Три господина ночи

– Мы едем в Рим, – наконец решил он. – Я сделаю так, как ты хочешь.

Должна же была таинственная рука, которая столько лет издали направляла его действия, наконец отпустить его. В последние несколько лет Властелина Тайн считали умершим, но Калиостро по некоторым признакам, по некоторым полученным им распоряжениям имел основания сомневаться в том, что это может быть правдой. Как бы там ни было, на этот раз он отважился действовать так, как если бы действительно начал сам распоряжаться своей жизнью. Он захотел и для себя той свободы, которую проповедовал другим, потому что на сей раз этого хотела и Лоренца… Ей столько пришлось вытерпеть из-за него, она заслужила право в свой черед решать их судьбу. Он мысленно твердил, словно стараясь самого себя в этом убедить: «Да… мы поедем в Рим… В конце концов, может быть, ты и права… Может быть, я действительно ничем не рискую?»

Впервые любовь в душе Калиостро восторжествовала над осторожностью. Но разве мог когда-нибудь хоть один человек избежать того, что было ему предначертано?

6. В лапах святой инквизиции

В начале августа 1789 года на Рим обрушилась нестерпимая жара. Зловонные испарения, поднимаясь от почти совсем пересохшего Тибра, расползались по всему городу, принося с собой болезни и смерть. Но в церкви Сан-Сальваторе в Кампо, где заканчивалась вечерняя молитва, было прохладно, как в погребе.

Спрятавшись за одной из колонн поблизости от исповедальни, из которой она только что вышла, Лоренца углубилась в молитву. Опустившись на колени прямо на холодные плиты пола, сгорбившись и пряча лицо в ладонях под спускавшимся с ее головы длинным черным покрывалом, она горько плакала. Гул органа доносился до нее словно сквозь густой туман, вместе со спокойным голосом священника, продолжавшим раздаваться в ее ушах. Этот священник, чьего лица, скрытого в непроницаемой тени исповедальни, она так и не увидела, только что нанес ей жесточайшую рану.

– До тех пор пока вы не перестанете пользоваться плодами преступных деяний этого безбожного, нечестивого человека, с которым вы живете, я не смогу отпустить вам грехи…

Она попыталась возразить:

– Но, отец мой, ведь этот человек – мой муж, он – мой супруг перед богом! Мы обвенчались здесь двадцать лет тому назад. И божественный и человеческий закон велит мне следовать за ним и во всем ему повиноваться.

– За исключением того, что касается спасения вашей души! Если бы я искал для вас легких путей, то посоветовал бы бежать от него и укрыться в одном из монастырей, но существует путь более достойный похвалы: оставаться с ним и противостоять бесовскому делу, от которого он не отступается.

– Как же я могу это сделать? Он никогда не советуется со мной, я против него совершенно бессильна. У него надо мной поистине дьявольская власть!

– Мы поможем вам. Приходите сюда почаще, и вы найдете силы для борьбы за то, чтобы вновь обрести бога, которого вы так тяжко оскорбили. И тогда, если ваш муж будет упорствовать и не даст себя убедить, вам легко будет прибегнуть к более действенной помощи. Святой инквизиции уже удалось образумить многих закоренелых грешников.

– Инквизиции? – простонала в ужасе молодая женщина.

– А почему бы и нет, если это пойдет во благо душе человека, которого вы любили? Ведь вы любили его, правда?

– Но теперь больше не люблю! Я ненавижу его… и боюсь!

– Истинной дочери Церкви не пристало бояться расставленных дьяволом ловушек. Продолжайте молиться и приходите снова!

Эти слова по-прежнему эхом отдавались в голове Лоренцы, и отчаянная, бессвязная молитва, которую она обращала к Небу, была всего лишь выражением охватившего несчастную женщину отчаяния. Прошло немало времени, пока она наконец с трудом поднялась с колен, опустила покрывало на лицо, вышла из церкви и медленно направилась к маленькому домику на площади Фарнезе, где они с Жозефом поселились совсем недавно.

По дороге она задержалась, чтобы купить что-нибудь к ужину, и, вернувшись домой, застала мужа в маленькой гостиной на втором этаже. Их дом, стоявший прямо напротив пышного дворца Фарнезе, от этого соседства выглядел еще более скромным. Роскошь, в какой они жили на улице Сен-Клод, отошла в прошлое, денег теперь часто не хватало. Все время приходилось как-то изворачиваться, семья жила на пожертвования и подаяния, на то, что давали братья-масоны. Дело в том, что неисправимый Жозеф, едва приехав, не нашел ничего лучшего и ничего более спешного, как завербовать сторонников и основать Египетскую ложу. Подобная деятельность была особенно опасна не только из-за того, что дело происходило именно в Риме, где существовала неимоверно активная папская полиция, но и потому, что в Вечном городе уже действовала в то время другая ложа, очень секретная и очень могущественная. Она называлась ложей Истинных Друзей, и ее следовало опасаться не меньше, чем папских олентов.

Рядом с Калиостро Лоренца увидела двух странных персонажей, ставших его постоянными сотрапезниками. Одним из них был некий Антуан Рулье, капуцин поневоле и революционер по призванию; чародей сделал его своим секретарем. Вторым – коротышка лет пятидесяти, проворный, как мышка, и одевающийся с большой тщательностью и элегантностью, несмотря на довольно заметный горб. Его звали Шарль-Альбер де Лорас, он занимал должность бальи Мальтийского ордена и представлял орден в процессах, которые могли представлять для него интерес в Риме. Он жил в Мальтийском дворце, самым большим его желанием было стать послом Великого Магистра в Ватикане.

Этих людей объединяла выгода. Лорас рассчитывал на то, что Калиостро, сохранивший связь с кардиналом де Роганом, изгнанным в свое аббатство в Шез-Дье, поможет ему получить вожделенный пост, поскольку Великий Магистр тоже был из Роганов. Сам же Калиостро рассчитывал на то, что благодаря Лорасу сможет дожить свой век в покое и достатке на Мальте, где он к тому времени перестал быть нежелательной персоной. Один только капуцин никакой выгоды для себя не искал, это был самый настоящий фанатик.

Сейчас он был занят тем, что писал что-то под диктовку Калиостро, а Лорас, развалившись в кресле, потягивал мелкими глоточками белое вино и пересказывал городские новости.

– От жары и болезней стада в Кампанье редеют, и народ уже охвачен страхом из-за этого. Кроме того, сегодня утром из Тибра выловили утопленника, труп связанного по рукам и ногам человека с обезображенным, до неузнаваемости изрезанным лицом. А на груди у него была табличка с масонским знаком.

– Хм! – произнес Калиостро, поежившись. – Похоже, у Истинных Друзей рука тяжелая! Наверное, это был предатель?

– Или противник. Они нас сильно недолюбливают. Возможно, утопленник – один из наших.

– Мы узнаем это на ближайшем собрании. Но ситуация, похоже, накаляется, и…

В эту минуту вошла Лоренца, и незаконченная фраза повисла в воздухе. Калиостро тотчас предложил сыграть партию в триктрак или в бульот: все равно слишком жарко для того, чтобы работать.

Трое мужчин уже усаживались за стол, когда в комнату ворвался молодой, изысканно одетый человек.

– Я только что с почтовой станции! – закричал он, едва переведя дыхание. – Новости из Франции, и очень важные новости: народ взял штурмом Бастилию. Коменданту отрубили голову, а крепость разрушили. И это еще не все. Депутаты третьего сословия заставили Генеральные Штаты преобразоваться в Учредительное собрание. Абсолютная монархия рухнула!