Три времени Сета
Шрифт:
— Иди со мной, — тем не менее, хмуро произнес варвар, взял девушку за руку и повел к своему столу.
Здесь, при свете огромной свечи, стоящей в массивном железном подсвечнике на выступе стены за его спиной, Конан рассмотрел новую подругу и позволил ей рассмотреть себя.
Девушка действительно нисколько не походила на здешних обитательниц — хотя бы потому, что была слишком юна и свежа. Весь облик ее выдавал благородное происхождение, а посему при всем желании она не смогла бы смешаться с лихими кабацкими девицами. Миловидное лицо с тонкими, но неброскими чертами привлекало чистотой и белизной кожи, изящным изгибом бровей и рта, но все-таки более всего глазами — голубыми,
— Кто ты, красавица?
— Данита… — Если б он не видел ее, а только слышал этот нежный ровный голос, без труда смог бы представить себе ее внешность.
— Я — Конан. Из Киммерии. Слышала о такой стране?
Она молча помотала головой. Раз посмотрев на киммерийца, она уже не поднимала на него глаз, предпочитая разглядывать узоры на чаше и трещины на крышке стола.
— Ты как сюда попала?
— Я ищу отца… — Она ответила так тихо, что Конану пришлось повторить про себя ее слова, чтобы понять.
— Он кто? Сапожник? Портной? — заранее зная, что не сапожник и не портной, продолжал спрашивать варвар.
— Нет… Мне надо идти, его здесь нет.
— А с чего ты взяла, что он мог быть здесь?
— Он… Он… Мне надо идти, — заключила вдруг Данита, поднимая глаза на Конана, будто спрашивая, не против ли он остаться в одиночестве. Конан был против.
— Уже ночь, — наставительно сказал он, вновь подвигая к себе чашу с вином. — Как ты пойдешь одна по вонючей Мессантии? Луна и то еле светит… Клянусь Кромом, я провожу тебя домой, хочешь ты этого или вет.
Эту речь произнес однажды Ши Шелам (тот самый, что почитал духа желудка), соблазняя в дешевом кабаке на окраине города такую же дешевую сорокалетнюю Банну, огромную краснолицую торговку зеленью. Конан запомнил сие выступление Ловкача слово в слово, так что сейчас ему осталось только заменить Шадизар на Мессантию, а покровителя воров Бела на гораздо более достойного Крома, и, если не считать того обстоятельства, что луна-то как раз светила вовсю, первый ход в зарождающихся отношениях с девушкой был сделан. Вполне собою удовлетворенный, киммериец допил вино из чаши, а потом из бутыли, прямо из горлышка.
— Я не одна, — качнула головой Данита и улыбнулась, увидев, как при этих словах брови варвара съехались у переносицы. — Со мной Плипсо.
— Слизняк твой Плипсо, — презрительно скривил губы Конан. — Отпустил тебя в грязный трактир, полный всякой швали, а сам… Где же он? На улице?
— Нет. Он со мной.
Все еще улыбаясь, девушка сунула руку в глубокий карман мужской куртки что была накинута на ее плечи, и… В тот же миг варвар почувствовал такое необычайное волнение, что хмель мигом вылетел у него из головы. На ладони Даниты, широко растопырив клешни, лежал огромный живой розовый краб…
Первое число найдено. Оно должно указать ему дорогу — значит, теперь Конан непременно последует за Данитой, куда бы она ни вздумала направиться. С трудом оторвав взгляд от краба, он посмотрел на девушку, которая по юности своей была чрезвычайно обрадована произведенным на такого
большого и взрослого мужчину впечатлением.— Почему он живой? — спросил киммериец, сам толком не понимая, зачем это ему понадобилось знать.
— Он особенный, — с улыбкой ответила Данита, позабыв недавнюю печаль по поводу пропавшего отца. — Он может жить и в море и на суше. Мне подарил его брат…
Но при последних словах губы ее дрогнули, и в глазах снова появилось нечто близкое слезам. Конан отлично знал подобное выражение глаз у женщин, а потому торопливо перевел беседу в другое русло: уж слезы ему были совершенно ни к чему.
— Расскажи мне про отца, Данита. Он что, часто бывает в этой дыре? — И киммериец выразительно обвел взором зал трактира.
— Нет. Кажется, он вообще никогда тут не бывал… У него… О, Конан, мне трудно говорить об этом, но у него случаются такие провалы в памяти… Он вдруг исчезает из дому, и потом я нахожу его в самых неожиданных местах… Две луны назад я искала его всю ночь и еще немного утром, а в полдень, когда я думала, что моего бедного отца уже нет в живых, его привели домой портовые рабочие. Оказалось, он спал под перевернутой лодкой и… О, нет…
Длинные темные ресницы ее опустились на вздох и тут же намокли. Все-таки слезы! Конан заерзал на табурете, понимая, что или она немедленно перестанет плакать, или ему придется искать первое число где-нибудь в другом месте.
— Кромом клянусь, девочка, — морщась, проворчал он. — Твои слезы не помогут ему, хоть ты затопи этот поганый кабак до самой крыши. Когда он пропал?
— Перед сумерками. Я вышла во внутренний дворик — мы с ним любим сидеть там вечерами — и увидела, что светильник уже зажжен и стол накрыт, а отца… — Данита всхлипнула, но сдержала очередную слезу. — А отца нет.
— Прах и пепел! Так, может, он еще не успел туда спуститься!
— Я спрашивала у слуг. Они сказали, что искали его в доме… Все напрасно…
— Хм-м-м… Ну что ж… Вставай. Пойдем, порыскаем по улицам, и если он не свалил из Мессантии, мы найдем его, девочка. Вставай же!
Если Плипсо с Данитой собираются искать пропавшего старика, то Конан тоже займется именно этим. Жаль, что придется отложить на время встречу с рыжим талисманом и Кармио Газа, но, в конце концов, он может навестить их после — или после того, как найдется отец девушки, или после того, как Конан получит от Учителя в гирканских степях ту великую Силу…
Луна освещала окрестности немногим лишь бледнее солнца, упиваясь своей безграничной, хотя и временной властью. Оказавшись на улице, киммериец вдохнул свежий воздух, пропитанный морем и солью, повертел головой, с неприязнью обозревая полузабытые места. Сейчас Данита как обладательница Плипсо — первого числа — выберет дорогу, по коей и пойдут они вместе до поры, а потом… Но такой прекрасной ночью Конан не желал думать о потом. Он обернулся к девушке, зябко пожимавшей узкими плечами за его спиной. Несмотря на безветрие, она и правда замерзла: карманы ее огромной куртки надулись, так что сразу было ясно, что она сжала кулачки, а кончик точеного носика чуть покраснел.
— Тебе холодно? — с недоверием поинтересовался варвар, но ждать ответа не стал.
Видно, старая Низа еще дышала воздухом их общей земли, ибо сердце Конана, зажатое переполненным желудком, снова дрогнуло — на этот раз не в сладостном предчувствии ночи любви, а охваченное лихорадкой приключения. Надо спешить! Какая разница, тепло Даните или холодно, если они не медля и вздоха двинутся в путь? Скорый шаг и согреет ее и подбодрит. Перебив девушку на полуслове, варвар наклонил к ней лицо и, заглядывая в серые ночью глаза, быстро сказал: