Три путешествия в Рим к Марии Монтессори

II

Те нравственные основания, которые руководят деятельностью Марии Монтессори, всегда бывали высказываемы и применяемы выдающимися педагогами всех времён.

Более века тому назад Песталоцци ставил их в основу своей теории.

Я ещё не родилась, когда в Ясной Поляне школа моего отца Л. Н. Толстого была с полным успехом ведена на тех же принципах.

Итак, путь, по которому идёт Монтессори, – не новый.

Орудие, которым она прокладывает свой путь – тоже старо, как мир.

И свет, освещающий её путь – никогда не угасал.

Путь этот – путь свободы.

Орудие – это знание или наука.

И свет – это любовь.

Мне страшно употреблять эти три, веками извращённые и ложно толкуемые понятия.

«Любовь – опасное слово», – говаривал мой отец, Л. Н. Толстой: «Во имя любви к семье совершаются злые поступки, во имя любви к отечеству ещё худшие, а во имя любви к человечеству – самые страшные ужасы».

А вот что он говорит о науке: «Законная цель наук есть познание истин, служащих благу людей. Ложная цель есть оправдание обманов, вносящих зло в жизнь человеческую».

Но особенно понятие свободы часто настолько извращалось, что для многих самый звук этого слова стал противен и страшен» – «Oh liberte, que de crimes on commet en ton nom» («О свобода, сколько преступлений совершается твоим именем») воскликнула ещё Madame Roland, когда её вели на эшафот.

Именем свободы было сделано столько злоупотреблений, что не мудрено, что это слово иногда вызывает недоверие и страх. Для одних оно представляется пугалом, признав которое, люди подвергают свою физическую и духовную жизнь всяким насилиям и опасностям. Для других – это понятие есть синоним нарушения всякого порядка и освобождения себя от всяких законов – не только мирских, человеческих – но и нравственных, религиозных.

А между тем, если без этого основного закона жизни ни человек, ни животное, ни даже растение не может развиваться, то почему дети должны составлять исключение из этого правила?

Если теперь уже никто не спорит о том, что человек достигает своего высшего развития только при условии наибольшей свободы; если доказано, что рабство есть самое губительное состояние, как для души раба, так и для души господина, и если поэтому человечество сочло нужным для своего блага уничтожить владение одного человека душой другого, – то почему в детскихсадах и в школах эти законы не имеют такого же права на существование?

«Необходимо, чтобы школа допускала свободные естественные проявления в ребёнке», – пишет Монтессори, – «это её главнейшая реформа». И дальше опять повторяет: «Основным стержнем научной педагогики должна быть такая свобода школьников, которая давала бы возможность развитию непосредственных индивидуальных проявлений ребёнка».

И вот, когда Монтессори устроила в Риме первую свою «Casa dei Bambini» (Дом детей), она не побоялась взять девизом старое-старое слово «свобода». Свобода, которой и до сих пор мы так мало доверяем, несмотря на тяжёлые удары, веками наносимые нам за наше недоверие.

Монтессори задалась целью доказать, что свобода ставит человечество на единственный прочный путь к порядку и закону, и что нужда в теперешней школьной дисциплине выросла на упорной подозрительности и недоверии к той свободе, которая так необходима для счастья не только взрослых людей, но и детей. Она взялась доказать, что школьные правила безмолвия, неподвижности, однородности занятий, наград и наказаний – так же устарели, как крепостное право.

III

Ребёнок растёт сам. Роста вызвать нельзя. Из мыши вы никогда не сделаете слона, и на земляничном кусту никогда не вырастите арбуза. Можно росту помешать, можно его задержать и заглушить. И, с другой стороны, можно устранить препятствия, задерживающие его, – можно дать благоприятные условия для расцвета и развития тех способностей, которыми природа одарила ребёнка.

И вот в этом состоит цель воспитания.

Мы должны всячески способствовать развитию тех сторон детской души, которые желательны, и заглушать те, которые, развиваясь, могут только принести горе самому ребёнку и окружающим его.

«Ребёнок растёт не потому, что он питается», – пишет Монтессори в своей книге, – «не потому, что он дышит, не потому, что находится в подходящих условиях воздуха и тепла, – он растёт потому, что в нём проявляется присущая ему жизнь, потому что тот жизненный зародыш, от которого произошло его существование, развивается»… По её мнению, создать в ребёнке ничего нельзя, – можно разбудить иногда дремлющую в нём жизнь и направить её, давая ей, впрочем, свободу самой развивать свои индивидуальные стороны.

«Auto-educazione» – «самовоспитание» – это альфа и омега монтессорской системы.

Если всякий человек рождается с наклонностями и особенностями, только одному ему присущими, с характером, ему одному свойственным, – то должны ли мы, смеем ли мы насиловать и ломать эти особенности?

«Избави Бог, – говорить немецкий философ Лихтенберг, – чтобы человек, учителем которого является вся природа, должен был сделаться куском воска, чтобы на нём отпечатал свой возвышенный образ какой-нибудь профессор».

От этого же предостерегает и Монтессори. Она особенно боится того, чтобы учитель или учительница не старались навязать свою личность ребёнку. Гармония в оркестре достигается не тем, чтобы все инструменты играли бы в унисон, а, напротив, тем, что каждый инструмент имеет свой характер и играет то, что ему свойственно. Также и каждый человек должен внести в мировую гармонию свою лепту, как бы скромна и ничтожна она ни была, но которую, кроме него, никто другой внести не может.

К этой особенности характера, к этой индивидуальности в ребёнке Монтессори относится с величайшей бережливостью и от всякого педагога требует такого же уважения к развивающейся личности ребёнка.

«Мы до сих пор ошибочно думали», – пишет она, – «что естественное воспитание маленьких детей должно быть только физическое. Но мы видим, что дух имеет свой характер, и что только духовная жизнь руководит человеческим существованием во всех его возрастах».

На этом же основании она жёстоко нападает на существующие в данное время в Италии программы школьного образования.

«Мы держим учеников задавленными унижающими их тело и душу условиями, как-то: парты и внешние награды и наказания. Наша цель – привести их дисциплиной неподвижности и молчания – куда? На самом деле, чтобы вести их без всякой цели… Стараются механически влить в их сознание содержание школьных программ, – программ, в тёмную составленных учебным ведомством. О, перед таким презрением к жизни, развивающейся в будущих поколениях наших потомков – нам только приходится в смущении склонить голову и закрыть руками краснеющее лицо. Пришло время, когда налагается на нас насущная обязанность: обновление метода воспитания и образования. И тот, кто борется за это дело – борется за возрождение человечества».