Три версты с гаком. Я спешу за счастьем
Шрифт:
— Навоевалась? Залезай, до дома подкину… Небось корова не доена?
— Мне с тобой и сидеть — то рядом тошно, — отмахнулась женщина и, показав тощие ляжки, залезла в кузов. И даже повернулась к кабине спиной.
— Это ж самосвал… А если механизм забарахлит? — сказал шофер. — Возьмёт да на ходу опрастается, тогда как?
— Её в кабинку сажай, стерву, — буркнула жена. — А мне и тут хорошо.
Шофер подмигнул Артёму:
— Отчаянная моя Марфа! Ни черта, ни бога не боится — все ей нипочём!
Рассмеялся, захлопнул дверцу и тронул самосвал. Подпрыгнув на повороте сразу двумя скатами, грузовик
— Ну и дела-а! — протянул ошеломлённый Артём.
— Уж который раз эту цирку под моими окнами вытворяют, — сказала Степанида. — Стёпка — то парень из себя видный, а нашёл какую — то замухрышку. Ни рожи, ни кожи. Веретено в сарафане!
— Дурища, у меня фигура не то что у тебя, колоды дубовой! — возмущённо крикнула из — за закрытых дверей Верушка.
Артём вспомнил про свои дела и, все убыстряя шаги, свернул к дому Тани. Мотоцикла не было. А на двери дома красовался увесистый черный замок. Пока он глазел на сцепившихся женщин, Таня и Володя куда — то укатили… Но куда?
Артём кинулся к поселковому Совету.
4
У крыльца поселкового Артём наткнулся на Мыльникова и Носкова. Попыхивая папиросами, они о чем — то мирно толковали.
— Лёгок на помине, — сказал Кирилл Евграфович. — Мы тут тебя вспоминали…
— Просьба к вам, Артём Иванович, — вступил в разговор и Мыльников. — К Ноябрьским праздникам задумали мы в заводской Аллее передовиков портреты вывесить… Не возьмётесь за это дело? Мы, конечно, заплатим…
— Я ведь у вас в долгу, — сказал Артём. — Спасибо за доски и цемент…
Он успокоился: раз Кирилл Евграфович здесь, значит, Володя и Таня не в поселковом. При обряде бракосочетания присутствие председателя обязательно. На всякий случай спросил:
— Не предвидится у вас сегодня никаких гражданских актов?
— Не слыхать, — сказал Носков. — А что, поприсутствовать желаешь?
— Только в качестве свидетеля, — улыбнулся Артём.
— У вас будет наверху большое окно? — спросил Алексей Иванович, кивнув на дом.
— Мастерская…
— Мда-а, а где же вы достанете стекло?
— Вероятнее всего, в Ленинграде. Только вот как его доставить сюда?
— Есть у вас складной метр или рулетка?
— Я и так знаю, — сказал Артём. — Метр восемьдесят на два.
Мыльников достал четырехцветную шариковую ручку и записал в блокнот.
— Во вторник вам привезут стекло… Вообще — то Осинский скупердяй известный, но мне не откажет.
— Алексей Иванович, я поклялся, что больше никогда оформительскими работами заниматься не буду, но, так и быть, нарушу свою клятву… — сказал Артём.
Это стекло для мастерской вот уже две недели не давало ему покоя. Попробуй такую махину везти из Ленинграда!
— Для родного посёлка постарайся, Артём Иваныч, — ввернул Носков. — Раз уж свою клятву нарушил…
Ох, как не хотелось Артёму браться за эту непрофессиональную работу… Но как объяснишь этим хорошим людям? Обидятся, подумают — нос дерёт, не хочет уважить…
— Ещё время у нас есть, — сказал Мыльников. — Не желаете пока на рыбалку? Я тут откопал такое озеро! Барсучье называется…
— Хоть сейчас! — обрадовался Артём.
— В пятницу вечером. Договорились?
— Я вас жду, — сказал Артём.
Мыльников
вытащил из кармана несколько красных самодельных блесен.— Специально заказал меднику для крупных щук, — сказал он. — Моей конструкции. Попробовал в воде — играет, как заводная. По штучке могу вам подарить.
Носков отказался, сказав, что не любит ловить на спиннинг, а Артём взял.
Мыльников попрощался, уселся за руль и уехал. На повороте «газик» козлом подпрыгнул в воздух. Из — под колёс в дощатый забор с дробным грохотом ударили комья грязи.
— Опять мы с ним из — за дороги схватились. Дело к осени, а как начнутся дожди — пиши пропало. Ни один автобус не пройдёт, — сказал Кирилл Евграфович. — А что стоило сейчас бы, пока сушь да теплынь, пройтись грейдером да засыпать песком? Вот что, я напишу заметку в районную газету, а ты нарисуй на него карикатуру посмешней. Ух, взовьётся! Мыльников не терпит критики. Привык, что всегда хвалят. И в газете и по радио.
— Он мне материалы подкидывает, вон стекло обещал, а я — карикатуру?
— Не даром же! Ты деньги в бухгалтерию платишь… А потом дорога — государственное дело. Забыл, как меня костерил? Я ж не обиделся. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой…
— Кирилл Евграфович, у вас тут в поселковом браки регистрируют? — спросил Артём.
— Чего это ты вдруг заинтересовался? Никак жениться задумал? Выходит, наши девчонки получше питерских?
— Так уж и жениться…
— Давай приводи любую… — усмехнулся Носков. — За милую душу зарегистрирую. У меня тут без задержки.
— У вас тут своих женихов хватает…
— С такой знатной бородой ни одного нет. У нас все безусые.
— С бачками есть, как у Пушкина…
— Вон оно что… — протянул Кирилл Евграфович. — Это ты о Володьке Дмитриенко? У Мыльникова на заводе работает. Наладчик станков. Толковый парень, только вот, когда выпьет, побуянить любит… А ты что, имеешь против него что — нибудь?
— Наоборот, — сказал Артём. — Восхищаюсь.
— Чего — то ты темнишь, парень, — покачал головой Кирилл Евграфович.
— Гаврилыч меня ждёт, — сказал Артём. — Великолепный плотник! Спасибо за рекомендацию. Я очень рад, что он строит дом.
— Гляди не сглазь… — усмехнулся Носков. — Так прошу тебя: подумай насчёт карикатуры. Позанозистей, чтоб за живое задело…
У калитки Артём остановился. Носков курил и смотрел на него. И взгляд у него был задумчивый.
Глава четырнадцатая
1
Сентябрь был такой же тёплый и солнечный, как и август. Все так же стороной проносились редкие осенние грозы, пронзительные ветры гнули в бору деревья, и тогда в воздухе густо реяли сухие сосновые иголки и уже тронутые желтизной листья. Потом снова становилось тепло и солнечно. В такие дни из леса плыли по воздуху длинные голубоватые нити паутины, которые и разглядеть — то почти невозможно. На длинных паутинах, оторвавшись от своей многодетной матери — паучихи, совершали своё первое далёкое путешествие маленькие паучки. Идёт человек по лесу или по улице — и что — то тонкое, липкое вдруг коснётся его лица. Это и есть паутина с паучком — путешественником.