Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Вечером и ночью до четырех утра, утопая в слишком большой для него униформе, он стоял перед входом, открывая дверцы автомобилей и сопровождая посетителей в кабаре.

В данный момент он торчал у небольшого круглого отверстия, проделанного в двери, выходящей в зал. В него было видно, что там происходит.

Селита пропустила начало, но совсем немного, судя по тому, что она услышала. Обе уборщицы продолжали работать. В центре помещения, освещенного дневным светом, стояла молоденькая девушка с перепуганным видом. Глядя на нее, никогда не подумаешь, что она может оказаться здесь, в кабаре. Она была бы уместнее в толпе любопытных, восхищающихся брачной церемонией.

Мсье Леон, без пиджака, в рубашке с засученными рукавами, стоял, прислонившись к стойке, и внимательно разглядывал гостью тяжелым и медленным взглядом.

– Кто тебя сюда прислал?

– Никто, мсье. Я пришла сама.

Эмиль слегка подтолкнул локтем Селиту, предлагая стать рядом с ним у отверстия в двери. Ее близость заметно волновала его.

– Ты сказала, что из Бержерака?

– Да, мсье.

– Это в Бержераке ты услышала о «Монико»?

– Нет. Я попала сюда к вам не сразу.

Одета девушка была очень просто: скромное черное платье, красная шляпка и белые нитяные перчатки; в таких обычно ходят в церковь.

– Расскажи подробнее.

– Что я должна рассказать?

– Где ты была, прежде чем добралась до нас.

– Сначала в Тулузе, где есть кабаре «Голубая мельница».

– Знаю. Ты там работала?

– Нет.

– Почему?

Она замешкалась с ответом, покраснела, стала нервно вертеть в руках черную, покрытую лаком сумочку, которая казалась совсем новенькой и никак не вязалась с ее одеждой.

– Они меня не приняли.

– А ты не врешь, утверждая, что тебе девятнадцать лет?

– Я могу показать документы.

Пальцами, неловкими из-за лихорадочной поспешности, она с трудом открыла сумочку, к которой еще явно не привыкла, и протянула хозяину свое удостоверение личности. Мсье Леон прочел вполголоса:

– Мадо Леруа, родилась тринадцатого мая…

– Вот видите.

– Вижу. Ну а после Тулузы?

– Я села в поезд и отправилась в Марсель, где проработала одну неделю служанкой в баре.

– В каком баре?

– У Фредди.

– Ты спала с Фредди?

Эмиль снова толкнул локтем Селиту, ибо мсье Леон все больше смахивал на кота, играющего с мышью.

– Как вы догадались?

– Я знаю Фредди. А до того?

– Что вы хотите сказать?

– Сколько у тебя было мужчин?

Чувствовалось, что она отвечает совершенно искренне:

– Двое.

Селита почувствовала, что плечо Эмиля упирается в ее грудь, но не отодвинулась:

– Это Фредди тебе рассказал обо мне?

– Нет. Один из посетителей. А так как я уехала из Бержерака, чтобы заниматься стриптизом…

– Почему?

Сбитая с толку вопросом, она не знала что отвечать.

– Ты, наверное, вообразила, что это совсем нетрудно?

– Я думаю, что смогла бы…

– Когда ты приехала в Канн?

– Сегодня утром, ночным поездом. Я уже приходила в одиннадцать, но двери были закрыты. Я сняла комнату совсем рядом, в отеле де Ля Пост.

– Сними платье.

– Прямо сейчас?

Он только пожал плечами. Новенькая посмотрела с беспокойством на двух женщин, которые, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

– Ну что же ты ждешь?

– Ничего.

Она наконец решилась, поставив сперва на стол свою сумочку. Ей удалось изобразить на губах улыбку, и медленно, не сводя глаз с мсье Леона, стала снимать свое черное платье через голову так, как она раздевалась бы в своей спальне.

– Через голову снимать не следует, лучше его спустить вниз. Женщина с задранными руками и лицом, скрытом в платье, – зрелище отталкивающее.

– Я не знала.

– Будешь теперь знать.

– Комбинацию тоже снимать?

Эмиль плотнее прижался к Селите, вроде бы для того, чтобы лучше все увидеть, а она сделала вид, будто не заметила его уловки.

Комбинация упала к ногам девушки. На ней оставались только бюстгальтер и маленькие трусики. Ее обнаженное тело выглядело белым как мел в красноватом полумраке ночного заведения. Это раздевание среди бела дня, когда через открытое окно доносился шум оживленной улицы, обретало какой-то непристойный вид. Селита почувствовала, что ей стыдно.

– Ты не бреешь волосы под мышками?

– А это нужно?

– Конечно же, черт побери! Ну а теперь продемонстрируй свою грудь.

Кончики ее грудей были светло-розовые и казались гладко отполированными.

Тяжело опершись о стойку, мсье Леон имел вид скорее конноторговца, чем похотливого любителя голых женщин. Но Селита все же пробормотала:

– Какая свинья!

И она тут же отодвинулась немного от Эмиля, который, смутившись, не мог больше смотреть в зал так же увлеченно, как это делал до того.

– ТЫ можешь одеться.

– Я вам не подхожу?

– Я сказал тебе – одевайся. ТЫ прочитала афишу рядом около входа?

Поправляя бретельки комбинации, она молча кивнула.

– Каждую пятницу мы сверх нашей программы проводим сеанс любительского стриптиза. Ты придешь сюда к десяти часам вечера и сядешь вот за этот стол.

Он указал ей место в глубине зала рядом с оркестром.

– ТЫ будешь вести себя как обычная посетительница. А когда наш трепач-конферансье обратится к тебе, ты встанешь неохотно, будто очень стесняешься. Поняла?

– А потом?

– Не беспокойся. Остальное касается только меня. Если все будет хорошо, я тебя возьму на работу.

Одетая, она производила впечатление скромной девушки из приличной семьи, и было немыслимо вообразить, что она только что спокойно, не моргнув глазом раздевалась.

– Благодарю вас.

– Не за что. Значит, не позже десяти.

– Да.

– И не опаздывай.

– Не опоздаю.

В тот момент, когда она уже приподнимала бархатный занавес, чтобы выйти на улицу, мсье Леон окликнул ее и сурово спросил: