Три комнаты на Манхэттене
Шрифт:
Еще один, нашедший приют под кровом Лурса! В двадцати метрах от кабинета, где Лурса чувствовал себя хозяином. И никогда ему даже в голову не приходило, что…
– Думаю, господин Дюкуп сам допросит по очереди молодых людей. Я повидался с доктором Матре, который охотно сообщил мне все нужные сведения. Он подтвердил, что как-то вечером, вернее, ночью, поскольку был уже час пополуночи, за ним зашел Эдмон Доссен и провел его в этот дом, потребовав сохранения профессиональной тайны. Большой Луи был довольно серьезно ранен, его сшибло машиной, которую угнала веселящаяся компания. Доктор приходил сюда еще трижды, и всякий раз его встречала мадемуазель
Он уже опять был прежний равнодушный Лурса, грузный, с водянистым взглядом.
– А теперь я хочу поговорить с вами о самом главном. Как вы видели, Большой Луи, без сомнения, был убит в упор пулей из револьвера калибра шесть тридцать пять. Я нашел в комнате гильзу. Но мне не удалось обнаружить револьвер.
– Убийца унес его с собой! – сказал Лурса как о неоспоримом факте.
– Верно. Или спрятал! Все это очень неприятно.
И комиссар поднялся.
– Думаю, что мне незачем сюда больше приходить, – произнес он. – Но если вы хотите, чтобы я держал вас в курсе дела, то…
Лишь минут через пять после его ухода Лурса проговорил вслух:
– Странный субъект!
И добавил:
– В сущности, что он здесь делал? На что намекал?
Он оглядел письменный стол, печурку, початую бутылку вина, сигарету, дымившуюся на краю пепельницы, кресло, на котором сидел толстяк-комиссар, потом, словно с сожалением оторвавшись от этой привычной обстановки, открыл дверь и с глубоким вздохом пустился на поиски.
Но как только он подошел к парадной лестнице, кто-то поднялся со стула ему навстречу, кто-то, кто ждал его, очевидно, уже давно, подобно тому как комиссар полиции поджидал его в кабинете.
Лурса не сразу узнал Анжель, горничную, которую накануне прогнала Николь. Правда и то, что сейчас на ней была темная шляпка, синий английский костюм, кремовая шелковая блузка, подчеркивавшая ее мощный бюст, да к тому же еще она чудовищно размалевала себе все лицо – щеки чем-то лиловато-красным, а ресницы не то черным, не то синим.
– Соблаговолит она меня принять или нет?
И тут же на лестничной площадке разыгралась сцена, столь неожиданная, что Лурса почти ничего не понял. Опять обнаружилось нечто, о чем он и не подозревал, – грубость, тошнотворная вульгарность этой вдруг распоясавшейся девицы, которая хоть и недолго, но все же жила под его кровом, прислуживала ему за столом, стелила ему постель.
– Сколько вы мне дадите?
И так как он не понял, она продолжала:
– Надеюсь, еще не успели налакаться? И то верно, сейчас еще не время! Да не пяльте на меня глаза, не воображайте, что вам удастся меня запугать, да и вашей дочки, как там она ни пыжится, я тоже не боюсь. Меня голыми руками не возьмешь! Подумайте только, сажусь в поезд, еду к себе домой отдохнуть. Живу у родственников, и что же происходит: являются жандармы и уводят меня, словно воровку какую-нибудь, не сказав, в чем дело! А в суде меня целый час продержали в коридоре, даже поесть не успела! А все по милости вашей шлюхи-дочери. Будьте уверены, я им все выложила…
Даже независимо от смысла слов, хотя Лурса в них почти не вслушивался, его поразило само неистовство этой скороговорки, где звучали злоба и презрение той, которую до сегодняшнего дня он видел только в черном платье и белом фартучке.
– Я знаю, как на это смотрят в деревне, там ни за что не поверят, что жандармы могут зазря человека забрать! Если начнут справки наводить, всегда найдутся соседи, которые захотят мне
напакостить. Вы люди богатые и можете заплатить, хоть живете как свиньи какие-нибудь…«Как свиньи»… Это слово поразило его… Он огляделся вокруг, будто впервые увидел свое запущенное жилье.
– Сколько же вы мне дадите?
– А что вы сказали следователю?
– Не беспокойтесь, все как есть сказала! О том, что здесь творилось. Да ведь если кому рассказать, ни один разумный человек не поверил бы, пока не случилась эта история… Поначалу я даже подумала, уж не чокнутые ли вы оба… Вернее, все трое, потому что ведьма Фина вам тоже под стать… Вот уж карга, прости господи! Но это не мое дело… А вот насчет пирушек наверху с молодыми людьми, которым спать бы тихонько у себя дома…
Может быть, лучше заставить ее замолчать? Конечно! Но к чему? Любопытно послушать! Лурса с интересом смотрел на нее, стараясь понять, откуда такое неистовство.
– И еще святош разыгрывают! И еще сахар и масло на кухне проверяют. И еще если кофе чуть не такой горячий, выговоры дают! А водку глушат почище любого мужика! Из подвала бутылками тащат! Заведут патефон и пляшут до четырех утра!
Значит, был и патефон! И танцы!
– А потом мне же за ними прибирай!.. Хорошо еще, если не наблюют на пол! Хорошо еще, если в постели не валяется какой-нибудь проходимец, который, видите ли, не смог до дома добраться!.. Веселенькие дела, ничего не скажешь! А с прислугой обращаются как…
Лурса вскинул голову. Ему почудился слабый шорох. В тускло освещенном коридоре позади Анжель он заметил фигуру дочери, которая вышла из своей спальни и, неподвижно стоя, слушала.
Он молчал. Анжель все больше распалялась.
– Если желаете знать, что я говорила ему, следователю то есть, – хоть он под конец и пытался мне рот заткнуть, – так я, не стыдясь, повторю: так вот, я сказала, что всех их пора в тюрьму упрятать, и вашу дочку заодно. Одна беда – есть люди, которых не смеют тронуть… Спросите-ка у вашей красотки, что это они таскали в свертках… А еще лучше возьмите-ка у нее ключ от чердака, если только она его найдет… А насчет того, кого они укокошили, может, они и правильно сделали, потому что он ничуть не лучше их. Ну, наслушались? Хватит, может?.. Чего вы на меня так уставились?.. Раз вы мне причинили такой ущерб да я еще сколько времени зря потеряла, вы должны дать мне тысячу франков…
Николь по-прежнему стояла неподвижно, и отец подумал, вмешается она в разговор или нет.
– А вы заявили следователю, что намерены требовать с меня деньги?
– Я предупредила его, что хочу получить возмещение… По тому, как со мной говорили, я поняла, чем все кончится! «Не болтайте лишнего», «будьте благоразумны», «поскольку следствие еще не закончено»… И пошел, и поехал… Потому что у этих молодых людей папаши богатые да знатные!.. Рано или поздно дело замнут, что ж, тем хуже для того бедняги, который сдуру дал себя укокошить… Ну как?
– Я сейчас дам вам тысячу франков.
И даст не потому, что ее боится. И уж совсем не для того, чтобы заставить ее замолчать. Их беседа стоит тысячи франков.
Он направился в кабинет за деньгами, а заодно выпил стакан вина. Когда он вернулся к Анжель, она снова победоносно уселась на стул.
– Спасибо! – проговорила она и, сложив деньги, сунула их в сумочку.
Может быть, она уже раскаялась в своих словах? Во всяком случае, она украдкой поглядывала на Лурса.
– О вас-то лично не скажешь, что вы плохой человек, зато…