Три года в Соединённых Штатах Америки
Шрифт:
Согласно легенде, на первом этапе инфильтрации я был двадцатитрёхлетним парнем по имени Яшар Мешхед, жившим в Германии, в городе Франкфурте-на-Майне, с десятилетнего возраста и потому плохо говорившем по-турецки. Для того, чтобы отдать долг родине – отслужить два года в армии, закончив институт, я приехал в Турцию, в родной город отца – Трабзон. По приезду в Трабзон три дня назад, я сразу же отправился в гости к дяде Махмуду Инжеваду, человеку довольно состоятельному, владеющему тремя грузовиками «Мерседес» и имеющему свою собственную автотранспортную компанию. Ещё у моего дяди имелся старенький армейский джип «Виллис». Приехав к дяде ближе к ночи вместе с двумя друзьями отца, мы рано утром поехали на реку, чтобы заготовить дров на всю зиму. Пока нас не было, дядина жена, тоже советская разведчица, растрезвонила чуть ли не на весь Карс, какой умница её племянник Яшар, приехавший в Турцию из Германии, чтобы отслужить в армии, как это положено всякому мужчине.
Уже одного этого вполне хватало, чтобы замазать
Игорь принёс мне одежду, причём не турецкую, а немецкую, а если точнее, американскую – потёртые джинсы, ковбойку и чёрную куртку-пилот на меху, причём настоящую, лётную. Мой друг был одет точно так же. Документы на имя Яшара Мешхеда, паспорт гражданина ФРГ и водительские права, лежали у меня в нагрудном кармане. Сложив вещи в две сумки, мы быстро пошли вглубь территории и вскоре добрались до «Виллиса». Только тогда, когда мы забросили в джип сумки и сели в него, я облегчённо вздохнул. Теперь нам нужно было быстро пересечь Карское плоскогорье и доехать до реки Карс. Игорь уже бывал здесь несколько раз и потому, едва только сев за руль, помчался на стареньком, но ещё крепком «Виллисе» между холмов. По пути нам пришлось объехать стороной небольшой турецкий городок и через три с половиной часа мы были на месте. Махмуд и Володя загрузили доверху хворостом и плавником большой грузовик и, поджидая нас, приготовили немудрёный ужин из жареного мяса, сыра, лепёшек и айрана. Поужинав, вы легли спать прямо под открытым небом на вязанках хвороста, накрытых брезентом и на случай дождя укрылись вторым куском брезентухи.
Благодаря помощи Махмуда, инфильтрация прошла без сучка и задоринки. Этот сорокалетний мужчина работал в Турции уже двенадцать лет. Его жена Алия, как и он сам, тоже была кудчанкой из Тбилиси. Махмуд познакомился с ней в разведшколе и они через две недели поженились, а ещё через три года въехали на территорию Турции, но уже не как курды, а как турецкая супружеская пара. Перед этим Махмуд и Алия три года прожили в Западной Германии, где он работал автомехаником и, скопив денег на покупку двух грузовиков, переехал в Турцию, в Карс, на родину предков. Лёжа на валежнике и глядя на звёзды, мы долго разговаривали. Махмуд ещё почти год назад получил из Москвы новые директивы, в которых ему, как руководителю целой разведывательной сети, активно сотрудничавшей с молодёжными коммунистическими группировками, было приказано немедленно свести их активную политическую деятельность внутри страны к нулю с одной единственной целью – сохранить жизнь молодым революционерам. Ему предписывалось поощрять их к выезду за рубеж, особенно во Францию и Германию для того, чтобы там учиться, получать высшее образование и как можно глубже проникаться коммунистической идеологией.
На эти цели Советский Союз выделял немалые деньги и поэтому многие молодые турки, которые должны были погибнуть в семьдесят втором году, остались живы и теперь учились во Франции и Германии, создавали там студенческие коммуны и с большим интересом присматривались к тому, что происходит в Советском Союзе. Те, кому смерть не грозила, вербовали в «красные» студенты других юношей и девушек, говоря им, что Советский Союз обязательно победит капитализм его же оружием – рыночной экономикой, но только не дикой, а цивилизованной, плановой, которая не допустит финансовых и экономических кризисов и станет залогом процветания всех людей в государстве, а не будет обогащать кучку капиталистов и олигархов. Насколько я был в курсе событий, молодые немцы и французы, тоже исповедующие левые взгляды, просто ошалели, услышав такое из уст молодых турок и турчанок. К тому же все они ратовали за светскую Турцию, только мирную, а не милитаризированную. Молодых смутьянов, особенно французов, хорошо помнящих жаркую весну шестьдесят восьмого года, тонко срежиссированную ЦРУ, больше всего поражало то, что молодые турецкие коммунисты, в основном выходцы из бедных рабочих семей, были ярыми противниками митингов и забастовок и призывали всех бороться с капитализмом в аудиториях, получая знания.
От того, что молодые турецкие коммунисты, уехав в Западную Европу заявляли, что они мечтают видеть Турцию экономически развитой страной с мощной национальной индустрией, в которой не будет бедных и при
этом не призывали к борьбе против богатых, оторопели даже «Серые волки». Когда же они узнали, что молодые члены Коммунистической Партии Турции Нового Курса, называют пророка Магомета вторым коммунистом после Иисуса Христа, а ислам – религией социализма, только не прежнего, не учитывающего реалий жизни, а настоящего, с управляемой государством, социально ответственной и потому направленной на благо всех людей, рыночной экономикой, то и вовсе офанарели. Вместе с тем «красные студенты» были хорошо организованы и к ним было невозможно подобраться просто так, на шармака. Они охотно шли на контакт с европейскими леваками и настойчиво доказывали тем, что убийствами и взрывами, капиталистов не победить и что революция может быть иной. Те к ним прислушивались. В общем иностранный отдел КПСС и внешняя разведка времени зря не теряли и теперь, когда имели доступ к материалам целых пяти вариантов будущего, один другого хуже, аналитикам будет гораздо легче выработать такие идеологические доктрины, которые окажутся посильнее, чем «Майн кампф» Гитлера. Что же, я был только рад, что в Политбюро приняли именно такое решение.Во всяком случае, когда я рассказал Махмуду Инжеваду о том, что курдский вопрос будет благополучно разрешен только тогда, когда с политической карты Земли будут стёрты все границы и курды в местах своего компактного проживания получат все права местного самоуправления, а таких понятий, как Советский Союз, Турция и США, вообще не останется, и что именно на это нацелено Политбюро, но пока что просто не заявляет об своих планах во всеуслышанье, но именно так всё и будет через двадцать, двадцать пять лет. Мухамед не выдержал, выскочил из-под брезента и что-то громко прокричал на курманджи. Не думаю, что таким образом он выражал своё неудовольствие моими словами. Снова забравшись под брезент Махмуд сказал:
– Яшар, мне довелось в детстве целых одиннадцать месяцев жить в свободном Курдистане. Его после войны создал в Северном Иране Сталин, но американцы вынудили его вывести оттуда советские войска и шах Ирана учинил там резню. Наш президент Кази Мухамед был повешен на главной площади в городе Мухабаде, а моя семья была вынуждена бежать в Советский Союз. Хорошо, если бы всё случилось именно так, как ты говоришь.
Чтобы попрактиковаться в турецком, а я изучал его весь последний год, мы разговаривали именно на нём. До этой минуты размеренно сопевший Володя, громко воскликнул по-русски:
– Муха, а за каким, по-твоему, чёртом, Яша отправляется во Францию? Он как раз этим и будет заниматься! Всё, спим, мужики, а то вы так до самого утра болтать будете.
Глава 2
Прибытие в Трабзон и отплытие из него в Марсель
Проснувшись с восходом солнца, мы умылись в реке и тут же поехали в Карс, до которого ехать было часа два с половиной. Впереди нас ехал Мухаммед на «Мерседесе», нагруженном хворостом, а позади мы на «Виллисе». Игорь сгорбившись сидел за рулём, джип ему был маловат, а я пристроился позади Володи, которому американская машинёнка была размера на три меньше. Он возвышался передо мной, словно утёс и опять у меня мелькнула мысль: – «Володя ведь меня от пуль собрался защитить, чёрт здоровенный.» Вскоре мы подъехали к хорошо укреплённому блокпосту и солдаты стали лениво проверять наши документы. Когда я протянул одному из них свой немецкий паспорт, тот воскликнул что-то мне непонятное и Володя тут же взорвался:
– Ах, ты ишак облезлый! Да, я тебе сейчас обе ноги вырву за такие слова! Яшар, в отличие от тебя, инженер-конструктор, но вместо того, чтобы работать на заводе «Мерседес», приехал домой, служить в армии! Он уже через месяц будет офицером, устегменом, а то и вовсе юзбаши, и не дай тебе Аллах попасть в ту часть, которой он станет командовать.
На его крик из бетонного бункера вышел баскавус, старший по блокпосту, подтянутый, спортивный парень лет двадцати пяти, и, узнав, почему шум, не поленился заглянуть в мой паспорт, громко рассмеялся и воскликнул:
– Юнус, отдай господину Мешхеду документы и извинись. Он тебе не никакой не грязный хиппи. – Взяв под козырёк, баскавус доброжелательным тоном сказал – Проезжайте, уважаемые.
Это был последний блок-пост на пути в Карс и через двадцать минут мы въехали в этот небольшой городок с множеством садов. Через пять часов, так толком не погостив у дяди Махмуда и тётушки Алии, но зато заготовив им на зиму дров, мы отправились в Трабзон на рейсовом автобусе. Я сидел у окна и с интересом рассматривал турецкие пейзажи. Мне приходилось бывать в Турции в девяностые годы раз семь или восемь, но только в Стамбуле, где я покупал запчасти для разных иномарок. К Турции и туркам у меня странное, двойственное отношение. К самом туркам, как людям, я отношусь хорошо, они мне нравятся и у меня среди них было немало хороших приятелей в прошлые годы. Хорошо отношусь я к туркам и как к народу, хлебосольному, талантливому и мастеровитому, но вот как нацию я турок не люблю, а как государство… В общем турецкое государство с его постоянной тягой к пантюркизму я тоже не люблю. Турецкую нацию я не считаю комплиментарной по отношению к России. Более того, она относится к нам враждебно, а ещё турецкая нация ответственна за геноцид армян, греков, ассирийцев и курдов, но не признаёт этого. Последних она даже не считает народом.