Три женских возраста

– А почему ты вдруг вспомнила этих бомжей? – Ванесса Николаевна села рядом с Анной, прямо на полосатый коврик у двери, и опять стиснула руку невестки, на сей раз очень осторожно. – Почему ты заговорила именно о… об этом?..

– Не знаю. – Анна устало приоткрыла глаза. – Просто вспомнилось… Странно это как-то. Последнее время я везде натыкаюсь на бомжей… Возле работы один прицепился ко мне, возле нашего подъезда целая компания сидела. И все это меня пугает, как будто… Я не знаю, мам. Мне просто показалось. Наваждение… что-то знакомое, или словно все это уже было, трудно объяснить. Не знаю…

Анна вяло поднялась на ноги и механически отряхнула джинсы, потом надела плащ, посмотрелась в зеркало. Как побледнела Ванесса Николаевна! Точно мел… Эти головные боли ее вконец замучают, а она еще и работает по полной программе, так нельзя… Свекрови надо больше отдыхать… Анна отвернулась от зеркала и сделала шаг к двери. Домой, как можно скорее! К Альке, так напугавшей ее, к сонному и ворчливому Георгию, в дом, где она расслабится и успокоится.

Однако в тот момент, когда Анна открыла дверь и шагнула за порог, зазвонил телефон. Грубый звонок рассек тишину квартиры, и Ванесса Николаевна подскочила от неожиданности, схватившись за сердце. Анне пришлось самой снять трубку. Прижав ее к уху, она внезапно застыла, как соляной столб, забыв про все на свете, кроме Альки, потому что плачущий голосок дочери заполнил все ее тело, заморозив все чувства и оставив только дикий, животный страх. Ее девочка, ее малышка!..

– Мамочка, прости меня… Прости! Что я наделала! Мне так плохо, мама, очень, очень!.. Я больше не могу, прости…

В жизни ничего страшнее Анна не испытывала! Звенящий девичий голос вдруг сползает на шепот и резко обрывается хрипом, потом – плеск, будто хлынул дождь, и вдруг накатывает тишина, тяжелая и душная, как подушка, набитая пухом… Ни гудков, ни шума, ни шуршания в трубке – ничего! Ни единого звука, и от этого Аннин страх разбухает, как губка, и хочется завыть от горя, но страшно даже раскрыть рот! Надо бежать, только бежать, к дочке, быстрей, быстрее!..

Оттолкнув Ванессу Николаевну, Анна впрыгнула в сапоги и унеслась по лестнице вниз. Кажется, свекровь что-то кричала вслед, а может быть, это ей показалось: в ушах стучит кровь, и дыхание похоже на ветер, гуляющий в пустом доме, такое свистящее и громкое… Слишком громкое. Невозможное.

Как она выбежала на дорогу, Анна не вспомнила и потом, когда было время на воспоминания. Просто как-то оказалась прямо перед машиной, остановила ее и села, даже деньги какие-то вручила водителю – только езжайте как можно быстрей, еще быстрей!.. Алька заперлась в ванной, ее дочка, и все, что есть хорошего в этом мире, она отдаст за то, чтобы успеть вовремя. Ее девочка, ее маленькая глупая доченька! Пусть с ней ничего не случится, господи, только – не с ней! Пусть лучше с Анной, она согласна!

…А Георгий тихо и мирно спал, даже когда Анна влетела в квартиру и бешено торкнулась в запертую дверь ванной, не проснулся… Только тогда, когда она закричала у него над головой, истерично вцепилась ему в бок и затрясла его, как куль с мукой, мужчина недовольно заворочался. Потом – недоумевая и уклоняясь от Анниных наскоков – медленно встал, потянулся и даже оделся, хотя Анна плакала и билась в истерике, в кровь искусав себе губы.

Дверь в ванную поддалась с третьего удара. Георгий отстранился, пропустив Анну, и даже не посмотрел в сторону Альки, на ее тонкую руку, безвольно свесившуюся с края ванны, на короткие, взлохмаченные волосы, рыжим пятном пламенеющие на фоне светлой клеенчатой занавески… В тот момент Анна так остро ненавидела этого человека, что почувствовала невольное облегчение, когда он ушел, оставив ее одну с неподвижной, полуголой дочерью, лежащей в холодной воде. Как сломанная кукла: красивая, глаза закрыты, сама вся белая, будто фарфоровая!..

Всхлипнув, Анна прижалась лбом к лицу своей дочки и заплакала, сжимаясь в болезненных спазмах, икая и дрожа от горького отчаяния и ужаса… А потом вдруг ее дыхание прервалось и сердце смолкло, но через мгновение забилось в истеричной пляске – это случилось в тот момент, когда Алька в объятиях матери резко вздохнула и заворочалась. Почувствовав дыхание дочери на своей щеке, Анна расплакалась так, как не плакала никогда в жизни. От счастья, конечно, от счастья!..

* * *

Первый день мая начался серыми тучами и к середине дня прорвался ливнем, дождь не кончался до сумерек, и Анна с Алькой весь день пролежали в постели. Вчера Анна кое-как, с большим трудом, дотянула дочь до дивана, и на это ушли ее последние силы – и физические, и душевные, – да и не хотелось ей оставлять свою девочку одну… Так и заснули вместе и проснулись поздно, в час дня… Умылись, попили кофе, снова легли под одеяло и болтали, просто никак не могли наговориться! Об Анне, которая от страха за Альку чуть не сошла с ума, о Костике, который вчера испортил Альке вечер, о самой Альке, которая взяла да напилась и уснула в ванне, утопив мобильник и едва не захлебнувшись в воде… Им обеим было и стыдно, и хорошо – оттого, что все страхи и волнения остались в прошлом и что можно лежать до вечера в постели, ничего не делая!..

Только вечером, выйдя из комнаты дочери, Анна заметила, что Георгия нет. Он ушел, не оставив записки, и его вещи тоже исчезли… Пройдя по всем комнатам, она не увидела ничего: ни зубной щетки, ни запонок, ни носков с рубашками. Анна долго не верила своим глазам, ей все казалось, что вот-вот дверь откроется и ее жених войдет в квартиру, как ни в чем не бывало, улыбнется ей, сядет рядом, обнимет… Прижмет к себе и шепнет: «Все хорошо, у нас все получится!» Ведь не мог же он уйти от нее просто так, даже не попрощавшись?..

Ложась спать, Анна заметила в изголовье черную коробочку и обрадовалась, вспомнив про подарок Георгия. Однако, открыв футлярчик, она поняла, что ее волшебная сказка кончилась. Кольца в коробочке не оказалось.

Эпилог

– Я первая попросила, маленьким – вне очереди! – Алька потянулась за сосиской, нанизанной на шампур, но Станислав Сергеевич решительно отодвинул девчонку, вручив ей вместо сосиски пучок редиски. Девчонка хмыкнула, но тут же захрустела редиской и рассмеялась. – Ладно-ладно, я подожду… Мам, а правда, тут здорово?..

– Ну конечно, здорово, – Анна улыбнулась дочке и блаженно растянулась на шезлонге.

А ведь и правда – кто бы мог подумать, что ей будет так вот спокойно и хорошо на природе?.. Субботний день, кругом такая тишина, что можно расслышать птичек за три километра от выбранной ими полянки, и этот легкий, усыпляющий шум деревьев действует лучше любого успокоительного. Анна закрыла глаза и вдохнула всей грудью свежий лесной воздух. Нет, все-таки у нее замечательная семья! Спасибо им всем, ее близким людям, за то, что почти силком вытащили ее из города сюда, и, вместо того чтобы рыдать и сходить с ума, она наслаждается покоем и запахами жарящихся на костре сосисок, цветущей сирени, каких-то трав… Над головой чистое небо без единой тучки, и от солнца так тепло и приятно на душе!

– На, мам, это тебе. Мы с бабушкой собирали, а венок я сама сплела. – Алька водрузила на голову подремывающей матери венок из каких-то цветочков. – Сейчас все будет готово, можешь подсаживаться к столу, Стас уже лавки сделал, смотри!

Повернувшись, Анна оценила стол и две скамейки, сооруженные из бревен и досок. Ванесса Николаевна дорезала в салат последний огурец, отряхнула руки, и Станислав Сергеевич сделал приглашающий жест – просим всех к столу! Анна села рядом с Алькой, свекровь с мужем – напротив, и в ту самую секунду, когда Станислав Сергеевич (Алька чуть ли не со дня их знакомства называет его просто Стасом!..) налил ей в пластиковый стаканчик сухое вино, она вдруг почувствовала себя дома… Точно все разом встало на свои места: напряжение последних дней ушло, рассосалось само собой, словно его и вовсе не было, Анна ощутила себя бесконечно счастливой и – свободной! Свободной от страха за дочку, от тоски по мужчине, который так откровенно бросил ее, от своих слез, которых за эту неделю оказалось слишком много!..

Резко стащив с руки дурацкий пластмассовый браслет, Анна с удовольствием расколола его на две части и, размахнувшись, выбросила обе далеко в лес. Нет браслета – нет памяти о том, кто его дарил! Она свободна, свободна, свободна! Она больше не будет плакать, ни за что! С сегодняшнего дня у нее начинается новая жизнь!

Мир опять обрел ясность. Нет больше проблем, она любит и любима, любовь – это ведь не только и не столько мужские руки и поцелуи, это – спокойствие и благополучие в семье! Ее близкие люди здоровы и счастливы – значит, и она счастлива, потому что главное в ее жизни – это дочка и женщина, которую Анна любит, как родную мать, и если им хорошо, разве может быть плохо ей? Конечно же нет! Вот оно, ее счастье, и больше Анне ничего не надо!