Три минуты с реальностью
Шрифт:
Как показалось Джульетте, квартира, куда он ее привел, состояла из единственной комнаты. На двери висела табличка с именем: «Marta Guitierrez». Чья это квартира? Узкий коридорчик вел в кухню, справа виднелась закрытая дверь с застекленным матовым окошком, по-видимому, ванная. Дамиан тщательно запер входную дверь на оба замка и цепочку. Джульетта в ожидании стояла уже посреди комнаты.
– Садись, – спокойно сказал он. – Хочешь пить?
Она кивнула. Он скрылся в кухне и вернулся с бутылкой воды и стаканом в руках.
– Держи. Лед в холодильнике. Я скоро.
И скрылся в ванной, оставив ее стоять посреди комнаты.
Джульетта села,
Потом села на диван, открыла воду и стала пить. Сколько раз она представляла себе эту встречу! Это могло произойти где угодно и как угодно. Но только не так. И не здесь. За той дверью сейчас – Дамиан? Что произошло в аэропорту? Почему он там оказался? Почему следил за ней? Она зашла на кухню и огляделась: так же пусто и неуютно, как в комнате, – и вернулась. Взгляд упал на конверты. Немецкие почтовые марки. Адрес знакомый. Это адрес Нифес. Господину Альсине Д., госпоже Кабрал. Хуфре, 1342, Буэнос-Айрес. Столица Аргентины. Она склонилась над письмом, пытаясь расшифровать адрес отправителя. Д-р П. Йан и партнеры. Адвокатская контора. Фазаненштрассе 162 , 37. Марка проштампована довольно четко, на штемпеле дата: 4.03.99.
162
Улица в Берлине.
Она прислушалась к звукам, доносившимся из ванной. Искушение было очень велико, но она устояла. Она хотела услышать объяснения непосредственно от него. По какому поводу он списывался с берлинским адвокатом? В марте 1999 года.
Она снова устроилась на диване. Несмотря на жару, руки у нее ледяные. Поискала глазами телефон, но его, похоже, здесь не было. Из ванной по-прежнему доносился шум воды. Небо за окном побелело. Свет стал каким-то мутным. Она вспомнила об отце, оставшемся в аэропорту. Интересно, он полетел без нее? Что творится с ними со всеми в последние две недели? Как ее угораздило влипнуть в подобную историю?
Март 1999 года. Ей вспомнился разговор с Линдсей. «И вдруг ему во что бы то ни стало понадобился этот контракт в Германии», – сказала она. Джульетта посмотрела на коричневый конверт, но не притронулась к нему. Воду выключили. Джульетте стало холодно. Завернувшись плотнее в свою вязаную кофту, накинутую поверх легкого платья, она разглядывала пупырышки гусиной кожи у себя на ногах. Потом скинула сандалии, поджала ноги и стала ждать, пока он выйдет из ванной.
29
Мокрые волосы зачесаны назад. Белый купальный халат. Увидев его вдруг чисто выбритым, Джульетта испугалась не меньше, чем давеча, когда он был с бородой. В двух местах на подбородке из порезов слегка сочилась кровь. Поведение его вдруг изменилось – он вел себя чуть ли не робко. Избегал смотреть ей в глаза. Снятую одежду сложил на полу возле ванной, потом сходил на кухню и вернулся со стаканом воды. Она не
выпускала его из поля зрения. Когда он наконец сел рядом с ней на диван, Джульетта взяла его за руку. Ей показалось, он хотел отстраниться, но не сделал этого. Пил воду и смотрел на нее. Воротник халата в двух местах касался свежих порезов и окрасился в розовый цвет. Она наклонилась вперед и аккуратно поправила его воротник двумя руками, чтобы не пачкался.Дамиан позволил ей себя рассмотреть. Потом поставил стакан на колени и уставился на ее руку. Он похудел. Скулы заметно выпирали. На зубах – никотиновые пятна.
– Ты живешь здесь? – спросила она, чтобы прервать наконец неловкое молчание какой-нибудь ничего не значащей фразой.
– Нет. Не совсем.
– Ты давно знаешь, что я прилетела?
Он пожал плечами, но ничего не сказал.
– У меня такое чувство, что все мне здесь лгут. Все без исключения. И ты тоже, правда?
Он молчал, постукивая пальцами по стакану и смущенно глядя в сторону.
Она отняла руку и плотнее завернулась в кофту.
– Тебе холодно? – спросил он.
– Да.
Он вытащил из-под дивана ящик, достал одеяло и набросил ей на плечи.
– Это из-за нее? Из-за Нифес? – осведомилась Джульетта. Она уже знала, что это не так. Но нужно было с чего-то начать. Начать говорить. Чтобы наконец выговориться.
– Мне даже в голову не приходило, что ты можешь поехать за мной, – сказал он. – Никогда.
Какое отношение это имеет к ее вопросу? Она подождала еще немного, но он, похоже, не собирался продолжать, и задала следующий:
– Дамиан, что произошло в Берлине? Между тобой и моим отцом?
– Недоразумение.
Она едва заметно кивнула и щелкнула пальцами.
– Вот как…
Что-то внутри ее вдруг пришло в движение. Захотелось наброситься на него, поколотить, сделать больно – захотелось так сильно, что пришлось даже бороться с искушением немедленно разбить стакан о его голову. Она осторожно поставила стакан на пол.
– Вот как. Просто недоразумение. Ты всегда привязываешь к стульям людей, с которыми у тебя возникают недоразумения?
Он снова пожал плечами.
– Зависит от недоразумения.
Ее бросок оказался слишком быстрым, чтобы он успел защититься. Рука с громким звуком обрушилась на щеку. Его голова дернулась назад, но, прежде чем он успел среагировать, левая рука с размаху впечаталась в другую щеку. А может, ее тихий возглас, сопроводивший нападение, на мгновение парализовал его…
– Я не могу больше выносить эту ложь! – закричала она, барабаня кулаками по его рукам, которые он все-таки выставил, защищая лицо. Он соскользнул с дивана на пол и теперь никак не мог уклониться. Страшнее всего было ее лицо, искаженное яростью и отчаянием.
– Почему ты так поступил со мной, а? Что я тебе сделала? Чертов придурок!
Голос сорвался. Волосы растрепались и упали ей на лицо. Дамиану в конце концов удалось увернуться и откатиться в сторону. Джульетта потеряла равновесие, свалилась рядом с ним, но вскочила быстрее, чем он успел что-нибудь сделать.
– Не трогай меня! – закричала она, отскакивая к стене. Предупреждение оказалось излишним. Дамиан не делал никаких попыток дать сдачи. Он покорно лежал на боку и мрачно смотрел на нее. Когда он падал, халат распахнулся, и он пытался прикрыть наготу. Потом провел ладонью по щекам и облокотился о диван. Джульетта дрожала у стены, глядя на него сверху вниз, – похоже, она сама была в шоке от того, что сделала. Но ни о чем не сожалела.