Три подарка
Шрифт:
Девять лет она собиралась задать этот вопрос и вот, наконец, решилась. Стас замер на пороге кухни с чайником в руке. Когда он обернулся, Олеся даже вздрогнула... такое у него было странное выражение лица. Будто какая-то давняя мука исказила привычные черты.
– Да, конечно, - тихо ответил он.
– Ключи я оставлю, покажу, как дверь закрывать.
– А ты что - уезжаешь?
Неужели и он не лучше Рудика? Да
Стас грустно кивнул головой.
– Я уже давно должен был... И так задержался.
Как-то у него это получилось... значительно, что ли? Словно не на один вечер уехать собрался, а вообще - на край света эмигрировать. Стоп! А если и правда...
– Из-за меня?
– Ну, можно сказать и так. Только ты не бери в голову, - заторопился он, пытаясь ее успокоить, - понимаешь, так положено, но я просто немного просрочил время и...
– Какое время, Стас? Ты о чем?
Несколько минут он молчал. И когда напряжение стало совсем уж невыносимым, Стас поставил чайник на пол и, открыв шкаф, принялся рыться в каких-то бумагах.
– А, вот она. Знаешь, - Стас обернулся к ней.
– У меня есть для тебя подарок. Вроде, как на Восьмое марта. Видишь ли, я хотел, чтобы он напоминал обо мне...
– Господи, Стас! Да что происходит? Куда ты собрался? Я никуда тебя...
Он предостерегающе поднял ладонь.
– Тссс... Помнишь тогда, в пятом классе я нарисовал твой портрет?
Олеся удивилась...
– Да! Я почему-то сегодня тоже про него вспоминала...
– Ты тогда еще обиделась и порвала его. У меня теперь есть замена.
И Стас протянул ей большую белую папку. Внутри лежала лишь одна студийная фотография.
Зато какая! Олеся припомнила... он снимал ее на прошлом дне рождения. Она тогда была в черной облегающей водолазке и черных же джинсах, в Стасе немедленно проснулся фотограф, он чуть ли не силой усадил ее на подиум так называлось небольшое возвышение вон в том углу студии, где Стас обычно фотографировал.
Он тогда ее замучил - долго ставил свет, подбирал объектив, пленку...
Но теперь понятно было, что не зря. На снимке - таинственная черная фигура с развивающимися волосами, проступала из полумрака, загадочно улыбаясь. Настоящая Лесная Фея, она сама, Олеся.
– Ох, Стась, это здорово, но...
– Теперь рвать не будешь?
Олеся подняла на него глаза.
–
Стаська, а тебе так уж надо уходить, а? Останься со мной...– Я бы очень хотел. Но нельзя - я и так уж все сроки пропустил... Двадцать пять лет тебе когда было?
Не понимая причем здесь ее прошлый день рождения, да и не собираясь даже задумываться, Олеся зажмурилась и выпалила...
– Ну, как же я буду без тебя, Стаська? Я же люблю тебя!
Стас вздрогнул, молчал целую минуту, а потом задал абсолютно идиотский вопрос...
– Ты уверена?
Потом замотал головой...
– Нет-нет, не отвечай! Чего это я, глупости всякие несу, не слушай меня...
– Стаська, я... я давно уже уверена. Просто боялась тебе сказать.
– Господи, Феюшка, да почему?
– Ну, ты так давно со мной... со всеми своими тайнами и неприятностями я же к тебе бегала. Я для тебя, как открытая книга. Да и, наверное, неинтересная уже - кому нужна девушка без тайны!
Стас взял ее руку в свои, поднес к губам.
– Ты сама это сказала.
– Что?
– Что любишь меня.
– Да, конечно...
– Не раскаешься?
– Нет, Стаська, конечно, нет! Только ты, - Олеся вцепилась в его ладонь, - не уходи сегодня, хорошо?
– Нет-нет, теперь не уйду. Я же...
– Стас говорил спокойно, уверенно, от былой настороженности не осталось и следа.
– Куда же я теперь от тебя денусь.
Он присел на корточки перед креслом, поерзал, устраиваясь поудобнее... и вдруг случайно задел плечом столик. Чашка, жалобно звякнув, скатилась на ковер - хорошо не разбилась.
И Стас, и Олеся, не сговариваясь удивленно уставились на нее.
– Господи, Стась!
– испуганно воскликнула она.
– Ты же никогда не...
Он ласково обнял ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. Улыбнулся уголком губ.
– Ничего. Теперь уже ничего. Вот странно, - добавил он через несколько секунд совсем другим голосом, в котором, казалось, не осталось и следа недавней грусти.
– А я думал, что Восьмого марта подарки принято делать только женщинам.
А за окном кружась в теплом мартовском воздухе все падали и падали снежинки. Сплошная белая пелена укрывала недавнюю неряшливую мешанину, и всем было ясно, что уже к вечеру от утренней грязи не останется и следа.