Три разговора
Шрифт:
Гришка поднял глаза на Пивоварова. В серых его зрачках отразились вербы, небо, какая-то радость и какое-то удивление.
– Спасибо вам, это я не говорю. А только он за всех.
– Вот тебе и спасибо. А ему за что спасибо сказать?
– А тот у Благодухова все объяснил: вся власть советам! Буржуев по шапке, сами будете жить, без буржуев. А там в Петрограде сидит самый главный, Керенский по фамилии, ой и вредный. Ему все воевать и воевать... Кровь проливать.
– Значит, ты мой магазин заберешь? Хозяином станешь?
Гришка удивленно воззрился на хозяина:
– Да
Гришкины глаза погасли, он сердито глянул на жеребца: с какой стати шагом плетется и голову даже повесил!
– Но! Задумался!
Ехали молча до второго моста. И тут Гришка спросил:
– А вы видали большевиков? Хоть одного видали?
Пивоваров ответил неохотно:
– Вот добра нашел смотреть! Большевики!
– Интересно посмотреть, какие.
– Подумаешь!
Гришка почуял что-то неприятное в ответах Пивоварова. И вообще с некоторого времени хозяин ему меньше нравился: не такой веселый и все больше спрашивает, а сам мало говорит. Но сегодня, пожалуй, он и повеселится. У Гришки приготовлены для него городские новости. Может, это и не такие важные вещи, как политика, а все-таки интересно.
– А вчера Воротиловка горела! Куда тебе зарево! Ни одной звезды не видно!
– Воротиловка?
– быстро спросил Пивоваров.
– Всю ночь горела! Ой, и здорово ж горела!
– Воротиловка?
– Ага. Мы с Гаврюшкой бегали.
– Много хат сгорело?
– Зачем хаты? Хаты все целые. Панский дом горел.
– Подожди. Шагом. Как ты говоришь?
– Я говорю: панский дом. Хорошо горел!
– Да что такое?
– И солома, и конюшня, и клуни. Все начисто!
– Ай-ай-ай!
– задохнулся Пивоваров.
– Лошади там такие замечательные! Сгорели?
– Нет! Зачем? Лошади нет! Лошадей мужики развели. Лошади у мужиков теперь. И машины. И так еще... Организованно! Все в порядке. Ха! Наша пожарная приехала, а они говорят: чего приехали? Пускай горит!
– Ай-ай-ай!
– А чего?
– оглянулся Гришка.
– Мужики сказали: удрали в город, пускай там и сидят, и им спокойнее, и нам без хлопот. Так они и поехали обратно. Не тушили.
– Куда ж они поехали?
– А в свою пожарную и поехали. Куда ж?
– Да нет! Восковы!
– А, господа? Господа в город поехали. Куда ж им ехать? Ха! Да они и не поехали вовсе...
– Что ты говоришь?
– Куда там ехать? Сам Восков, говорят, в одной рубашке удрал. Ребята воротиловские говорят: он всегда без подштанников спать ложился, у панов, будто, всегда так. Правда это?
– Что?
– Да вот, что паны без подштанников спать идут? Другое бы дело от бедности, а то чего?
– Да брось ты... подштанники... А Ирина Павловна?
– Это барыня? Все целы! Они, как выскочили, так прямо в жито. А потом и пошли. Пешком.
Пивоваров почему-то до самого дома не сказал больше ни слова. Гришка чмокал, чмокал на жеребца, то натягивал вожжи, то отпускал, несколько раз оглянулся, непривычно для него было это молчание. Расстроился хозяин, видно, а может что-нибудь другое.
– А лошади не сгорели, - сказал Гришка, рассматривая придорожные
плетни.– Все в порядке. Коровы, лошади, все, как следует...
Но Пивоваров и на это ничего не сказал. Гришка тоже заскучал. А потом сказал нехотя:
– И барыня, и дочка. Все в порядке!
4
На вербах уже ничего не осталось, а на замостье серая жижа закрыла и булыжники и ямы. Жеребец шел злой, шатался на ямах, спотыкался.
В городе возле управы стояла полусотня солдат. Откуда они взялись и для чего торчали в городе, никто не знал. Говорили, что из этой полусотни будет сделан новый какой-то полк. Правда или неправда это, никто не знал, а казаки гуляли по улицам, ухаживали за девчатами, о войне у них и разговору не было. Едучи на станцию, Гришка думал о казаках, он не прочь был тоже сесть на коня и надеть черкеску. Но это было не самое главное.
Самое главное было другое: в Петрограде Ленин-таки выгнал Керенского, довольно ему воевать. Пивоваров, как услышал об этом, так и полетел в губернию. А чего ему лететь, если и так все напечатано в газетах подробно?
На станционной площади насчитал человек двадцать из команды выздоравливающих. Они гуляли по площади, заглядывали на пути, собирались по три, по четыре, болтали. С ними было несколько своих парней, миропольских. Гришка часа четыре ожидал хозяина, привязал жеребца к столбику, прислушивался и присматривался к солдатам. Все понимали, что сейчас должны приехать большевики.
Самый знакомый Власов. Подбородок у него маленький, тонкий, а скулы широкие, усики. Власов гуляет в старенькой шинельке, руки греет в карманах и посматривает на город:
– Вот постой, привезут мне сейчас того-сего. Хоть и не мой город, а поддам кой-кому коленом.
– А чего привезут? Чего привезут?
– пристал к нему Гришка.
Власов задвинул руки в карманы по самые локти и смеется:
– Чего привезут? Пуки-туки-буки! Образца девяносто пятого года.
– Это ружья?
– Не ружья, деточка, не ружья, - винтовки! Да ты помалкивай.
– Большевики привезут?
– Вот любопытный! Ну, а кто ж, меньшевики, что ли? Догадываться надо.
– А скоро привезут?
– Чего?
– Да эти...
– Ох, и дурной же ты! Чего? Несознательный какой!
– Да чего я несознательный?
– Дубина просто! Ты ж видишь, что я с голыми руками. И другие. Чего ты орешь? Погулять выйти нельзя на станцию, так сейчас и пристанут.
Подошел пассажирский. Солдаты бросились к вагонам, но оказалось, что большевики не приехали. Гришке так стало досадно, как никогда в жизни не было. Солдаты собирались у входа и тихонько скучали. Но прибежал Власов, зашептал:
– Идет следом поезд! На Благодухов. И трехдюймовка с ними. Минут через двадцать будет. А ты чего здесь? Ох, и парень же любопытный!
– Какой это?
– Да вот этот, пивоваровский! Вон, бери своего хозяина!
Пивоваров вышел сам не свой, на Гришку и не посмотрел. Подошел к линейке и не садится, а стоит и смотрит куда-то, руку положил на крыло и пальцами постукивает. Гришка сидит на линейке, ожидает.
Хозяин вздохнул и полез-таки на линейку. Поехали.
– Что в городе?