Три капитана
Шрифт:
Впрочем, если быть точным, в трейлере Смагина стояло лишь одно ядро «Олимпика». А вот на «Звезде» таких должно было быть в общей сложности не менее шестидесяти четырех. По крайней мере, если мне память не изменяет, именно столько «Олимпиков» имел на борту «Алексей Леонов».
Но, в любом случае, передо мной был замечательный древний парсер, вполне работоспособный!
— Специально захватил, для аутентичности, — улыбнулся Смагин. — Это ведь, кажется, ваш брат журналист некогда придумал термин «война форматов»?
И тут я решился. Видать, сам черт, вечный искуситель
— Все форматы того периода вполне прочитываются, Федор. У меня есть тому подтверждение.
Я протянул ему на ладони флэшку.
На его месте я, наверное, ее схватил бы, сграбастал сразу. Шутка ли, такой раритет от предка многовековой давности, да еще и работает!
Но Смагин-младший — как-то у меня сразу закрепилось для него это поименование — внимательно оглядел крохотную плашку-брелок, уютно устроившуюся на моей ладони, и…
— Это егобрелок, я знаю.
После чего вынул из внутреннего кармана в точности такой же. Один к одному!
Уверен, Смагина-младшего позабавила моя изумленная физиономия.
— В свое время наша семья заказала несколько дубликатов этой флэшки. Некоторые раздарили родным, отдали в ведомственные музеи… Все-таки это то немногое, что уцелело из его вещей, благо корпус из литерной стали, — напомнил он. — Особо жаропрочной, какая тогда шла на корпуса «черных ящиков».
К чему это он про металл? Ведь мне было доподлинно известно, что эту или какую другую флэшку Алексей не брал с собой на «Медузу»…
Мы немного помолчали, очевидно, каждый о своем.
— На самом деле не стоило беспокоиться, — наконец пробормотал я, просто чтобы как-то скрасить паузу. — Там не так много информации, и она вся легко прочитывается на любом современном планшете.
— Да нет, не вся, — вздохнул Смагин-младший. — Есть пара папок, в которых, по всей видимости, было какое-то содержимое. Но они не открываются хоть ты тресни. Их можно только удалить, но как-то рука не поднимается.
Он смущенно улыбнулся.
Тем временем сидящий во мне искуситель рода журналистского и не думал униматься.
— Не знаю, о чем вы, Федор, — пожал я плечами. — Лично у меня с флэшки всё открылось.
— Всё? А как насчет папок под атрибутом «скрытые»? — Вежливо уточнил он.
— У меня всегда включена опция просмотра скрытых файлов, — не сдавался я.
Он несколько секунд молча смотрел на меня, после чего, по-прежнему не говоря ни слова, включил «Олимпик» и вставил в него свою флэшку.
«Три с половиной секунды», — машинально отметил я про себя время загрузки оперативной системы.
М-да, пора основательно чистить мой планшет! Хотя древняя флэшка грузилась у него, как и у меня, почти полминуты. Ага-а-а…
— Вот они, эти папки, — Федор ткнул в экран, где появилась до боли знакомая мне картина.
Когда-то я излазил весь этот носитель вдоль и поперек в надежде найти там хоть какой эксклюзивчик. Как-никак, флэшка самого Смагина! Человека, которому Россия доверяла если и не все, то, во всяком случае, немалую толику самых сокровенных своих секретов.
Но,
разумеется, ничего экстраординарного я не обнаружил, за исключением кучи отчетов, рапортов, служебных записок и маршрутов следования, которые уже сотни лет ни для кого не представляли интереса.И сейчас я видел те же папки и файлы, которые не раз листал по ночам, обуреваемый извечным профессиональным любопытством. За исключением одной немаловажной детали: все папки на моейфлэшке свободно и беспрепятственно открывались.
И эти две папки я помнил отчетливо.
— Там, в первой, лежат дневниковые записи с отпускными впечатлениями о двух неделях, проведенных на Фиджи. С техническими предложениями по благоустройству пляжей и усовершенствованию дренажа в пору тропических дождей, — произнес я точно по шпаргалке, чуть прикрыв глаза — так у меня память лучше работает. — Именно благодаря записям уважаемого Алексея Петровича я в свое время приобщился к тамошнему деликатесу — жареным морским червям-палоло. С икрой, между прочим.
Смагин-младший не обернулся, но спина его напряглась — это было заметно даже под безупречного покроя пиджаком.
— А вторая папка — сборная. Там лежала куча файлов, чьи названия начинались одинаково. Забавно так: «Всяко разно, что не безобразно».
Всё так же, не оборачиваясь, он закинул за плечо тонкую, цепкую на вид руку, и я вложил в его ладонь свой экземпляр флэшки Алексея Смагина.
Она открывалась немного дольше федоровской. И эти несчастные десять секунд были для меня красноречивей всяких слов.
Разумеется, обе папки в итоге открылись без особых проблем. Смагин-младший проглядел каждую и лишь потом, словно вспомнив обо мне, жестом предложил присесть.
Впрочем, я и так давно уже развалился в мягком низком кресле на колесиках. Частые командировки приучили меня заботиться о собственном комфорте самому, не дожидаясь особых приглашений.
Что до Шадрина, то совершенно забытый нами беллонец сейчас увлеченно скрежетал чем-то металлическим в дальнем конце трейлера.
Оттуда раздавалось его увлеченное кряхтенье, а также, время от времени, восхищенное: «А, костец тебя подери!».
— Десять секунд, — пробормотал я.
— Вы тоже заметили? — Кивнул он, глядя с огромным интересом вовсе не на экран со структурой носителя, а почему-то на меня:
— И что же это был за процесс, по-вашему?
Тут воцарилась уже более продолжительная пауза, в течение которой каждый из нас собственными усилиями переваривал новую информацию.
Я упорно пытался вспомнить имя-отчество директора Музея Российской Почты, того энергичного толстяка с зеркальной лысиной. Федор же рассеянно перелистывал файлы, устремив на экран монитора невидящий взгляд, и напряженно размышлял о чем-то своем.
Впрочем, думали мы с ним сейчас одинаково.
— Всё копирование нам произвел директор МРП, мы лишь предоставили аутентичные носители. Специально заказывали их в мастерской Центрального Архива, где полным-полно всякого древнего электронного барахла… В итоге сделали ноль в ноль, на глаз не отличишь.