Три последних дня
Шрифт:
– Я бы хотела джин-тоник, – улыбнулась ему в ответ Татьяна.
– А мне… просто воды. – Мама выглядела все хуже, бледно-зеленая, хватала ртом воздух.
– Вам плохо? – обеспокоился старпом.
– Нет-нет, – поспешно откликнулась мамуля. – Просто… устала немного.
– Ну, отдохнете, – дружелюбно откликнулся мистер Трэвис. – Время будет.
И небрежно кивнул Майку с Дэном:
– Все, ребята, свободны. Дайте дамам покой!
Те послушно покинули гостиную (от Майка на прощание Тане вновь достался печально-сожалеющий взгляд). А едва дверь за ними захлопнулась, лицо старпома мигом лишилось
– Все, довольно комедии. Говори, где они?
Та растерянно взглянула сначала на него, потом на дочь.
– Простите… I don’t understand.
– Госпожа Садовникова, не советую вам темнить. Где они?!
Мама напряженно вслушивалась в английскую речь.
– Она правда не понимает! – вмешалась Татьяна. – И вообще, что вы себе…
– Заткнись! – оборвал ее мужчина. Схватил Юлию Николаевну за плечи, грубо встряхнул: – Где то, что вы взяли в особняке Хэйл?!
– Я…
Таня бросилась к двери.
– Стоять! – рявнул Трэвис.
Девушка дернула ручку – заперто. Кричать?.. Но кто услышит?
Она решительно вернулась, попыталась стряхнуть с маминых плеч грубые мужские руки. Сердито сказала:
– Послушайте! Она действительно вас не понимает. Хотите с ней пообщаться – я могу перевести. И вообще: что за методы? Давайте поговорим, как цивилизованные люди!
– Что ж, давай, – лжестарпом нехорошо усмехнулся. – Мне нужно содержимое сейфа Хэйл.
– Но мама даже не знает, что там было!
– Ложь! – оборвал ее мужчина.
– Таня, объясни мне… – жалобно пискнула мама.
– Он говорит… – начала Таня.
И вдруг Юлия Николаевна пошатнулась. Схватилась за сердце. И безвольной куклой рухнула на пол.
– Мама! – бросилась к ней дочь.
– Чертов цирк! – злобно прошипел Дик.
Грубо схватил Юлию Николаевну за руку, попытался приподнять – однако ноги ее подкосились, голова безвольно повисла.
– Идиот! – взъярилась Татьяна. – Она в обмороке! Позовите врача!..
– Ладно, – зловеще усмехнулся Трэвис. – Сейчас будет вам врач.
Стукнул кулаком в стену – дверь в гостиную практически сразу же распахнулась. На пороге показались двое: по виду мексиканцы. Трэвис отдал им короткое распоряжение на испанском – смысла Таня не поняла.
Один из мужчин легко подхватил Юлию Николаевну на руки. Второй взял Татьяну под локоток. Сопротивляться? Кричать? Но мама совсем беспомощна… Нет, сейчас – покорность и только покорность. Лишь бы их не разлучили!..
Сумрачный коридор, лестница… На третьем этаже ее втолкнули в одну из комнат. Юлию Николаевну, по счастью, оставили здесь же – мексиканец небрежно, как куль, сгрузил ее на не застеленную кровать. С ужасающим акцентом велел по-английски:
– Сидеть тихо!
Направился к двери.
– Ей нужен врач! – крикнула вслед Татьяна.
Мужчина не ответил. Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Мама жалобно застонала, и Таня бросилась к ней. Схватила за руку, нащупала пульс.
В медицине она не разбиралась, но, кажется, болезнь матери не смертельна: сердце билось очень быстро, не меньше ста двадцати ударов в минуту, зато ровно, без перебоев.
– Ма-му-ля! – Она требовательно потрясла Юлию Николаевну за плечо.
И та послушно распахнула
глаза, испуганно взглянула на дочь:– Таня? Что?.. Что случилось?
Нахмурилась, оглядела незнакомую комнату, привстала:
– Где мы?
– Ты правда сознание потеряла? Или прикидывалась? – строго произнесла Татьяна.
Мамины очи мгновенно наполнились слезами.
– Танечка! Ты что?
– Ладно, прости, – буркнула дочь.
Хотя ей опять показалось, что мама знает куда больше, чем говорит. И амплуа испуганной простушки – искусно сыгранная роль, не более.
Но в любом случае влипли они сейчас – обе. Значит, надо думать, как выбираться отсюда.
Таня подошла к окну. Открылось оно свободно. Девушка с надеждой распахнула створку… М-да. Можно даже не пробовать. Третий этаж. А потолки в доме – высоченные. Сделать, как в авантюрном романе, веревку из простыней? Но постельного белья нет. В комнате вообще ничего не имелось, кроме единственной голой койки. И дверь заперта. Неужели им остается покорно ждать развития событий?..
Одна радость: мама уже совершенно пришла в себя, села на кровати. Спросила – голос больше не срывался:
– Таня! Ты можешь мне объяснить, чего они от нас хотят?
– Мистер Трэвис сказал, по-моему, ясно: ему нужно то, что вы с Мирославом украли из сейфа.
– Но я…
– Да. Да. Я уже поняла: ты святая. В ограблении не участвовала и вообще ничего не знаешь, – с раздражением откликнулась дочь.
– Танечка, зачем ты так? – с укором произнесла Юлия Николаевна.
– Да затем! – Таню переполнял гнев. – С нас требуют нечто чрезвычайно ценное. Иначе б не стали из тюрьмы тебя вытаскивать. Неужели непонятно: они вовсе не помочь нам хотели. Они просто выполняли приказ этого Трэвиса! Вот небось хихикали про себя, когда мы в благодарностях рассыпались, деньги им предлагали! А ты клянешься, что даже не знаешь, о чем речь!
– Но я правда не знаю!
– Там, в сторожевой башне… ты видела труп дворецкого. А Мирослав – что он делал? У него хотя бы в руках что-нибудь было?
– Н-нет… Сзади, на столе только…
– Что?
– Бархатные коробочки. Вроде с драгоценностями… И еще, по-моему, холсты. Картины.
– Какие?
– Не видела я! Они свернуты были!
– А дома у него?
– Нет, – помотала головой мать. – Ничего.
– Ладно, – вздохнула Таня. – Примем твою версию, что в особняк явился кто-то до тебя. Прикончил Мирослава и прихватил драгоценности, картины – или что там еще в сейфе было. Но тогда возникает вопрос: Мирослав – грабитель номер один. Некто – тот, кто его убил и добычу забрал, – второй. А эти ребята, что нас здесь держат… Трэвис и иже с ним. Они – кто?..
Татьяна насупилась, вспомнила:
– Дэн ведь мою скульптуру наваял… и в любви мне объясняться начал еще до того, как Мирослава убили. Явно неспроста. Он (или сообщники его) тебя, похоже, прямо от сторожевой башни пас. Значит, выяснили, что ты находишься у меня в номере. Со мной познакомились, выходит, тоже из-за тебя. – Девушка помрачнела. – Они все знали, все! И, наверно, проследили, как ты к любимому своему из гостиницы помчалась… Но тогда они должны понимать, что у тебя и ворованного ничего нет. Бр-р… – она помотала головой. – Вообще ничего не понимаю…