Три кварка (из 2012-го в 1982-й)
Шрифт:
– Закурить есть?
«Да уж, ничто не вечно под Луной. Только музыка». Сколько раз за тридцать с копейками лет слышал эту произнесённую с разной степени наглости фразу про «закурить не найдётся»? Раз сто, наверное. А результат? М-да, опять придётся учить дураков. Хорошо хоть они сюда толпой не ввалились – меньше возиться придётся.
– Не курю, – пожал я плечами, отрываясь от стены и изображая «лёгкий напряг».
– Чё это? Западло что ли с собой пачку-другую таскать?
– Зачем?
– А чтобы правильные пацаны не парились, ежели курево йок.
– Курить вредно, – заметил я «примирительно». – От курения зубы желтеют. А потом вываливаются. Особенно
– Чё ты сказал?! Ты, чмо ушастое! – хмырь с фиксой надвинулся на меня и, ухватив своими грабалками за отворот пиджака, злобно прошипел в лицо. – Лопатник гони, сучонок!
Правую руку он держал на отлёте, на пальцах виднелся кастет, изготовленный, по всей видимости, из вентильного барашка.
«Господи! Вот идиот! Вместо того чтобы сразу ударить, он, видите ли, покрасоваться решил. Взять, типа, на понт, да ещё и получить удовольствие от процесса. Дебил, однозначно».
Конечно, можно было аккуратно завести собственный локоток на его полусогнутую ручонку и одним движением вывернуть её до хруста в суставах, но… Подобный способ показался мне слишком гуманным. Поскольку нехрен клиента жалеть, раз уж он сам нарывается. К тому же, ругается всякими там нехорошими словами, и из пасти у него разит отнюдь не лавандовым маслом…
Словно в «испуге» я сначала отпрянул от гопника, а затем, вцепившись обеими руками в чужую ветровку, выставив локти наружу и блокируя тем самым возможный удар кастетом, резко боднул его головой в нос, одновременно шарахнув каблуком по левой ступне. Со всей своей пролетарской ненавистью.
– У-ё-ё! – потерявший кепочку хмырь шатнулся назад, хватаясь рукой за сломанный шнобель. А после удара под дых вообще – сложился пополам и грузно осел на заплёванный пол вагонного тамбура. Звякнул упавший рядом «кастет».
Отбросив ногой железку, я шагнул к урке и пнул его в бок. Не с целью добить, а чисто из вредности. И ещё для острастки. Чтобы не думал, будто тут мёдом намазано и что процесс вразумления уже завершён.
– Ты на кого, сявка, пасть разеваешь? – сжав пальцами ухо «клиента», я сперва крутанул, а потом дёрнул его на себя, разворачивая башку уркагана кверху.
– И-и-ы-ы! – взвыл тот, даже не пытаясь вырваться, вращая выпученными с перепугу глазами.
– Гогу знаешь, козёл?
«Клиент» усиленно закивал.
– Ответ неправильный, – усмехнулся я, наступая ему на ладонь и вдавливая её каблуком в пол.
Вой хмыря тут же перешёл в визгливый скулж.
– Так я жду ответа на поставленный мною вопрос.
Цитата из «Ивана Васильевича» пришлась к месту. Урка перестал скулить и отчаянно замотал головой. Типа, знать не знаю, ведать не ведаю. «Ну да, и впрямь. Откуда тебе, дураку, знать, кто такой этот таинственный Гога?»
Гога, а точнее, Игорь Агафонович Бодачинский, был в нашем институте фигурой известной. И не просто известной – легендарной. Анекдотов про старшего преподавателя кафедры высшей математики ходило не меньше, чем про Чапаева или Штирлица, а любые его «публичные» выступления моментально раздёргивались на цитаты и афоризмы. Лично мне больше всего запомнилась его фраза про розги и дифференциальное исчисление:
«Я могу научить дифференцировать любого. Дайте только розги. Дайте мне розги, и вот этот… нет, лучше – этот, будет дифференцировать. И ещё руки ему свяжите. А потом руки развяжут, и он будет-будет-будет дифференцировать … Дифференцировать при должном терпении можно научить и зайца, а вот интегрированию зайца не выучишь – уши не те».
Гогу студенты, с одной стороны, боялись («на экзаменах – чистый
монстр»), а, с другой, едва ли не боготворили, в деталях запоминая каждую встречу с этой незаурядной личностью. Приводя в пример, цитируя, пугая его именем ещё не въехавших в тему граждан…– Значит, так, дурик. Если ты не знаешь, кто такой Гога, то лучше тебе этого и не знать, целее будешь, – «ласково» пояснил я, продолжая удерживать «клиента» за ухо. – И мой тебе совет. Как только услышишь про Гогу, сразу вали. Не дай бог, попадёшься ему – уроет нахрен. Понял?!
– О-ял, – просипел урка, судорожно сглатывая и тряся головой.
– Ну, вот и хорошо. Вот и ладненько.
Электричка остановилась, двери раскрылись, и я, взяв за шкирбан несостоявшегося гоп-стопщика, попросту вышвырнул его на перрон. Не удержавшись-таки от соблазна добавить хмырю малую толику ускорения. Добрым пинком по откляченной заднице. Для лучшего усвоения материала.
– Пшёл нах, скотина.
Через секунду туда же отправилась поддетая ногой кепка урода. «Кастет» улетел ещё дальше, в темнеющие за платформой кусты. Одинокий фонарь мигнул, словно бы на прощание, дёрнулись вагонные сцепки, и поезд, медленно набирая ход, покатил по стонущим рельсам.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – платформа Новодачная»…
Отходняк наступил секунд через двадцать. Дрожали руки, горело лицо… даже зубы стучали. «Адреналин, чтоб его». Увы, тело семнадцатилетнего пацана ещё не привыкло к таким передрягам. Впрочем, пройдёт всего-то лет десять, и подобные инциденты станут обыденностью. Как для меня, так и для всей страны. Вот только урки станут другими. Точнее, сами-то они по сути своей не изменятся. Просто арсенал у них будет другой. Вместо кастетов, ножей и дешёвых понтов – стволы, банковские счета и депутатская неприкосновенность…
«Не хочу!»
Внезапно пришедшая мысль ударила по мозгам словно обухом. «Не хочу, чтобы так было».
Пока поезд вновь не остановился, больше я ни о чём не думал.
На перрон вышел, будто сомнамбула, ничего не замечая вокруг. Молча спустился по ступеням с платформы. Дождался, когда электричка даст гудок и умчится дальше. Перешёл через пути. Двинулся по тропинке в сторону студенческого городка. Практически на автопилоте, неотрывно размышляя о прошлом, будущем и настоящем. О моём месте в каждом из этих времён. О цели в жизни. О том, кем был, кем есть и кем стану. И… сумею ли я хоть что-нибудь изменить. Здесь, в 82-м. По всему выходило, что да, сумею. Причём не только в своей судьбе (это как раз легче лёгкого), но и в жизни целой страны.
Возможно, то, что я сделаю, ничего не изменит. Или вообще сделать ничего не удастся, и всё закончится бессмысленным трепыханием бабочки, пытающейся погасить крыльями свет электрического фонаря. Однако даже если у меня ничего не получится, я всё равно должен, обязан попробовать. Хотя бы попытаться, а там – чем чёрт не шутит. А вдруг?! Не боги ведь горшки обжигают – люди…
Патетические размышления о смысле жизни были прерваны самым неожиданным образом – подвернувшейся под ноги банкой из-под растворимого кофе. Споткнувшись на ровном месте и чертыхнувшись с досадой, я собрался было наподдать по встретившемуся на дороге препятствию, но… Рассмотрев, что у банки внутри, почесал за ухом и задумался. Наполненную болтами и гайками ёмкость, видимо, обронил кто-то из «несунов» с одного из местных промышленных предприятий. Скорее всего, случайно – нёс что-то более «существенное», а метизные изделия были просто «попутным грузом».