Три стильных детектива
Шрифт:
– Вот паршивцы, они стащили письмо! – воскликнула женщина. – Ну, я им задам!
– Может, вы запомнили имя и адрес нотариуса? – не скрывая разочарования, спросил Жозеф.
Она пожала плечами.
– Да разве все упомнишь? Там было много всяких слов, я не стала вникать. Думала, вот Эварист вернется…
Она, казалось, только сейчас осознала, что муж не вернется никогда. Но это вызвало у нее не печаль, а озлобленность.
– Говорю же: это вылетело у меня из головы! Я, что, не ясно выразилась? Что вам еще от меня надо?! Явились сюда без приглашения и теперь требуете, чтобы я изливала вам душу?! А ну, убирайтесь!
Жозеф отошел от дома на несколько
– Дайте нам монетки, получите письмо! – сказал мальчик.
– А ты, похоже, не пропадешь, малец!
Жозеф пошарил в карманах и понял, что денег у него осталось только на обратную дорогу. Он поразмыслил минуту и решил расстаться с подарком отца – перочинным ножиком с роговой ручкой.
– Это – или ничего, – поставил он ультиматум.
Дети вполголоса посовещались.
– Идет, – сказал мальчик.
Обмен произошел в мгновение ока, и Жозеф вдруг понял, что пожертвовал памятью об отце ради мятого клочка бумаги.
«Маленькие негодники! – пробормотал он. – Да здесь только обрывок! И все же это, возможно, даст нам недостающее звено в цепочке. Интересно, соизволит ли дорогой Виктор оценить мою жертву?»
От письма сохранилась лишь часть:
Месье,
Вам необходимо явиться в пассаж д’Анфер, 20 и обратиться к месье Грандену…
– Вы молодец, Жозеф! Жаль, конечно, что мы не можем прочитать письмо полностью, но теперь я точно знаю, мы на верном пути, – прошептал Виктор, когда Жозеф вручил ему свой трофей в подвале книжного магазина.
Жозеф чуть не задохнулся от возмущения:
– Ах, вот как! Вы меня просто используете, а вся слава достанется вам! Да я при вас, как в штрафной роте! – И он запел:
В штрафной роте мы маршируем,И нельзя отставать;Когда разводящий кричит: «Чётче шаг!»,Надо маршировать… [114]114
Песня Аристида Бриана, писателя, актера, шансонье, 1891 год. – Прим. авт.
– Ничего подобного, мы ведем расследование на равных.
– Я продрог до костей, может быть, теперь слягу или даже умру, а вы будете почивать на лаврах! Имейте в виду, в случае моей смерти вам придется взять на себя заботу о моих жене и дочери!
– Уймитесь, Жозеф, у меня нет времени петь вам дифирамбы. Повторяю еще раз: мы действуем сообща. И, благодаря вам, расследование продвигается. Ведь мне передали послание, предназначенное Максансу Вине, и это тоже приглашение в пассаж д’Анфер к служащему нотариальной конторы Грандену.
– Вот как?! Значит, всех их связывает какое-то наследство! Я должен немедленно это записать. – Жозеф похлопал себя по карманам и побледнел. – Мой блокнот! Я потерял его! Это катастрофа!
– Когда вы в последний раз держали его в руках?
– Не помню… Ах да, вчера вечером! Меня позвала Айрис, и я… Вот черт, я забыл его на прилавке! Только бы он был там…
Он со всех ног бросился наверх, в лавку. Кэндзи сидел за своим столом, Симеон Дельма расставлял на полках тома «Человеческой комедии». Жозеф с непринужденным видом скользнул за прилавок, и из его груди вырвался вздох облегчения – драгоценный черный молескин
лежал под стопкой бумаг. Он поспешно сунул его в карман, не заметив насмешливого взгляда Кэндзи.Солнце, казалось, решило все же наведаться в столицу, чтобы доказать парижанам, что не оставляет их своим вниманием. Виктор слез с велосипеда. После ремонта тот был, конечно, уже не так хорош, как прежде, и по улице Клиши Виктору пришлось идти пешком, толкая велосипед перед собой.
На тротуаре перед домом номер 24 толпились люди. Виктор прислонил велосипед к стене, присел на корточки, делая вид, что проверяет, как работают педали, и прислушался.
– Ох, уж эти артисты! Это настоящее бедствие для приличного дома! – воскликнула невысокая женщина в вязаной шали. – Ходят туда-сюда, пачкают лестницу, а ведь на улице постоянно идет дождь! Заявляются после полуночи, а ты им дверь открывай! К примеру, прошлой ночью этот писака с пятого этажа, ты помнишь его, Зефирен?
– Конечно, – подтвердил усатый мужчина в зеленоватой кепке. – Они вечно не дают нам спать, мы с Титиной просто валимся с ног от усталости! Да-а, скажу я вам! Раньше это был приличный дом, но потом большинство наших жильцов переехали в более престижные кварталы, и тут поселились всякие голодранцы!
– Это точно! – горячо поддержал его сторож из парка, бывший вояка с пустым рукавом куртки, приколотым к плечу английской булавкой. – Мы вынуждены жить рядом со шлюхами и бездельниками! У них есть обе руки, но они ни черта не делают! А вот я, месье Плюше, по-прежнему служу родине, хотя пострадал, исполняя свой гражданский долг!
– Ну да, месье Жоблен, почти все поступили так же.
– Ну да, кроме тех, кто ни в армии служить не хочет, ни работать! Мой отец умер, месье Плюше, в сорок три года. Нас у него было пятеро, и без лишней скромности скажу, все выросли порядочными людьми. Теперь такого не бывает…
– Вы правы, месье Жоблен, – согласилась пожилая женщина, дергая таксу за поводок. – Нынче в газетах твердят, что Франции нужны дети. Увы, у меня их нет, зато есть мой Фенуйяр, с ним мне не так одиноко.
– У вас славный пес, – заметил месье Жоблен. – А вот и наша Амеде! Привет, ты принесла мою пенсию?
– Привет честной компании. Нет, Жоблен, я не принесла тебе пенсию, зато у меня есть письмо для вас, мадам Альфонзина.
Мадам Плюше поспешно распечатала конверт, воскликнула «О!», и ее лицо озарила улыбка.
– Это от мадемуазель Иды, она не забыла про нас, Зефирен.
– Фенуйяр, прекрати, глупая собака, ты же удавишься! – закричала пожилая женщина. – Можно мне тоже посмотреть, мадам Плюше?
Обе с восторгом разглядывали программку казино в Сермез-ле-Бен.
– «Мадам Альфонзине Плюше и ее супругу месье Зефирену Плюше на память о гастролях “Ла Маскотт”. С наилучшими пожеланиями», – прочитала вслух счастливая консьержка. – Как это приятно – получить от такой известной певицы подарок! Я вклею эту программку в наш семейный альбом, ладно, Зефирен? Мы обожаем оперетту. А вы, месье Жоблен, любите музыку?
– Только военную!
Виктор решил, что пора вмешаться:
– Добрый вечер, дамы и господа, – сказал он, приблизившись, и посмотрел на мужчину: – Если не ошибаюсь, вы здешний дворник?
Зефирен Плюше окинул его недоверчивым взглядом.
– Ошибаетесь, месье, я – консьерж.
– Прошу меня извинить.
– Ваши извинения приняты. Но впредь не путайте, это разные должности: я отвечаю в этом доме за все. Чем вам помочь?
– Я хотел бы послать букет цветов мадемуазель Иде Бонваль. Она ведь здесь проживает?