Три могилы - в одной

Учительница была чрезвычайно словоохотливой и на расспросы Витковской о житье-бытье на Кавказе с удовольствием рассказывала графине были и небылицы в лицах, какие только знала и какие могла измыслить её изобретательная фантазия. К этим разговорам часто присоединялась и Таня. В отсутствие сестры Евгений очень скучал. Ни чтение, ни музыцирование не шло ему на ум. Он остро чувствовал гнетущее одиночество и, если позволяла погода, уходил в парк и бесцельно бродил по самым извилистым тропинкам, грустя по любимой девушке.

В один прекрасный день, увидев, что Таня занялась разговором со своей тетушкой, он взял книгу и ушел к дальнему фонтану в парке. День был тихий и жаркий, что в тех широтах не является большой радостью. Пожелтевшие листья тихо падали с веток деревьев, напоминая человеку о неустойчивости земной красоты и о скоропреходящих мгновениях гармонии чувств. Евгений не смог читать. Печаль его только усилилась. Падающие листья напомнили ему о беззаботном детстве, радостном детстве, в которое нет возврата. Внезапно ему подумалось о том, что наступит время и он будет вспоминать сегодняшнюю цветущую молодость свою, как далекий сон; что погибнут пышные розы в цветнике, сердитый ветер времени оборвет их ароматные лепестки и безжалостная холодная зима забвения навсегда придавит высокие стебли! У каждого свой цикл: у человека и у растения. Какой неумолимый закон природы! Вечно рожать и вечно уничтожать. В таком унылом настроении он попытался снова раскрыть книгу, перелистал её от корки до корки, пытаясь вчитаться, но так и не найдя ничего интересного, отложил в сторону и снова задумался: "Что же со мной происходит? Неужели я на самом деле безумно влюблен в Таню? Так, что ни единой минуты не могу обойтись без нее. И почти ничего от неё не добился. Сколько потрачено времени! И ничего не сумел ей внушить, не сумел её даже подвести к желаемому рубежу.

Нет, надо всему решительно положить конец! Дальше так продолжаться не может. Но что же делать? Ни мать, ни церковный закон жениться на Тане не дадут, а безрезультатно волочиться неинтересно. Надо придумать что-то более существенное. Надо заставить Татьяну сделать выбор, надо ей помочь сделать правильный выбор. Надо, наконец, применить к ней силу, нажать. Что я мужчина или не мужчина? Нужно взять её силой и ей придется пойти за мной хоть на край света. И я не обману её ожиданий, я тоже буду принадлежать только ей. Я не хочу обмана, продажной любви, других женщин. Решено, сегодня или никогда".

И в голове его созрел дьявольский план: при помощи своих гипнотических чар преодолеть стыдливость девушки, наконец превратить её в женщину. Вот и Байрон открыто жил со своей сестрой и у них была дочь. Причем кровное родство Августы и великого поэта было куда значительнее, чем у него с Таней. Нет, конечно, он прав. С решительным изменением ситуации непременно изменится к лучшему и расположение Тани. Она не останется безразличной к физической перемене, она переменится и духовно, и преодолевая трудности, презрев дурацкое мнение "света" пойдет за ним сама, пойдет даже на край света. Ну, а потом и видно будет.

Сзади неожиданно раздался шорох. Евгений оглянулся и увидел подходившую к нему девушку.

– Скучаешь, бедненький мой Дон-Жуанчик? Как это я не подумала, что у фонтана сохнет сердечко моего бедненького дорогого братца! Ты хотя бы помочил его в этой струе. Ха-ха-ха! Ой, какой ты смешной!

– Таня, мне не до шуток. Ты видишь, что я страдаю.

Евгений схватил девушку за руки и посадил её на скамью. Упал перед ней на колени.

– Что с тобой, Женя?.. Что ты делаешь? Для чего?
– испуганно произнесла Таня.

– Танюша, - взволнованно заговорил Евгений, - выслушай меня, не перебивая. До сих пор я старался сдерживаться, но сегодня я решил высказать тебе все, что накипело; все, что у меня на сердце. Сегодня я признаю поражение и склоняю колени перед победителем. Таня! Ты не видишь моих страданий или, вернее, не хочешь их замечать. Ты не хочешь заглянуть в мое сердце, переполненное жаром неукротимой любви, не хочешь заглянуть в мою душу, истерзанную бесплодным ожиданием взаимности. Я безумно люблю тебя, дорогая Танечка! Неужели ты оттолкнешь мою любовь, неужели твое сердце не рвется ко мне изо всех сил, как мое рвется к тебе?.. О, скажи мне лишь одно слово "люблю", и это слово воскресит меня к новой жизни, оно поднимет меня на высшую ступень блаженства, оно окрылит меня, оно укрепит мою волю и я, не задумываясь, положу к твоим ногам мою жизнь. Но умоляю тебя: не говори мне "нет", это убьет меня, убьет мою душу и я покончу с собой.

Таня оказалась в труднейшем положении. Ей, конечно, было жалко Евгения и в то же время она отлично сознавала, что сказать ему "да" означало для неё погибнуть навсегда. Пасть не только в мнении "высшего света", но и нарушить другие, высшие заветы. Вопрос был очень серьезный. До сих пор она любила Евгения, как брата, но теперь от неё требовалось большее, нужно было для этого переступить и через доверие и любовь приемной матери, разбить её сердце. Сказать же "нет" было тоже невозможно, Евгений действительно мог устроить не просто неприятный эксцесс, он вполне мог покушаться на самоубийство. Что же сказать такое, чтобы не было ни "да", ни "нет"?

Таня хорошо помнила свою клятву, данную графине, своей приемной матери, и решила стоять до конца. Нужно было отрезвить Евгения здравой логикой в несбыточности его вожделений.

– Женя! Я сейчас тебе ничего не скажу, пока ты стоишь передо мной на коленях. Встань и садись рядом со мной и тогда поговорим серьезно. Ну, садись же, будь умненьким. Иначе ты от меня не получишь никакого ответа.

Таня старалась выглядеть спокойной. Но ей это плохо удавалось. Евгений, не выпуская рук сестры из своих, поднялся и сел рядом с ней.

– Женя! Ты сейчас признался мне в любви. Я верю, что ты меня действительно любишь, однако для чего это нужно? Ты забыл, что я не просто чужая девушка, а сестра, на которой жениться ты никогда не сможешь, а так... Я даже не понимаю, чего же ты все-таки хочешь? В кого ты собираешься меня превратить?

– Глупости, Таня, ну какая же ты мне сестра? Неужели ты можешь искренне верить в том, что какой-то чиновник департамента вписал твое имя в нашу родословную, сменил тебе паспорт, и ты тут же стала мне родной? Это же форменный абсурд, фикция. А твоя кровь и тело разве изменились от этой формальности? У нас же совсем другие и отец, и мать. Разве после процедуры о глупом удочерении в твоих жилах потекла кровь моей матери, моего отца? Где же здесь истинное родство крови? Я уже не говорю о том, что настоящая любовь презирает все условности! Ты же образованная девушка, скажи мне, разве кто-нибудь порицает сегодня Байрона от того, что тот жил со своей сестрой, или отвернулся от него при жизни? Признайся мне, ты же любишь меня, не так ли? И ты готова вместе со мной преодолеть любые трудности и пойти хоть на край света? Неужели тебе кто-нибудь дороже меня?

Таня слушала Евгения и в её жилах холодела кровь. Ей стало отчетливо понятно, что она не только не графиня, а совершенно чужая в этой семье девушка. Что вся комедия с удочерением была не более, чем прихоть скучающей аристократки, минутная блажь, и клочок бумажки с её новой фамилией ничуть не приблизил её к роду графов Витковских. А она, дурочка, дочь простого офицера, решила, что встала на один уровень с сильными мира сего. Какая банальная и нелепая история! Завтра её могут, наигравшись как куклой, низвести в простолюдинки! Недаром она слышала обрывок разговора, что графиня уговаривала судебного следователя, разночинца Ивана Дементьевича жениться на ней и то он ещё колебался, подходит ли она ему. Неужели ей предстоит снова добиваться места под солнцем, сражаться за кусок хлеба, снова вернуться к тому, от чего она, казалось, ушла навсегда? Но вот теперь, когда молодой и красивый, умный и богатый граф на коленях добивается от неё взаимности, разве ей не представляется подлинная возможность встать на один уровень с ним, со всем высшим светом? Конечно, представляется. Вот он, настоящий счастливый случай! А как же быть с графиней, с клятвой, данной приемной матери? С церковным законом? Что это я? Нет! Это невозможно!..

– Какой ты странный, Женя! Ну и пусть твоя мама ради случайной прихоти захотела меня удочерить. Пусть так, что я не сестра тебе, но пойми же ты, наконец, что венчать нас с тобой ни одна православная церковь не будет. Тогда для чего же эта любовь, признайся? Ах, у тебя даже слезы!

Евгений действительно вытирал платком свои сухие глаза.

– Нет, Таня, неправильно судишь. Моя мать здесь ни при чем. Она взяла тебя к себе, удочерила, дала тебе имя и средства к существованию, но в её мыслях совершенно не было цели удочерением не дать тебе и мне доступа к супружеству. Что же касается закона русских церквей, ты права, их кафолические правила не позволят нам принять брачный венец. Я уже и сам думал об этом. Таня, но в моей голове созрел великолепный план, как обойти все эти надуманные церковные правила. Поверь, мы можем свободно повенчаться, когда угодно, самым что ни на есть законным образом, но не в этом дело. Танюша, неужели ты не понимаешь, что для подлинного супружества недостаточно одного холодного согласия, а где же любовь? Бескорыстная святая любовь? Без которой ни одно сверхзаконное супружество счастливо быть не может? Скажи мне, скажи мне скорей, что ты меня тоже любишь! Милая моя Танечка!
– Евгений взял холодные руки девушки и стал покрывать их жаркими поцелуями.