Три подруги и пустынная кошка

— Это правда? — спросил Бахир неожиданно. Он в принципе очень редко решался заговаривать со мной первым. Все-таки субординация для оборотней всегда была не просто словом.

— Ты про Чуму? — догадался я, да это было и не сложно.

— Ага, — как-то очень по-мальчишески отреагировал он, шмыгнув носом.

— Пока не знаю, — спокойно ответил я, но напряженность, исходящую от волка ощутил кожей. — Скорее всего, правда.

Я действительно поверил словам брата, потому что не видел смысла ему мне врать. Сейчас он, первенец, чья сила даже без помощи ягуаретт превосходила мою, был в более выигрышной позиции, и мы оба это понимали. В случае прямого столкновения он оказался бы сильнее, в этом не было сомнений. Так что, предлагать мировую ему откровенно не выгодно, если только…

Если только есть что-то, с чем он не в силах справиться самостоятельно.

— Я слышал об этом. О Чуме, — тихо промолвил Бахир, крепче вцепляясь обеими руками в руль, да так, что побелели костяшки.

— О Чуме все слышали, — коротко улыбнулся я.

— Знаете, меня обратили еще в детстве, — вдруг начал рассказывать парень, решив, что наступило время откровений. — Меня и маму. На нас напали, когда мы поздно вечером возвращались домой. Мне досталось меньше, оборотень меня практически не тронул, а вот маму… На ней живого места не осталось. После нападения она едва выжила и начала сходить с ума, потому что её мозг никак не мог справиться с тем, что произошло. С тем, что она увидела в ту ночь. Врачи не поверили её рассказам про огромного волка, передвигающегося на задних лапах, с налитыми кровью глазами и зубастой пастью, из которой доносилась человеческая речь. Ей поставили диагноз реактивная шизофрения и отправили в психиатрическую больницу. В первое же полнолуние она перекинулась, перебила половину пациентов и почти весь медперсонал. И сбежала. Больше её никто не видел. Мне тогда было двенадцать лет. Сразу же после побега мамы ко мне пришли двое молодых мужчин. Объяснили, что со мной случилось, кем я стал и как мне теперь следует себя вести. Я сразу им поверил, потому что они просто подтвердили то, о чем я и так уже догадался. Знаете, когда тебе двенадцать в историю про нападение оборотня поверить легче, чем когда тебе почти сорок. Оборотни предложили мне вступить в их стаю, обещали позаботиться обо мне. Я согласился. На следующие восемь лет стая заменила мне семью. Там меня обучили всему — как сражаться и как охотиться, как переживать полную луну и как справляться с жаждой крови. Один из лидеров стаи взял меня под свою опеку. Он был уже старым, многое повидавшим волком, но еще мог дать фору молодым, поэтому крепко сидел на троне Альфы. Однажды он вызвал меня к себе поздно ночью, сказал, что есть кое-что, что я должен увидеть.

— И что же это было? — меня невольно заинтересовала история Бахира, хотя, когда он начал рассказывать я его практически не слушал.

— Он привел меня на Поляну. Так называлось место силы нашей стаи, — я кивнул, показывая, что понял, о чем он говорит. У каждой стаи имелось своё место силы, где мохнатые собирались для проведения любых мало-мальски важный событий — от принятия в свои ряды нового члена до проведения показательных казне й. У каждой стаи место силы называлось по-своему, в соответствии с устоявшимися традициями, а расположение хранилось в строжайшем секрете. Выдать чужаку место силы означало нарушить закон. А для оборотня все чужаки, кроме членов стаи, и даже самые ближайшие родственники-люди подпадали под эту категорию. Не касалось данное правило исключительно Альфы. Альфа вообще не подчинялся никаким правилам, кроме одного, священного и чтимого всеми — Альфа должен защищать свою стаю даже ценой собственной жизни. А стая должна защищать Альфу, ценой жизни всех своих волков. Место силы Гришиной стаи находилось за чертой города, глубоко в лесу, недалеко от озера Панагия, что в переводе с греческого означало «Пресвятая». Поэтому и место силы обитающих в городе волков получило аналогичное название. Именно туда я приехал, чтобы посмотреть на четвертый, последний, бой Бахира. И именно там он предстал перед своей недавно обретенной семьей в новом статусе их доминанта. — В центре Поляны, которая и сама по себе являлась поляной, окруженной плотным кругом густорастущих и очень древних сосен, росло Дерево Танцев. Так его называли местные. Считалось, что ему несколько тысяч лет и в древность вокруг дерева собирались шаманы для проведения обрядов и общения с предками. Так вот, еще издалека я увидел, что на дереве что-то висит. Сперва мне показалось, что это нечто вроде ростовой куклы, но подойдя поближе понял, что это — женщина. Мертвая женщина, подвешенная на ветки и растянутая веревками за руки и ноги.

Повисло гнетущее молчание. Такое молчание, которое одновременно хочется и прервать, потому что терпеть это невыносимо, но и что сказать тоже непонятно, ведь любые слова прозвучат глупо.

— Это была твоя мать, — сразу все понял я. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться. С неё эта история началась, на ней она должна была и закончиться.

— Да, — тихо ответил Бахир. И в этом едва слышно выдохнутом «да» прогремела такая невыносимая тоска, что будь я чуть больше подвержен эмпатии, растрогался бы. Наверное. — Я искал её почти пять лет. Но так и не смог найти. А у Чумы получилось. Мою мать поймали, убили, а после принесли её тело на Поляну и повесили на дерево. Как главное украшение на рождественскую елку. И все из-за меня. Для меня. Убийца знал, что я состою в стае, которой принадлежит Поляна. И таким образом желал передать какое-то послание. Может быть, хотел напугать меня? А может быть наоборот — утешить…

— С чего ты решил, что твою мать убил Чума? — хмуро поинтересовался я. Мне эта история не понравилась. Совсем.

— Чума оставил на теле мамы свой символ. Вы, наверное, знаете? Это что-то вроде его персональной подписи: два рядом нарисованных круга, а между ними — «птичка». Некоторые называют её «галочкой».

— Схематичное изображение маски чумного доктора, — заметил я, стараясь сохранять спокойствие.

— Да, да, — обрадовался паренек тому, что я его понял. — Его вырезали на коже. Знаете, едва осознав, кто передо мной, я впал в такое отчаяние, что тут же перекинулся… мне было так больно. Боль — это последнее, что мне запомнилось. Пришел в себя я только через несколько дней — истощенный, израненные, с обломками веток в волосах, кусками уже въевшейся грязи скованный серебром по руками и ногам. Знаете, раны, нанесенные одному оборотню другим заживают достаточно долго. Наша регенерация в таких случаях работает значительно хуже. Так вот, мне мои повреждения нанесли волки, которые меня ловили. Потому что обезумев от горя я несколько суток носился по округе, жутко воя, скуля и пугая местное население настолько, что некоторые вообще перестали выходить из дома. А потом я впал в ярость, такую дикую, что начал кидаться на все и на всех подряд, словно бешенный. Потребовалось шесть взрослых волков и больше десяти часов, чтобы схватить меня и обезвредить. Спустя неделю после тех событий меня вновь позвал к себе Альфа. Знаете, вожаком моей прежней стаи был очень умный, мудрый мужчина, профессор математики. Ему когда-то не повезло точно также, как и мне. Он заблудился в Вене, куда приехал на конференцию, забрел не в тот район и… столкнулся с оборотнем. Тот укусил его, выдрал селезенку вместе с половиной почки, сожрал и удрал. А профессор два дня пролежал в канаве на окраине, уткнувшись лицом в грязь. Периодически приходил в себя, пытался звать на помощь, но голоса не было. Все что ему оставалось — это хрипеть и надеться, что кто-то услышит. Но никто не услышал. На третий день он очнулся и понял, что живой. Это удивило его не меньше, чем тот факт, что его тело полностью восстановилось. Идиотом профессор никогда не был и выбравшись кое-как к людям отправился в отделение местной полиции. Там ему помогли, доставили в отель. Заявление он писать не стал, так как не помнил лица нападавшего, да и вообще мало, что мог сказать. Шел-шел по улице, потом кто-то напал сзади. Потерял сознание, очнулся по шею в грязи. Вот и вся история. Но как выяснилось дальше, для профессора все только начиналось. Так же, как все только началось для меня в тот день, когда я пришел к Альфе, а он усадил меня перед собой и рассказал легенду. Легенду о Чуме.

Я уже знал, что это была за легенда.

Её всем рассказывают — молодым вампирам, новообращенным оборотням, только вступающим в силу магам, еще даже не пытавшимся кричать банши и даже ведьмам, обитающим в лесах и уже позабывшим, как выглядит человеческая цивилизация.

И всегда эта передающаяся из уст в уста легенда звучит практически одинаково, неся в себе смысл, сводящийся к одному-единственному выводу: будешь плохо себя вести — и Чума придет за тобой. Что будет дальше, после пункта «придет», сказители не уточняли, а слушатели не спрашивали, потому что ответ и так был очевиден — ничего. Ничего уже не будет, после того, как Чума ступит на твой порог. Это убийца, который не знает пощады, не верит в сострадание и не дарит прощения. И кроме этого, больше практически ничего не известно об этом мифическом сверхъестественном пугало. Чума — практически, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Никто не знает, как он выглядит, сколько ему лет, где он живет и вообще — есть ли у него дом? Или он как древние вампиры, живет в пещере, выходя лишь после захода солнца и скрываясь в её недрах с первыми солнечными лучами?

Никто не знает.

Те, кто верят в существование Чумы — называют его карой старых богов — ему все равно, кто погибнет и как много их будет. Главное — восстановить справедливость. Тем способом и в том объеме, в котором он посчитает нужным. Да, Чума — это что-то вроде народного мстителя и мстит он от имени тех, кто не может сделать это сам. Говорят, что противостоять ему можно, вот только — бесполезно. Если он наметил себе жертву — доберется во что бы то ни стало. И убьет. Возможно, даже быстро. Если повезет. Или основательно помучает перед смертью, а потом все равно убьет, потому что живым после встречи с Чумой еще не оставался никто.

А те, кто все-таки не верят в него, как в реальное самостоятельно мыслящее существо, считают, что просто разные люди в разное время захотели устранить своих врагов и постарались подстроить все так, чтобы их проделки приписали некоему мифическому чудищу. А на них самих чтобы никто не подумал и, соответственно, не прислал по их головы корволант, ведь убивать своих вне закона. Так и появились подтверждения существования легендарного мстителя. Потому что у каждого есть грешок за душой и каждому есть за что мстить.

— Альфа рассказал мне, что мою мать убили быстро — одним единственным ударом рассекли сонную артерию. Она скончалась за секунду, даже не успев сообразить, что произошло.

— Что же твоя мать такого натворила, что по её голову пришел мститель? — пробормотал я удивленно.

— Подробностей я не знаю, — мотнул головой Бахир. — Потому что в какой-то момент осознал, что и не хочу знать. Но если говорить в общих чертах, то моя мама после побега… как бы это сказать… слетела с катушек. Она колесила по стране, нападала по ночам на людей и кусала всех подряд. Альфа моей бывшей стаи и несколько его заместителей знали об этом, но ничего не могли сделать — выследить её было очень трудно, потому что она всё время передвигалась, да и не их это была забота, потому что тот, кто обратил нас с мамой был из другой стаи, следовательно, и ответственность за её действия несли другие ребята. За время своей бродяжнического существования мама успела обратить несколько сотен людей и еще стольких же убить. Так что, смерть её была вполне закономерной и ожидаемой.

Мой помощник подвел печальный итог и замолчал.

Я уже открыл было рот, чтобы выразить ему свое сочувствие, хоть это и было самой бесполезной вещью на планете, как и само сочувствие — самая бесполезная человеческая эмоция, но Бахир вдруг резко затормозил на сменившем свой цвет светофоре, обернулся ко мне всем корпусом и заглянул в глаза.

— Как вы думаете, если Чума действительно сейчас в городе, то за кем он пришел? — на дне его теплых карих глаз мелькнул затаенный, тщательно подавляемый страх.

— Вряд ли, за тобой, — криво изогнул я губы. — Так что, можешь не переживать.

Бахир вдруг скованно улыбнулся и признался:

— Я переживаю не за себя.

И я понял.

Он беспокоился обо мне.

Да, это было очевидно. Если за кем Чума и может прийти, то я — наиболее подходящая на роль следующей жертвы мстителя кандидатура.

— Не хотелось бы увидеть вас, болтающимся на дереве, — попытался пошутить оборотень, а я вдруг вспомнил, что он еще очень и очень юн, несмотря на все свои стремления выглядеть серьезно и взросло.