кто-то, необходимый только ей. Мягкое излучение шло слева, из партера.
«Клим», — прозвучало в душе.
В ту же минуту это мягкое излучение преобразовалось в мужчину, который поднялся из ряда слева и направился к сцене. Он встал у подмостков, возле лесенки. Свой сон — сцену и на сцене — ее, таинственную, в синем, — видел он сейчас наяву.
«Ирина», — услышал он.
Едва закончилась торжество, Ирина спустилась в партер. Клим подал ей руку. Они смотрели друг на друга.
— Где-то я тебя встречал, — припоминая, промолвил Клим.
Грохот вагонов отдаленно прогремел вдали.
Ирина улыбнулась.
— Нет, нет, это невозможно, — и провела пальцами по его ладони. — Ты кто?
— Грузчик.
— А в душе?
— Путник. Где, где я тебя встречал? Можно, я возьму тебя на руки?
И подхватил ее у всех на глазах, и понес к выходу. Ее руки в кольцах и браслетах обняли его шею.
— Нет, это не первая встреча. Где-то я тебя видел.
— Во сне, — улыбнулась она.