Тридцать лет под землей
Шрифт:
Вечером около 9 часов, когда мы, наконец, добрались до бивуака в зале Лепине, то нашли там две палатки, уже поставленные Янссенсом и Эрто, опущенными в течение дня. Пропасть начала заселяться, но, чтобы приступить к выполнению программы по окрашиванию вод потока и рекогносцировке пропасти вширь и вглубь, нужно было дождаться остальных.
Чтобы занять время и закончить обследование зала Лепине, мы с Мереем решили на следующий день пробраться вверх по течению потока, чего раньше еще никто не пытался сделать. Там мы натолкнулись на серьезные трудности: путь нам преграждала целая гора из скал и осыпавшихся со стен колодца обломков породы. Путь на юг, то есть в сторону больших лапье, по-видимому бывших зоной питания подземного потока, нам казался забитым. Тем не
Идя вдоль потока, чтобы проследить его течение, мы подошли к каскаду высотой 4–5 метров. Мне удалось спуститься вдоль стены из разрушенного сланца, но только я очутился среди черноватых, мокрых каменных глыб у подножия водопада, как вдруг услышал за спиной звук падения. Край стены, за который ухватился руками Мерей, обвалился, и он упал.
Как в тяжелом сне смотрел я на этого атлета и гимнаста; упавшего комом, с головой в коленях и ногами, купающимися в потоке. Я подхватил его, оттащил от воды и пытался посадить на камень, но он оставался совершенно инертным, и я с ужасом увидел, что его лицо залито кровью. Кровь текла из рассеченной надбровной дуги. Тело его становилось все тяжелей и тяжелей. Как молния пронеслась в голове мысль о катастрофичности положения: товарищ тяжело ранен, и я знал, что нет возможности вынести его по бесчисленным ходам и сквозь узкие места из этой мышеловки, куда мы с таким трудом и с такой опасностью пролезли, потому что здесь, в этом хаосе, все движется.
Кровь продолжала течь, признаков дыхания я не видел и только чувствовал, что Мерей все больше повисает у меня на руках. Потом все его тело как будто содрогнулось (это заставило меня подумать о самом худшем) и… он пришел в себя.
— Что это тут делается? — сказал он слабым, едва внятным голосом.
Он жив, он даже говорит, слава богу!
Я объяснил, что произошло, и тут сам раненый заметил, как сильно течет кровь. Подняв ослабевшую руку ко лбу, он долго тщательно ощупывает рану.
— Я думаю, что пролома нет, — заключил он со всегдашним спокойствием.
— Тем лучше, тем лучше, — радуюсь я, — но вы еще ошеломлены, отдохните.
И пока он отдыхал и приходил в себя, я его беззастенчиво снял в позе, хорошо передающей его подавлен-нор состояние и отсутствующий вид.
Вспышка магния заставила Мерея подскочить и окончательно его расшевелила. Мы ушли из этого нездорового места и не без усилий добрались до бивуака, за наше отсутствие еще больше пополнившегося людьми. К Янссенсу и Эрто прибавился Третар и один из испанских спелеологов — Ондарра. Все четверо удивились, увидев нас промокшими, оборванными, и с тревогой смотрели на забинтованный лоб Мерея с просочившимся сквозь бинт пятном крови. Через несколько минут мы уже все вместе смотрели на другую, неожиданную сцену..
Мерей, порывшись в своей аптечке, спросил, умеет ли кто-нибудь накладывать скобки. Сконфуженные, мы принуждены были ответить отрицательно. Тогда при свете ацетиленовой лампы, которую держал Янссене, перед маленьким облупленным карманным зеркальцем, которое держал я, врач сам умело и не поморщившись наложил три большие скобки; это можно видеть на киноленте, снимавшейся Эрто на дне пропасти, где зафиксирован также и этот эпизод.
В тот же день Жозе Бидеген — промышленник и член муниципального совета По, футболист, знаток Пиренеев и при случае спелеолог — проделал очень смелый и полезный спуск, принеся некоторые очень нужные нам вещи и, как всегда, продовольствие; в пропасти нужно есть много, чтобы противостоять холоду и сырости. Когда он поднимался, у него случилась серьезная неприятность с тросом, пропилившим каменный выступ и застрявшим в нем. Несколько раз он был в большой опасности, что делает особенно достойной похвалы его
преданность общему делу. К сожалению, мне не пришлось пожать Бидегену руку, потому что его спуск и возвращение произошли в то время, когда мы с Мереем осматривали большой скалистый конус.В понедельник 10 августа к нам присоединился Дельтейль, мой верный соратник по пещерам Лябуиш, Хенн-Морт и многим другим пещерам и пропастям.
Теперь партия «А», как она была названа, собралась в полном составе и могла приступить к выполнению порученной ей тройной задачи: сбросить 40 килограммов флюоресцеина в подземный поток; продолжить разведку пещеры дальше пункта, достигнутого в прошлом году; отыскать и оборудовать места для палаток, чтобы организовать передовой лагерь для головной партии, то есть 70 партии «Б», которая должна была нас сменить и продолжить обследование как можно глубже.
Опыт подкраски воды, объект № 1 рабочего дня, превратился в целую экспедицию. Семь человек (Кастере, Дельтейль, Эрто, Янссене, Мерей, Ондарра, Третар) пересекли, опять заблудившись, зал Элизабет, потом огромный зал Марселя Лубена и погрузились в «Метро» — грандиозный прямолинейный туннель, здесь они остановились в том месте, где поток, выйдя, наконец, из обвальных груд, дальше течет свободно. Именно здесь брошенный флюо-ресцеин немедленно превратил прозрачную воду в красивый флюоресцирующий зеленый поток. Теперь, облегченный и освобожденный от одной обязанности, отряд устремился вниз по течению и не замедлил достигнуть знака, сложенного из камней Мереем и Тазиевым, когда после смерти Лубена они мужественно решили произвести рекогносцировку, несмотря на их крайнее физическое истощение.
Сознание, что отсюда мы шли вперед по девственной почве и что каждый шаг уводил нас в неизвестное, окрылило «гончих» партии — Третара, Эрто и Мерея. Несмотря на ужасающее загромождение чудовищно навороченных глыб, эти три человека уходили все дальше вперед, грозя оставить нас далеко позади и ускользнуть из-под моего контроля. Но и благоразумный Дельтейль, также охваченный приключенческой лихорадкой, начал прибавлять шагу.
Поэтому, оставив арьергард, я должен был бежать в свою очередь, догонять ушедших, уговаривать их, напоминая, что мы должны заниматься разведкой, а не бросаться безрассудно вперед, обгоняя друг друга, и прежде всего не претендовать на достижение дна пропасти.
Наверху, на поверхности, другая партия горела нетерпением спуститься в пропасть; эта партия состояла из Лепине, открывшего пропасть и по праву руководившего передовой партией; затем Теодора, ждавшего три года, чтобы спуститься в пропасть, и, наконец, троих «лионских скаутов», больше всех жаждавших с головой окунуться в приключение.
Какое для всех них будет разочарование, если мы вернемся и объявим, что пропасть прослежена до конца! Мы должны этого избежать во что бы то ни стало.
Мои доводы встретили некоторые возражения — так заразительна и непреодолима исследовательская лихорадка; она владела также и мной, но умерялась моей ответственностью начальника.
Было уже около 18 часов, а я решил, что в 18 часов, что бы ни случилось, мы повернем назад. Возобновили марш вперед и нашли новые горизонты, теряющиеся вдали перспективы, и все время поток, пенясь, пробирался среди дантовского хаоса под колоссальными сводами, настолько высокими, что они были невидимы.
За несколько минут до времени, назначенного для возвращения, мы наткнулись на огромный барьер высотой с шестиэтажный дом, занимавший всю ширину пещеры.
Трудно было представить себе лучшую естественную преграду, чтобы положить конец нашей рекогносцировке, и, кроме того, было ровно 18 часов.
Но, естественно, сейчас же настоятельно и властно встал вопрос: кончается ли здесь полость, или продолжается дальше «Большого Барьера» (как он сразу же был назван).
Однако выяснить, что было по другую его сторону, оказалось нелегким. Идя вдоль узкой полоски воды, Мерей и Дельтейль наткнулись на сифон. Я лично пытался подняться на барьер с правой стороны потока, но попытка окончилась неудачно у подножия непреодолимого нависшего выступа. И только Третару, исключительно ловкому человеку, после опасного карабканья на скалы тоже с правой стороны потока удалось найти слабое место в барьере и взобраться на него.