Трибунал для судьи

Лукин полез куда-то в стол. Щелкнула фольга таблеточного стандарта, и Игорь Матвеевич поместил круглую шайбу под язык. Наверное, он представил, как члены комиссии из Верховного суда с материалами дела под мышками входят в его кабинет. Тут впору не валидол пользовать, а глушить стакан неразбавленного спирта…

Дождавшись, когда на щеках главного из судей Терновской области вновь появится румянец, я продолжил:

– Дальше – больше. О подлости и мелочности членов комиссии из Верховного суда слагают легенды. Они ведь не успокоятся на достигнутом. Зря, что ли, в такую даль перлись?! И тут, как в сказке про западло, появляется какой-то подонок и сообщает, что в разгар оных событий, очевидно – от горя, кое-кто покупает за средства Гурова автомобиль «Форд» без пробега, пардон муа, по Тернову. И, подкашивая под дурака, добавляет – а еще два особняка мелкие хулиганы из ИВС строят…

– Какие мелкие хулиганы?! – Таблетка, не удержавшись на языке, запрыгала по полированной столешнице. Я загреб ее кляузой Ступицына и протянул Лукину. Тот схватил и метнул ее в урну. – Какие мелкие хулиганы, Струге?!

– Да хулиганов-то нет, конечно! Как вы сразу не поняли! Есть особняки, на которые наткнется комиссия! А о хулиганах ее члены сразу забудут! Тут и без «мелких» гром грянет.

Очки председателя перемещались в пространстве с такой скоростью, что я не поспевал за ними взглядом. В какой-то момент я даже стал бояться, что вскоре стекла вылетят из оправы. А очки-то дорогие, золотые.

– Струге, вы знаете, что я вас никогда не любил.

– Знаю, – заверил я.

– И вы никогда не были членом команды.

– Не был.

– Но всякому упрямству есть предел. Когда человек понимает, что конфликт неизбежен, то он обязательно идет на компромисс.

– Никаких компромиссов. Без жалости и гнева. Закон не любит, когда изо рта судьи капает слюна преданности не ему, а отдельным субъектам.

– Нет проблем, которые не решались бы на моем уровне. Я и есть Закон.

– Ну-у-у… – Я рассмеялся. Не нагло, а смущенно. – Вы как Наполеон излагаете, Игорь Матвеевич! А он плохо кончил. Умер в полном забвении на острове Святой Елены. История любит аналогии.

Лукин устал. Это мне не нужно. Человек он старый, с рваной аурой, штопать которую у него нет времени из-за таких негодяев, как я. Не хватало, чтобы он сейчас замкнулся.

– Тем не менее, я верю в вас. – Лист Ступицына лег на стол перед Лукиным. – Я не хочу, чтобы кто-то рвал вас на части из-за каких-то негодяев.

Лукин поднял на меня глаза.

– А как же показания этих?..

Вот она, беспомощность, помноженная на страх заслуженного наказания! Я улыбался, глядя в эти глаза. Эта пауза была для него хуже всяких проклятий. Я сидел и улыбался. На этот раз уже не натянуто.

– А кто поверит законченным отморозкам? Не вы ли, Игорь Матвеевич, полгода назад в передаче «Открытая студия» убеждали всех в том, что нанесете сокрушительный удар по криминалу справедливостью приговоров ваших судей? Неужто ваш авторитет просядет под этими жалкими обвинениями? Кто поверит в их сказки?

Лукин медленно разорвал лист бумаги. Хорошо, что ты это сделал при мне. Это – как повязаться кровью. Он только что пошел со мной на сделку.

– Но у каждой сказки должен быть свой хеппи-энд.

Я отбарабанил по столешнице спартаковский марш.

После этой фразы Лукин вновь принял прежний вид, готовый «помочь и подсказать».

– Антон Павлович, я полагаю, что позволять вам, с вашим опытом работы, рассматривать дела подсудности мирового судьи – это непозволительная роскошь со стороны Областного суда. В Центральном суде третий месяц пустует ставка федерального судьи… Благо, экзамены вы сдавали совсем недавно, и трехгодичный срок еще не истек. Думаю, Квалификационная коллегия не станет затягивать со сбором документов и отправкой их в Москву. Через два-три месяца Президент подпишет и…

– Я подумаю. – Встав из-за стола, я направился к двери. Разговаривая дальше, я уже не оборачивался. – Рассмотрение дела Гурова и Ступицына – подсудность Областного суда.

– Процессы пройдут на высоком профессиональном уровне, если вы это имеете в виду. С учетом всех отягчающих и смягчающих обстоятельств. Закон прежде всего. Даже не знаю, зачем я вам это говорю. Наверное, из симпатии.

– Это слова настоящего судьи.

– Не берите на себя лишнего, Антон Павлович. Будете рассуждать, когда дослужитесь до моего уровня. А добро – оно всегда победит зло.

Давай, давай, строжься. Это выглядит очень мило. Называется – хорошая мина при плохой игре. А добро… Оно обязательно победит зло. И поставит на колени. И зверски убьет.

Эпилог

Как приятно осознавать, что возлежание на диване в собственной квартире не явится причиной смерти или увечья. Что никто не караулит тебя около подъезда или рядом с дверным глазком. Зайти в подъезд, не оборачиваясь за спину, и нажать на звонок. И встретить не пулю, а поцелуй…

– Антон, что за несчастный случай произошел с нашим дверным глазком? – Саша на кухне мыла посуду. Рядом с ней лежал Рольф и не терял надежду выпросить подачку.

Положив на живот газету, я уставился в потолок.

– Э-э-э… Мальчишки хулиганили. Жалко, что меня дома не было! Уши бы оторвал! А?

– Я говорю – если тебя не было, то откуда ты знаешь, что это проказы мальчишек? И почему моя фиалка из горшка переехала в банку?

– Ей уже не хватало места!

Звон посуды прекратился – Саша шла в комнату. Следом за ней, путаясь под ногами, брел пес. Очевидно, ему очень хотелось посмотреть, как я буду отмазываться. Рухнув по привычке на бок, он громко вздохнул. Причиной тому было переедание.

– Антон, с каких пор ты стал флористом?

Я хотел что-то сказать, но внезапно все мое внимание захватил экран телевизора. Шли «Вести», и специальный корреспондент в Германии увлеченно рассказывал о выставке собак в Дрездене. Мгновенно нажав на пульте кнопку усиления звука, я отключился от всего мирского. На экране сияло улыбающееся лицо Виолетты Штефаниц, и она что-то бойко бормотала по-немецки. Менее всего она сейчас была похожа на несчастного человека. Под ногами девушки тусовались два щенка немецкой овчарки – ровесники Рольфа. А корреспондент переводил:

– Госпожа Штефаниц, по традиции, существующей вот уже много лет, представила на выставке чистокровных кобеля и девочку немецкой овчарки. Элитные щенки от элитных производителей стоят немалых денег. Об истинной стоимости можно только догадываться, поскольку госпожа Штефаниц десять минут назад с задорным смехом отклонила предложение арабского шейха продать Маркуса и Мильен – так зовут щенков – за два миллиона долларов. Анатолий Брюлов, Константин Маслов, «Вести», Дрезден…

Мои пальцы разжались, и пульт скатился на палас. На ватных ногах я дошел до мебельной стенки и среди множества визиток раскопал нужную – именно на ней значился телефон Виолетты Штефаниц в Германии.