Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера

Пропьянствовав несколько дней, мужчины принялись за изготовление каноэ из древесной коры и все еще намеревались продолжить путь. Но как раз в это время собрались ассинибойны, кри и другие индейцы этой местности. Они заключили мир с манданами, и те предложили им объединиться для военного похода против племени, которое оджибвеи называют а-гуч-а-нинне. Эти индейцы жили в двух днях пути от деревни манданов, Услышав эту новость, Ваус-со тотчас решил присоединиться к воинам, собравшимся на берегу Маус-Ривер. «Я не желаю, – заявил он, – возвращаться на родину без новых шрамов. Мне не терпится повстречаться с людьми, убившими моих братьев». Пе-шау-ба и Нет-но-ква пытались уговорить его отказаться от своего намерения, но безуспешно. Наконец и сам Пе-шау-ба стал проявлять признаки задора, заразившись азартом своих товарищей. Посовещавшись с ними денек-другой, он заявил старой индианке: «Без Ваус-со я не могу возвратиться в страну оттава. Са-нинг-вуб и Саг-гит-то тоже хотят идти с ним к соседям майданов, и я к ним присоединяюсь. Ждите меня у озера Виннипег, осенью я там буду, да не забудьте запастись бочонком рома, ибо по возвращении меня будет мучить сильная жажда».

Бросив незаконченные каноэ, мужчины ушли, чтобы присоединиться к военному отряду. Ва-ме-гон-э-бью отправился с ними, оставив меня одного с тремя женщинами и тремя детьми. Но военный поход, для которого манданы вербовали себе в помощь людей из самых отдаленных местностей, не состоялся из-за несогласия между отдельными отрядами. Одни участники военного похода были исконными врагами других, что часто приводило к ссорам, и от задуманного предприятия пришлось в конце концов отказаться. А-гуч-а-нинне оставили в покое.

Когда мужчины ушли, мы с Нет-но-квой и всеми оставшимися с нами членами семьи начали собираться в путь к озеру Виннипег. Ни одно каноэ из древесной коры не было закончено, и нам пришлось довольствоваться старой лодкой из лосевых шкур, так как никому не хотелось оставаться дольше на реке Маус-Ривер. Едва мы отошли от фактории, как увидели осетра, по какой-то случайности заплывшего в такое мелководье, что над водой виднелась часть его спины. Я выскочил из каноэ и без особого труда убил рыбу. То был первый пойманный мной осетр, и старая индианка решила по этому поводу отметить Праздник первых плодов (Оскенетахгавин), хотя мы были одни и не могли пригласить гостей для участия в пиршестве.

Устье Ассинибойна – опасное место. Его часто посещают военные отряды сиу, они устраивают здесь засаду и из-за прикрытия стреляют в проплывающих мимо людей. Мы опасались приблизиться к устью до наступления темноты, решив пройти его поздно ночью. Вот почему мы подошли к этому месту уже после полуночи; осторожно, не приближаясь к берегам и стараясь не производить шума, мы вошли в Ред-Ривер. Ночная темнота скрывала от нас берега. Но едва мы оказались на Ред-Ривер, как тишину нарушил крик совы, донесшийся с левого берега Ассинибойна. Тотчас раздался ответный крик с правого берега, а за ним третий – уже с берега реки Ред-Ривер против устья. Нет-но-ква чуть слышно прошептала мне: «Нас заметили» – и приказала грести как можно тише. Мы послушно выполнили ее указание и гребли очень осторожно, стараясь держаться посередине реки. Я сидел на носу, почти не высовывая головы, и внимательно смотрел на поверхность воды, чтобы вовремя заметить приближающееся каноэ или другой предмет. Вдруг я увидел легкую рябь на воде, а затем что-то темное и низкое. Мне показалось, что это голова мужчины, осторожно плывшего нам наперерез. Я обратил на это внимание матери, и мы тотчас решили, что человека в воде нужно догнать и, если удастся, убить. Мать подала мне тяжелое копье, которым бьют осетров, и мы устремились в погоню. Но гусь (так как это был гусь с целым выводком птенцов) испугался и улетел. Когда мы поняли свою ошибку, страх наш ослабел, однако мы еще не отваживались повернуть лодку и продолжить путешествие. В ту ночь я рассердился на женщин за их беспричинный страх, но теперь я не совсем уверен, действительно ли нас напугали совы, а не воины сиу. Мы прошли несколько миль назад по той же реке, чтобы дождаться торговцев, которые на десять дней позже нас должны были отправиться на Ред-Ривер. Здесь мы наловили много молодых гусей, лебедей и уток. Мне удалось убить своего первого лося, что дало повод устроить еще один большой пир, на котором и на этот раз никого не было, кроме членов нашей семьи.

Торговцы прибыли в тот день, когда их ждали, и мы отправились с ними к фактории на озере Виннипег, где прожили около двух месяцев. Позднее они пустились в обратный путь на Ассинибойн, а мы сопровождали их в купленном нами каноэ из древесной коры. Для оплаты товаров белых торговцев у нас было много бобровых шкурок, а Нет-но-ква не забыла наказа Пе-шау-бы и везла с собой боченок рома. Бочонок вмещал примерно шесть галлонов, и за каждую кварту мы отдали по шести бобровых шкурок. Много шкурок добыл я сам. Только за один месяц я поймал 100 бобров, но их настоящей цены еще не знал.

Глава IV Охота на лося. – Охота на бобров и бизонов. – Как опасно убивать бизонью матку. – Индейцы, живущие у водопадов. – Возвращение к озеру Рейни-Лейк. – Болотная река и волок у нее. – Река и озеро Бегвионуско. – Честность и порядочность индейцев. – Гостеприимство. – Голод. – Ред-Ривер. – Потеря мехов. – Алчность торговцев «Северо-Западной компании». – Беда, постигшая нас после потери мехов.

У реки Ассинибойн, примерно в двух-трех днях пути вверх по течению от волока Прерий, есть место, носящее название Ке-нью-кау-неше-вай-боант (Где они сбрасывают серого орла); индейцы часто там останавливаются. Проплывая мимо, мы увидели несколько воткнутых в землю небольших палочек с прикрепленными к ним кусочками бересты; на бересте были нацарапаны изображения медведей и других животных [55] . Нет-но-ква тотчас узнала тотемы Пе-шау-бы, Ваус-со и их спутников. Несомненно, свои знаки они поставили на этом перекрестке, чтобы дать нам понять, что Пе-шау-ба был здесь и приглашал следовать за ним. Поэтому мы расстались с торговцами, пошли в направлении, указанном Пе-шау-бой, и в двух днях пути от реки встретились со старым вождем и его товарищами. Возвратившись из неудавшегося военного похода к фактории на реке Маус-Ривер, они доделали брошенные там каноэ и поплыли вниз к местности Ке-нью-кау-неше-вай-боант. Здесь они решили задержаться, зная, что эти края богаты дичью. В их лагере мы нашли большие запасы дичи; кроме того, они добыли много бобров. Но в этой местности в изобилии водились также лоси, у которых как раз наступил период течки. Помнится, Пе-шау-ба послал меня как-то вместе с двумя молодыми женщинами за мясом убитого им поблизости лося. Животное было крупным и жирным, так что женщины решили остаться у туши и провялить мясо, прежде чем отнести его в лагерь. Я же взвалил на спину часть свежего мяса и пошел обратно. У меня было с собой ружье и, обнаружив множество лосей, я зарядил его, спрятался в кустах и начал подражать мычанию самки. Огромный лось незамедлил примчаться прямо к тому месту, где я притаился; он бежал так стремительно, что я даже испугался, как бы он меня не смял. Я бросил свой груз и пустился наутек. Увидев меня, лось повернул назад и побежал в противоположном направлении.

55

Подобные палочки с нацарапанными на них изображениями или только с надрезами играют очень важную роль в жизни индейцев как единственно доступный для них способ передать важное сообщение или просить о помощи в случае болезни или другого несчастья. Обычай обязывает индейца, увидевшего такой знак, тотчас оказать помощь, даже если о ней просит враг. Если он нарушит обычай, его никто не поддержит в несчастье. – Прим. ред.

Вспомнив о том, что индейцы поднимут меня на смех, если узнают об этом приключении, я твердо решил сделать еще одну попытку и на сей раз не поддаваться страху за собственную шкуру, чтобы добиться удачи. Итак, я снова спрятался, выбрав место поудобнее, и несколько раз повторил свой призывный крик, пока не явился другой самец, которого я и убил. Все это заняло большую часть дня, и я спохватился, что пора возвращаться домой.

Между тем мое длительное отсутствие встревожило старую индианку, и она послала Ва-ме-гон-э-бью на поиски. Тот увидел меня, когда я выходил из леса в открытую прерию. На брате была черная накидка, и, заметив меня, он натянул ее на голову, чтобы походить на медведя. Сначала я принял его за обычного черного медведя и хотел прицелиться. Но меня удержало от выстрела то соображение, что зверь тоже должен был меня заметить, а я знал, что обычный медведь убегает при виде человека. Этот же продолжал идти прямо на меня, из чего я заключил, что встретился с гризли. Тогда я повернул назад и пустился наутек. Но чем быстрее я бежал, тем быстрее, как мне казалось, он нагонял меня. Несмотря на сильный испуг, я все же вспомнил совет Пе-шау-бы ни в коем случае не стрелять в гризли, если поблизости нет дерева, на которое можно было бы взобраться. Кроме того, охотник, преследуемый гризли, должен стрелять в него только на очень близком расстоянии. Я трижды оборачивался и поднимал ружье для выстрела, но, считая, что медведь еще слишком далеко, продолжал свой бег. Должно быть, у меня от страха в глазах потемнело, иначе я увидел бы, что это не медведь. Наконец мне удалось благодаря быстрому бегу вырваться на тропинку, ведущую к палатке. Тут я пустился во весь дух и вдруг услышал голос Ва-ме-гон-э-бью. Напрасно я, оглядываясь, искал медведя. Наконец ему удалось убедить меня, что это он подшутил надо мной, изображая зверя с помощью старой черной накидки. Придя домой, мы рассказали о случившемся старикам, которые отругали Ва-ме-гон-э-бью. Мать сказала, что если бы я застрелил его, обманутый маскировкой, то по законам индейцев мой поступок не считался бы преступлением.

Мы прожили здесь еще некоторое время, промышляя бобров, которых убивали в большом количестве. Когда же лед стал слишком толстым, мы переселились в прерию для охоты на бизонов. Как только снег затвердел, мужчины заявили, что оставят меня с женщинами, а сами пойдут к озеру Прозрачной Воды, чтобы изготовить там каноэ, и по пути будут промышлять бобров. Но, прежде чем отправиться в путь, они обещали обеспечить нас дичью, чтобы мы не голодали во время их отсутствия. Ваус-со, который был искусным охотником, ушел на промысел и застрелил одного бизона. А ночью мороз покрепчал и поднялся сильный ветер; бизоны, спасаясь от непогоды, укрылись в лесах, окружавших наш лагерь. Рано утром Нет-но-ква разбудила нас и сообщила, что недалеко от нашей палатки пасется большое стадо. Пе-шау-ба вместе с Ваус-со, Ва-ме-гон-э-бью, Са-нинг-вубом и Саг-гит-то подползли к стаду и разместились так, что почти его окружили. Мне они не позволили участвовать в охоте и начали смеяться, увидев, что я тоже заряжаю ружье. Но старая Нет-но-ква, всегда принимавшая мою сторону, дала охотникам уйти и повела меня к одному месту вблизи лагеря, где, как подсказывал ей опыт, стадо должно было прорваться. Индейцы открыли стрельбу, но не убили ни одного бизона. Стадо пронеслось мимо того места, где я стоял, и мне посчастливилось, к большой радости матери, первый раз в жизни подстрелить крупную самку.

Вскоре после этого индейцы, настреляв довольно много бизонов, тронулись в путь. Мы остались вшестером: старуха, одна из молодых женщин, я и трое детей. Кроме меня, не было никого, кто мог бы добывать пищу, а я был тогда еще очень молод. Мы навялили порядочное количество мяса, оставленного нам индейцами, и это некоторое время поддерживало наши силы. Вскоре я понял, что в состоянии сам охотиться на бизонов, и мы еще долго не нуждались в пище. Однажды на меня напала раненая старая самка, хотя у нее и не было теленка. Нападение было столь стремительным, что я едва успел спастись, забравшись на дерево. Ее привела в ярость не столько полученная рана, сколько преследование собак. Самка бизона, по-моему, очень редко нападает на человека, она отваживается на это только в тех случаях, когда собаки слишком ей досаждают.

Этой весной мы варили кленовый сахар в 10 милях к северу от форта на берегу Маус-Ривер. Там я едва не попал в беду, когда лед начал таять. С наступлением тепла бобры начали выползать на лед из полыньей, а иногда выходили на сушу. Обычно я подстерегал бобров, лежа у какой-нибудь полыньи, и стрелял в них, как только они выныривали на поверхность. Однажды не успел я добыть таким способом одного зверька, как лед подо мной проломился. Лыжи запутались в ветках, скрытых подо льдом, и тянули меня вниз; с величайшим трудом удалось мне выбраться из воды. Бизонов было там так много, что я зачастую убивал их стрелой, хотя охотился пешим и без других помощников, кроме хорошо выученных и привычных к охоте собак.

Когда листья на деревьях начали распускаться, Пе-шау-ба и его спутники вернулись к нам на своих каноэ из древесной коры и привезли много бобровых шкурок и других ценных мехов. Старая Нет-но-ква хотела во чтобы то ни стало возвратиться на озеро Гурон, и ее поддерживал Пе-шау-ба. Но Ваус-со и Са-нинг-вуб не желали туда идти, а Пе-шау-ба не решался расстаться с ними. Саг-гит-то последнее время очень мучился от большого нарыва на животе, образовавшегося около пупка. Пропьянствовав несколько дней подряд, он почувствовал страшную боль, и нарыв наконец прорвался. Тогда Пе-шау-ба сказал старухе: «Неладно это будет, если Саг-гит-то умрет здесь, вдали от друзей, ясно, что долго он не проживет, и я считаю самым лучшим, чтобы ты, забрав детей, возвратилась с ним на озеро Гурон. Быть может, вам удастся добраться до перекатов (водопада Со-Сент-Мари), прежде чем умрет Саг-гит-то». И по совету Пе-шау-бы наша семья разделилась. Старый вождь, Ваус-со и Са-нинг-вуб остались на месте, а Нет-но-ква и две других женщины, Саг-гит-то, Ва-ме-гон-э-бью, я, маленькая девочка, купленная старухой, и еще трое детей отправились к озеру Гурон. Маленькую девочку, родившуюся в стране боветиговенин-невугов (индейцев с водопада) Нет-но-ква перекупила у отряда оджибвеев, выступившего в военный поход. Индейцы с водопада живут вблизи Скалистых гор и охотятся обычно вместе с племенем «черноногих». Язык у них отличный от того, на котором говорят сиу и оджибвеи. Последние, как и индейцы кри, больше дружат с «черноногими», чем с индейцами с водопада. Боветигской девочке было тогда 10 лет; находясь среди оджибвеев, она выучила их язык.