Три гроба

Как говорил доктор Фелл, Калиостро-стрит состояла из нескольких магазинов и жилых домов. Она отходила от Лэмс-Кондьюит-стрит — длинной и узкой торговой улицы, тянущейся на север к неуютным, похожим на казармы зданиям Гилфорд-стрит и на юг к оживленной транспортной артерии Теобалдс-роуд. На ее западной стороне в направлении Гилфорд-стрит, между канцелярской и мясной лавками, начинается Калиостро-стрит. Ее легко не заметить, если не следить за указателями. Но за этими двумя зданиями она внезапно расширяется и тянется еще на двести ярдов, упираясь в глухую кирпичную стену.

Призрачное ощущение при виде улиц или кварталов, скрытых в запутанных лабиринтах города, никогда не покидало Рэмпоула во время его странствий по Лондону. Это напоминало чувство, когда, выходя из парадной двери собственного дома, вы обнаруживаете, что улица таинственным образом изменилась за ночь, а из окон на вас смотрят усмехающиеся лица, которых вы раньше никогда не видели. Рэмпоул стоял рядом с Хэдли и доктором Феллом в начале Калиостро-стрит, окидывая ее взглядом. С обеих сторон тянулся ряд магазинов. Витрины были зашторены или закрыты складными решетками, бросая вызов покупателям, словно крепость — противнику. Даже вывески с надписями позолотой выглядели вызывающе. Стекла обладали различной степенью чистоты — от сверкающего блеска витрины ювелирного магазина, последнего справа, до грязно-серой витрины табачной лавки, первой на той же стороне. Витрина эта казалась высохшей сильнее, чем самый древний табак, и скрывалась за афишами и плакатами, сообщающими новости, которые едва ли могли кого-то заинтересовать. Далее находились два ряда трехэтажных домов из красного кирпича с белыми или желтыми оконными рамами и задернутыми занавесками, на нижних этажах украшенными игривыми оборками. Почерневшие от сажи дома выглядели как одно длинное здание, если не считать тянущихся к входным дверям железных перил, которые пестрили объявлениями о сдаче меблированных комнат. На крышах на фоне свинцового неба темнели трубы. Снег растаял, превратившись в серую слякоть, несмотря на ледяной пронизывающий ветер, который гонял по мостовой брошенные газеты.

— Веселенькое местечко, — пробормотал доктор Фелл. Он заковылял по мостовой — его шаги отзывались гулким эхом. — Давайте все уточним, прежде чем привлечем к себе внимание. Покажите мне, где находился Флей, когда его застрелили… Нет, постойте! Где он жил?

Хэдли указал на табачную лавку, у которой они стояли.

— Над этой лавкой в начале улицы, как я вам говорил. Мы вскоре поднимемся туда, хотя Сомерс там уже побывал и ничего не обнаружил. Ну, пошли — только держитесь в середине улицы…

Он двинулся вперед, отмеряя целый ярд одним шагом.

— Подметенные тротуары оканчивались где-то здесь — скажем, в ста пятидесяти ярдах. Далее начинался нетронутый снег. Еще ярдов через полтораста — вот здесь…

Он остановился и медленно повернулся.

— Его застрелили в самой середине улицы и в центре мостовой — в добрых тридцати футах от домов с обеих сторон. Если бы он шел по тротуару, мы могли бы состряпать фантастическую теорию об убийце, высунувшемся из окна или из двери с оружием, прикрепленным к концу шеста или еще чего-нибудь…

— Чепуха!

— Согласен, но что еще мы в состоянии придумать? — сердито осведомился Хэдли, взмахнув портфелем. — Как вы сами говорили, это просто, ясно и невозможно! Я знаю, что не было никаких подобных фокусов-покусов, но что именно произошло? Свидетели ничего не видели, хотя, если что-то происходило, они должны были это видеть. Ладно, стойте на месте и смотрите в том же направлении.

Он сделал еще несколько шагов и повернулся, изучая номера домов, потом отошел к тротуару справа.

— Здесь находились Блэкуин и Шорт, когда услышали крик. Вы идете сюда посередине мостовой. Я иду впереди вас и поворачиваюсь — вот так. На каком расстоянии я от вас теперь?

Рэмпоул, державшийся позади, видел перед собой массивную и одинокую фигуру доктора Фелла в центре пустого прямоугольника.

— На сей раз расстояние короче. Эти двое, — продолжал доктор, сдвинув на затылок широкополую шляпу, — находились впереди не более чем на тридцать футов! Хэдли, это выглядит еще загадочнее, чем я предполагал. Он стоял посреди снежной пустоши. Они обернулись, услышав выстрел… хм…

— Вот именно. Теперь что касается света. Вы играете роль Флея. Справа от вас — немного впереди и рядом с дверью дома номер 18 — вы видите уличный фонарь. Чуть позади и тоже справа витрина ювелирного магазина. Она была освещена, хотя и не ярко. Можете объяснить мне, каким образом два человека, стоявшие там, где я стою теперь, могли ошибиться, утверждая, что не видели никого рядом с Флеем?

Суперинтендент повысил голос, и улица отозвалась ироническим эхом. Брошенная газета, снова подхваченная вихрем, понеслась по тротуару. Ветер свистел среди труб, как в туннеле. Черная накидка доктора Фелла развевалась позади него, а лента очков пустилась в дикую пляску.

— Освещенная витрина… — повторил он. — А в магазине кто-нибудь был?

— Нет. Уизерс подумал об этом и зашел проверить. Светилась только витрина — окно и дверь были закрыты решеткой, как теперь. Никто не мог ни войти, ни выйти. Кроме того, магазин был слишком далеко от Флея.

Доктор Фелл вытянул шею, огляделся вокруг, потом подошел к витрине. Внутри находились дешевые кольца и часы на бархатных подносах, несколько подсвечников, а посредине большие немецкие часы с циферблатом в виде солнца и двумя мигающими глазами, начинающие бить одиннадцать. Фелл уставился на циферблат, который производил неприятное впечатление, напоминая лицо, с идиотской усмешкой разглядывающее место, где убили человека. Потом доктор вернулся к середине улицы.

— Витрина находится с правой стороны, — заметил он, — а Флея застрелили в спину слева. Если мы согласимся, что убийца приблизился с левой стороны — или, по крайней мере, что револьвер прилетел оттуда… Не знаю! Даже если допустить, что убийца мог ходить по снегу, не оставляя следов, можем мы хотя бы установить, откуда он пришел?

— Он пришел отсюда, — раздался голос.

Казалось, эти слова принес порыв ветра. На мгновение Рэмпоул испытал еще больший шок, чем во время расследования дела Четтерхэмской тюрьмы. [30] Ему представились летающие предметы и слова, произносимые человеком-невидимкой, подобно шепоту, который вечером слышали два свидетеля. Но, обернувшись, он увидел объяснение. Крепко сложенный молодой человек с румяным лицом и в сдвинутой на лоб шляпе-котелке, придававшей ему зловещий облик, спускался по ступенькам от открытой двери дома номер 18. Отсалютовав Хэдли, он широко усмехнулся.

30

См. роман «Ведьмино логово».

— Он пришел отсюда. Я Сомерс, сэр. Помните, вы просили меня выяснить, куда шел этот француз, когда его убили? И у какой квартирной хозяйки был подозрительный жилец, который мог оказаться тем, кого мы ищем? Ну, я разузнал насчет странного жильца, и найти его будет нетрудно. Он пришел отсюда. Простите, что прервал вас.

Хэдли, пытаясь скрыть, что случившийся «перерыв» не доставил ему удовольствия, пробормотал какую-то любезность. Его взгляд устремился к дверному проему, где переминалась с ноги на ногу еще одна мужская фигура.

— Нет, сэр, это не жилец, — объяснил Сомерс, снова усмехнувшись. — Это мистер О'Рорк из мюзик-холла, который опознал француза прошлой ночью. Он помог мне сегодня утром.

Фигура шагнула из тени и спустилась по ступенькам. Несмотря на тяжелое пальто, мужчина казался худым, но крепким, а быстрая упругая походка выдавала акробата или канатоходца. Держался он вежливо и непринужденно, а говоря, слегка отклонялся назад, как человек, которому нужно пространство для жестов. Лицо его было смуглым, как у итальянца, и эффект усиливали роскошные черные усы с вощеными кончиками, лихо закрученные под крючковатым носом. В уголке рта торчала кривая трубка, которой он попыхивал с явным удовольствием. Окруженные морщинками голубые глаза весело поблескивали, а представляясь, он сдвинул назад щегольскую светло-коричневую шляпу. О'Рорк обладал ирландской фамилией, итальянским псевдонимом и американским акцентом, но в действительности, как он объяснил, был канадцем.