Три минуты до катастрофы. Поединок.

Полина просила оттянуть отъезд на трое суток, чтобы хоть в этом году отметить день рождения мужа. Вот уже третий год, как из-за командировок и заданий они не могут провести этот день вместе.

Он попрощался с товарищами, съездил на вокзал за билетом и вернулся домой в полной готовности.

Офицерские сборы коротки. А вот Полина долго укладывала чемодан, объясняя, где что лежит, просила чаще отдавать в стирку бельё, не занашивать его.

— Ухаживать там за тобой некому будет, — говорила она, — поэтому не разбрасывай всё по комнате, как дома, клади вещи на место, чемодан не перерывай, и всё необходимое будет у тебя всегда под рукой.

— Да, да, конечно, — пряча улыбку, говорил Леонид, — не беспокойся.

Каждый раз, когда он уезжал в командировку, а они были очень частыми, он слышал подобные наставления жены, охотно соглашался с ними, но стоило ему хоть раз полезть в чемодан, как там воцарялся хаос. Зато перед возвращением домой он всегда тщательно упаковывал свои пожитки, стараясь вспомнить, как они были уложены Полиной, и она видела, что он точно соблюдает её наставления.

Поезд в Москву уходил в час сорок ночи, и у Леонида оставалось ещё много свободного времени. Пока Полина готовила его к отъезду, он возился с пятилетним сыном Борькой, довольно сложно объясняя ему предстоящее появление брата или сестры. Борька никак не мог взять в толк, почему до сих пор неизвестно, будет это брат или сестра. Он слушал не очень ясные объяснения отца, сопел, хмурился и, так ничего и не поняв, солидно заключил:

— Никого не надо.

Это искренне огорчило Леонида. Отношения у него с сыном складывались очень хорошо. По всем вопросам они находили общий язык и пользовались друг у друга авторитетом.

Известно, что с ребенком надо говорить не сюсюкая, на равных началах, ни в коем случае не уязвляя его самолюбия. Эту истину Леонид воспринимал не как воспитательную меру, а как самою жизнь. Он всерьёз обсуждал с Борькой различные проблемы, часто соглашался с ним, порой возражал горячо или спокойно, но всегда объективно подходил к делу.

Покончив со сложной темой, досадуя на себя за неумение толком объяснить предстоящее появление нового члена семьи, Леонид попросил сына показать сегодняшние рисунки. Для своих пяти лет Борька рисовал вполне прилично. Занятие это он любил, и каждый день появлялось значительное количество новых полотен. На этот раз Борька показал сюжетную группу из трёх танков, на которых стояли три солдата. Кроме автоматов, они были вооружены мечами и щитами.

Леонид внимательно посмотрел на рисунок сначала вблизи, потом отставив руку, как бы оценивая общую композицию, и серьёзно заметил:

— Понимаешь, Борис, почти все хорошо. Но ведь это советские солдаты, а щитов и мечей Советская Армия на вооружении не имеет.

— Так они же богатыри! — удивился Борька. — Ты сам говорил.

Довод был веским, но не успел Леонид подумать над ответом, как в дверь постучали.

Вошёл помощник дежурного по штабу полка младший сержант Иван Махалов и доложил:

— Полковник Диасамидзе приказал вам явиться к нему завтра утром в семь ноль-ноль.

Полина с тревогой взглянула на мужа.

— Хорошо, Махалов, можете идти, — сказал капитан, стараясь скрыть от жены своё удивление.

— Что же это, Лёня? — спросила она, пожимая плечами, когда Махалов ушел. — Ты позвони полковнику, скажи, что поезд скоро уходит. Он, наверное, забыл о твоём отъезде.

— Неудобно, Поля, он уже спит, ему вставать рано.

— Так что же будет?

— Завтра уеду, какая разница! С вами ещё денек проведу, — улыбнулся он и, помолчав немного, добавил: — Придётся сходить на вокзал сдать билет.

Накинув шинель, он быстро вышел.

Горелик хорошо знал, что полковник ложится поздно и, конечно, сейчас ещё не спит. Но он хорошо знал и самого полковника. Без крайней нужды тот ни за что не задержал бы командировку. А может быть, совсем отменили приказ о его учёбе? Нет, тогда бы он не вызывал так рано. Значит, что-то случилось. Забыть об отъезде полковник не мог. Сегодня они тепло попрощались, Диасамидзе пожелал ему отличной учёбы, велел не беспокоиться о Полине, обещал, что ей будет оказана всяческая помощь. Тут же дал указание поместить Борьку в детский сад, как только Полина об этом попросит. Что же могло случиться? Незаметно капитан дошёл до железнодорожного переезда и наткнулся на оцепление.

— Проход закрыт, товарищ капитан, — сообщил сержант милиции и объяснил, как пройти к вокзалу.

— Так это же наш капитан! — с укором сказал старшина Тюрин, вынырнувший откуда-то из темноты.

— Вижу, что капитан, но проход всё же закрыт, — резонно заметил милиционер.

Этот ответ ещё более удивил Тюрина. Он был старшиной в роте Горелика, и его люди сейчас тоже стояли в оцеплении. Ему казалось противоестественным, что милиционер задерживает командира, человека, чьи подчинённые стоят здесь, на посту, тем более такого человека, как капитан Горелик.

Михаил Тюрин, старшина сверхсрочной службы, находился в армии пятнадцатый год. Это один из тех людей, на которых держалась рота. Кроме богатого опыта и знаний, он обладал ещё врожденной жилкой хозяйственника. Так работает трудолюбивый крестьянин на своем дворе.

Каким-то чутьем он угадывал, когда и где ему надо появиться, чтобы навести порядок. Он никогда ничего не забывал сделать или отдать нужное распоряжение, в затруднительных случаях первым находил правильное решение. Эти решения, казалось, были у него заготовлены на все случаи жизни: помогал огромный армейский опыт. Он умел приказывать так, чтобы не обидеть человека, не умалить его достоинства.

Своего командира капитана Горелика он уважал за те же качества, которыми обладал сам. Тюрин и не подозревал, что за четыре года их совместной службы эти качества он заимствовал именно у капитана.

И вот сейчас старшина был глубоко уязвлен: его командира не пропускают к подчинённым. Вскоре недоразумение выяснилось, и капитан прошёл за оцепление.

Тут же Тюрин рассказал, что случилось. А произошло следующее.

Курск, как и другие советские города, вел большое строительство. Возникла необходимость проложить новую высоковольтную линию. Она должна была пройти через густонаселенный район, и, естественно, её решили вести под землёй. Для этой линии и рыл траншею экскаваторщик Николай Семенович Шергунов.

Восемнадцать лет было пулемётчику Николаю Шергунову, когда его тяжело ранило на Одере.

После окончания войны Николай стал строителем. Он рыл котлованы под фундаменты заводских корпусов и жилых домов…

…Взметнулся очередной ковш земли и застыл в воздухе. Стена траншеи немного осыпалась, и странным показался Шергунову пласт грунта в образовавшейся нише. Но времени терять не хотелось. Да и какая ему разница, что там за грунт. Следующим «заходом» он подденет эту чёрную массу, и тогда всё станет видно. Шергунов снова взялся за рычаги, чтобы отвести в сторону и опрокинуть ковш. Но взгляд опять упёрся в чёрное пятно.