Три мушкетера (с половиной)

Отступая, Д’Арнатьян заблудился и попал в трущобы города. В этих трущобах он и провел три дня в безуспешных поисках гостиницы. Ему не помогало даже то обстоятельство, что в городе Менге была всего лишь одна улица, в конце которой он, кстати, и находился. Бедный Д’Арнатьян был вынужден провести эти три ночи в заведениях с сомнительной репутацией, где красный фонарь сверкал и днем и ночью. Расплатившись с приютившим его заведением отцовскими часами, он остался без единого су в кармане.

Глава 4.

Чтобы выбраться из Менге, нашему юному гасконцу нужны были деньги, и он продал своего верного коня Гаврюшу живодеру, а на вырученные деньги купил ящик водки и принялся праздновать выход из финансовой пропасти.

Когда водка кончилась, наш герой сделал из носового платка маску с прорезью для глаз и попытался хоть так добыть немножко денег. Это дало ему возможность обеспечить себе ежедневно шпроты с французской булочкой, икру, шампанское, ящик водки и полный автобус девиц легкого поведения, но на билет до Парижа денег не хватало.

Однако сметливый гасконец все-таки нашел выход из возникшей ситуации, доехав до Парижа в почтовой карете и, попутно ограбив ее.

Но явиться к де Тервилю в одежде, насквозь пропитанной запахом дорогих духов, сигарет и водки, было нельзя, и Д’Арнатьян пошел на местный пляж, где, хорошенько вымывшись (отчего Сена помутнела на день), он по ошибке надел чужую одежду и уехал на чужом коне, предварительно выпряженного из чьей-то кареты. Затем, заказав номер в гостинице «Бонасье и его жена с партнерами», он занялся написанием фальшивых рекомендательных писем от отца, вымышленного герцога де Гаврюши и от папы римского, взамен утерянного письма отца. Запечатав конверты, гасконец измял их для вида, проколол в трех местах шпагой и облил красными чернилами. После этого, поспав часок, он счел, что ему пора стать мушкетером и, приняв для храбрости бутылку шампанского, наш юный герой уселся на своего нового коня и поехал к де Тервилю. Казалось, ничто не могло омрачить его радости, однако по пути его ограбили трое незнакомцев в черных масках и плащах мушкетеров. У одного из них на груди висел крест, у другого через плечо была перекинута дорогая перевязь из огромных бриллиантов, а у третьего на спине висела приклеенная чьей-то заботливой рукой бумажка с надписью «Отос-дурак». Д’Арнатьян с сожалением расстался с конем и кошельком, лежавшем в его новом костюме и, убедившись, что трое неизвестных с веселым гиканьем ускакали на новом коне в сторону мушкетерских казарм, погрозил им вслед кулаком.

– Я вам всем еще покажу, - грозно сказал он и съездил проходившему мимо прохожему прямо в глаз. Тот заорал, что он высокопоставленная особа и убежал за стражниками. Д’Арнатьян не стал дожидаться и узнавать, кем же был неизвестный прохожий и отправился пешком в сторону казарм, к господину де Тервилю.

Глава 5.

Подойдя к огороженным колючей проволокой казармам, носившим красивое название Академия Королевских Мушкетеров, Д’Арнатьян ткнул горящей сигаретой в глаз швейцара и, пока тот, схватившись за глаз, катался по тротуару, вошел вовнутрь. Внутри все было именно так, как себе и представлял молодой Д’Арнатьян: несколько пар тренировались на рапирах, другие увлеченно просматривали последний номер «Порнографического вестника».

Тем временем, в кабинете месье де Тервиля бушевала гроза и гремел гром. Кроме самого де Тервиля в кабинете находились два мушкетера. (То, что это мушкетеры, догадался бы любой болван, увидев их мушкетерские плащи). Два мушкетера отличались друг от друга не только видом - один из них высокий и толстый, а другой высокий и худой, но и тем, что на худом висел крест, а у толстого кроме дорогой перевязи из неправдоподобно больших бриллиантов, на спине был нарисован номер 99 и фамилия Потрос.

По кабинету ходил господин де Тервиль и ругался последними словами. Суть его витиеватых и замысловатых выражений сводилась к тому, что его мушкетеры опять были задержаны патрулем гвардейцев кардинала по обвинению в грабеже и вымогательстве, что это уже третий раз за эту неделю, и его мушкетеры вместо того, чтобы ответить на подобные обвинения патруля тем, что, если бы они, мушкетеры, принимали бы подобные обвинения от, судя по всему, всяких там вонючих педиков, которые только тем и занимаются, что целыми днями трахают друг друга, отрываясь лишь для того, чтобы патрулировать улицы и, обвинять честных и благородных мушкетеров; то они, мушкетеры, давно бы превратились в грабителей, которые тратят награбленное в первом попавшемся публичном доме. Кроме того, мушкетеры не должны давать себя арестовывать каким-то душевнобольным сифилитикам и вшивым недоноскам, которых все почему-то называют гвардейцами кардинала.

Услышав это, толстый мушкетер робко предложил скинуться и открыть публичный дом, чтобы он был первым, который встречается грабителям после удачного дела, дабы они, грабители спускали там все деньги, и вообще, это, судя по всему, выгодное дело.

– Идиот!
– заорал де Тервиль, глядя на глупое лицо Потроса.
– Вы Потрос, - продолжал орать де Тервиль, - Вам лучше бы записаться в скаутскую школу или стать страховым агентом.

– Капитан, - слезно молвил Потрос.

– А вы, Амарис, - тут уже съежился худой и перестал жевать жвачку и хихикать над глупым Потросом, - Вы, да, да, Амарис. Вам бы наняться настоятелем женского монастыря для бывших лесбиянок.

– Нет, только не это!
– завопил Амарис.

– Четыре мушкетера позволяют себя арестовать четырем гвардейцам. Нет, я ухожу в отставку! Нет, я напишу королю письмо с просьбой сделать меня капитаном гвардейцев кардинала. Там и взятки больше, вот они отличные ребята.

– Капитан, все было совсем не так, - заныл Потрос.

– Да, это было не так, - согласился Амарис, доставая толстую тетрадь, раскрывая ее на первой странице и принялся рассказывать.

Глава 6.

Уже через минуту стало ясно, что весь рассказ - это нагромождение пьяных россказней и нелепиц, изрядно сдобренных хвастливыми заявлениями. После его рассказа сложилось впечатление, что четыре мушкетера бились как львы против десяти, нет пятнад..., нет двадцати гвардейцев, которые после смерти загадочно исчезли, а на поле сражения остались лишь заколотый в спину мушкетер и тяжелораненый Отос, который в самом начале сражения удачно притворился мертвым.

Тут дверь распахнулась от сильного пинка, и взгляд де Тервиля остановился на Отосе, перевязанном с ног до головы бинтами, облитыми красными чернилами, в спине торчала ловко прилаженная рукоятка бутафорского кинжала, на шляпе зияли многочисленные дырки от пуль, проделанные кинжалом.

– О, вы ранены, как я ошибался в Вас, - де Тервиль понюхал луковицу и вытер слезы.
– Видимо, кардинал несколько приукрасил подвиги гвардейцев. Идите, господа, такие как вы нужны королю!
– торжественно провозгласил де Тервиль.

Мушкетеры, за исключением Потроса, громко сморкавшегося в занавеску, преданно смотрели на де Тервиля...

После ухода мушкетеров де Тервиль вытащил из стола колоду карт и принялся краплить их, заранее предвкушая выигрыш у короля сегодняшним вечером. Однако вскоре его оторвали от этого важного государственного дела. Это Д’Арнатьян неосторожно схватился за ручку двери, не заметив электроконденсатора, заботливо прилаженного Амарисом к ручке.

Когда крики Д’Арнатьяна утихли, де Тервиль обратил свой взгляд на вошедшего, стремясь определить, не налоговый ли инспектор пришел требовать штраф.

– Я Д’Арнатьян, меня послал мой отец, который был ВАШИМ БЛИЗКИМ ДРУГОМ, - гордо заявил гасконец, нажимая на последние три слова и сел на стул с кнопкой, случайно оставленной Отосом.

Де Тервиль вскочил и заключил Д’Арнатьяна в объятия.

– Одно лицо, одно лицо, - повторял он, поднося луковицу к глазам.
– Я сразу узнал Вас, я знал Вашего отца! Кстати, а документы у вас есть?

– Да!
– крикнул Д’Арнатьян и предъявил свои фальшивки.

– Я знал Вашего отца, чем я могу помочь его сыну?
– спросил де Тервиль, сличив почерк Д’Арнатьяна с почерком его отца на старой фотографии с обнаженной девицей.

– Я хочу стать мушкетером!

– Да, сложное дело, оно лишь обеспеченному человеку под силу, - постарался намекнуть де Тервиль.
– А пока я Вас отправлю в Академию, где вы научитесь фехтовать, ездить на лошадях, пить, курить, ругаться матом, одалживать в долг и находить место на стоянке для своей лошади.