Три свидетеля

– Дорогой сэр, – Чаффи заулыбался, – в таком случае вы, должно быть, считаете, что я лгу.

– Я этого не сказал.

– Но думаете, конечно. – Он пожал плечами. – Зачем? Какой в этом глубокий смысл?

– Откуда же мне знать. Вы говорили, будто хотите помочь Мигану найти жену.

– Нет, не хотел. Хотел бы. Он ужасный зануда.

– Наверняка высший класс.

– Да. Именно.

– Вероятно, имело смысл приложить некоторые усилия, чтобы от него избавиться. Вы пытались?

– Я написал, как именно я пытался, и подписал показания. Мне нечего добавить. Я хотел бы вспомнить. Один из ваших коллег предложил для этого съездить в Питтсбург, посмотреть на картину. Наверное, пошутил.

Раздражение, вспыхнувшее в его красивых темных глазах, которые были такими ясными, как будто он проспал часов восемь, напомнило мне, что я должен был бы читать его показания, и если он вдруг заподозрит обратное, то может спросить, кто я такой.

Я посмотрел на него честными глазами:

– Мистер Чаффи, все это не нравится никому. Дальше будет хуже, а не лучше, и так до тех пор, пока мы не найдем убийцу. Вы все, кто живет в этом доме, наверняка знаете что-то друг о друге и, возможно, знаете о чем-то в связи с Кампфом, но не рассказываете. Я не жду, чтобы такой человек, как вы, просто так поливал бы грязью соседей, но, когда дело касается убийства, любая грязь все равно выйдет наружу, и если вы что-то знаете и молчите, то вы еще больший дурак, чем кажетесь.

– Какая речь! – Он опять улыбался.

– Благодарю. Ваша очередь.

– Я не настолько красноречив. – Он покачал головой. – Нет, не смогу вам ничем помочь. Не стану утверждать, что я совсем уж далек от грязи, это было бы слишком, но все это не то, что вам нужно… нет. Вам известно мое мнение о Кампфе, которого я хорошо знал. Он был во многих отношениях замечательный человек, но у него было много недостатков. Примерно то же самое могу сказать о Таленто. С Эландом я знаком мало и, уж конечно, не близко. О Мигане знаю не больше, чем вы. Понятия не имею, почему кто-то из них мог бы убить Филипа Кампфа. Если вы думаете, что…

Тут зазвонил телефон. Чаффи подошел к столику рядом с диваном и снял трубку. Сказал пару раз «да», потом короткую фразу, потом:

– Но один из ваших людей сейчас здесь… Не знаю, имени не спросил… Может быть… не знаю… Хорошо: сто пятьдесят пять, Леонард-стрит… Да, могу выйти через несколько минут.

Он повесил трубку и повернулся ко мне. Я заговорил первым, уже вставая:

– Значит, вас вызвали к окружному прокурору. Не говорите там, что я сказал о них, но они скорее сунут дело в папку и будут держать, пока ад не замерзнет, чем дадут нашему отделу спокойно работать. Если им нужно мое имя, они знают, кого спросить.

Я дошел до двери, открыл ее и ушел.

Полицейских машин по-прежнему не было. Я свернул налево на Корт-стрит, прошел два квартала и с облегчением увидел такси с пассажиром, который сидел на своем месте и смотрел в окно. Если бы таксист укатил с ним вместе, чтобы продать, или под каким-нибудь предлогом его увел бы Стеббинс, я не рискнул бы возвращаться домой. Пес мне, похоже, обрадовался, а как, черт возьми, иначе! Пока мы ехали на Тридцать пятую улицу, он сидел, привалившись ко мне спиной, как к стенке. На счетчике было всего-то шесть долларов с мелочью, но сдачи я не спросил. Если Вулф хочет навязать мне расследование убийства только по той причине, что он вдруг проникся теплыми чувствами к собаке, ему это дорого обойдется.

В кабинете я отметил про себя, что Джет сразу уверенно направился к Вулфу, который сидел за столом, чем подтвердил мои подозрения, что вчера вечером, пока я отсутствовал, Вулф его подзывал, и, может быть, даже угощал, и, может быть, даже гладил. На ум пришли кое-какие мысли, но я их придержал. Вполне возможно, скоро меня вызовут кое-куда, и придется потратить часть моего драгоценного времени, доказывая, что я не по своей вине выдавал себя за полицейского детектива, а если подозреваемые приняли меня за возможного убийцу, я тоже ни при чем.

Вулф поставил на стол пустой стакан из-под пива и спросил:

– Ну как?

Я отчитался. Ситуация требовала полного, детального отчета, и я его представил, а Вулф слушал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Когда я закончил, он ни о чем не спросил. Но открыл глаза, сел прямо и начал говорить:

– Позвони…

– Минуточку, – перебил я его. – Я трудился все утро, потому требую удовлетворения: хочу сам внести предложение. Давно об этом мечтал. Как называется институт в Питтсбурге, где есть выставочный зал?

– Именно. Попал пальцем в небо.

– Знаю, но звонок будет вам стоить всего один доллар. Я только что заплатил за такси десятку. Так как он называется?

– Питтсбургский институт искусств.

Я повернулся к своему телефону, поговорил с телефонисткой и стал ждать соединения. С институтом меня соединили почти мгновенно, хотя там четверть часа искали трех разных человек, которые могли бы ответить на мой вопрос.

Я положил трубку и повернулся к Вулфу:

– Выставка закончилась неделю назад. В Питтсбург, слава богу, ехать не придется. Картину выставлял мистер Герман Бронштейн из Нью-Йорка, которому она и принадлежит. Ее отправили ему курьером четыре дня назад. Адреса Бронштейна не дали.

– Телефонный справочник.

Справочник был уже у меня в руках, и я листал страницы.

– Вот и он. Магазин на Брод-стрит, квартира на Парк-авеню. Герман тут только один.

– Звони.

– Нет. Он может заупрямиться. Тогда на это уйдет целый день. Лучше я съезжу к нему без звонка. Может, он дома. Если меня не пустят, можете меня выгнать. Все равно я думаю уволиться.

Вулф посомневался, поскольку это была моя идея, но купился. Я немного подумал, подошел к книжному шкафу, открыл нижние дверцы и достал фотоаппарат со всеми аксессуарами, перекинул через плечо ремень футляра, сказал Вулфу, что не вернусь, пока не увижу картину, где бы она ни находилась, и ушел. Впрочем, сначала я набрал номер Таленто, чтобы сказать ему, что все в порядке, вчерашняя встреча прошла нормально, только он не снял трубку. Либо до сих пор торчал в офисе окружного прокурора, либо сам ехал на Тридцать пятую улицу, но, если он явится в мое отсутствие, ничего страшного, там Джет, и значит, есть кому защитить Вулфа.

Такси остановилось перед одним из роскошных огромных домов на Парк-авеню в районе Семидесятых, я вышел и прямиком пошел к подъезду, где хотел пройти мимо швейцара, сделав вид, будто его не вижу, но он меня окликнул. Я бросил на ходу как настоящий профессионал: «Бронштейн, съемка, опаздываю» – и он меня не остановил. Я пересек роскошный холл, вошел в лифт, который, к счастью, стоял с открытой дверью, сказал: «К Бронштейну, пожалуйста» – и лифтер закрыл двери и нажал на кнопку. Лифт остановился на двенадцатом этаже, где я и вышел. Там было две двери – одна справа, другая слева, – и я повернул к правой, наудачу – пятьдесят на пятьдесят, не спрашивая у лифтера, который стоял рядом с открытой дверью и вполне мог меня развернуть.